ПравдаБеслана.ру

Четвертое судебное заседание Верховного Суда Северной Осетии

2 июня 2005 года

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— Судебное заседание по делу Кулаева Нурпаши Абургкашевича продолжается. Он обвиняется по статьями 209 ч.2, 205 ч.3, 30 ч.3, 206 ч.3, 105 ч.2 пунктами: а, в, д, е, ж, з; 30 ч.3, 105 ч.2, пунктами: а, в, д, е, ж; 317, 223 ч.3 Уголовного кодекса Российской Федерации.

Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:

— На прошлом судебном заседании Кулаев был допрошен, мы слышали его показания. И между теми показаниями, которые он дал на судебном заседании и его показаниями, которые он дал на предварительном следствии, имеются существенные противоречия. Поэтому, в соответствии со статьей 276 ч.1 УПК РФ эти противоречия должны быть устранены путем оглашения на судебном заседании его показаний, которые он дал на предварительном следствии и будем задавать ему вопросы, чтоб устранить эти противоречия. Поэтому я прошу дать возможность нам устранить противоречия, задать ему вопросы по материалам предварительного следствия, именно по протоколам его допроса. И огласить эти протоколы на судебном заседании.

— Кулаев, Вы поняли прокурора?

Нурпаша Кулаев:

— Да.

— Ваше мнение по поводу ходатайства? Вы поняли вопрос, который я задал Вам?

— Я не понял.

— Вы не поняли ходатайство?

— Нет.

— Мнение потерпевших? Поддерживаете ходатайство прокурора?

Голоса из зала:

— Да.

— Суд постановляет ходатайство прокурора об устранении показаний подсудимого удовлетворить. Пожалуйста.

Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:

— Прежде всего хочу вопросы задать. Кулаев, скажите пожалуйста, перед тем, как дать показания следователю, он выяснял у Вас желание дать эти показания?

— Да.

— Выяснялся ли вопрос о Вашем самочувствии, как вы себя чувствуете?

— Да.

— Выяснялся ли вопрос, нуждаетесь ли Вы в переводчике?

— Да.

— Перед каждым допросом?

— Да.

— На эти вопросы он, собственно говоря, он правильно ответил. Потому, что я хочу обратить внимание суда, лист дела 10, его показания, это протокол его допроса, часть. Листы дела 10, 16 Том 94 Протокол допроса его в качестве подозреваемого от 4 сентября 2004 года. Он был допрошен следователем следственного управления Калиным. И по поводу, по существу, он пояснил, что желает добровольно дать показания о случившемся. Никакого физического или психологического давления на него не оказывается. Чувствует себя хорошо. В услугах переводчика не нуждается. "Мне разъяснено, что в случае моего желания дать показания, они могут быть использованы в качестве доказательств даже в случае моего дальнейшего отказа от них." Кулаев, вот правильно это записано?

— Правильно, но переводчика с первого дня я сказал. Без переводчика будут ошибки.

— Кулаев, в Ваших дальнейших протоколах допроса я буду обращать внимание суда, Вы тоже так же говорите, что в услугах переводника Вы не нуждаетесь. И сейчас Вы очень хорошо изъясняетесь и отвечаете на вопросы. Вы сказали, что перед каждым допросом выяснялся этот вопрос, желаете ли вы иметь переводчика. И Вы отвечали, что Вы не желаете, правильно?

— Я не сказал, не желаю. Я с первого дня говорил, без переводчика я не могу.

— Следующий вопрос такой, скажите пожалуйста, когда Вам выдали автомат и патроны?

— В школе выдали.

— Значит, в связи с этим его заявлением я хочу в этом же протоколе его допроса привести Дело 14, он дает следующие показания: "Полковник дал указание людям не давать ни еды, ни питья, для того, чтобы Федеральные власти быстро решали вопрос вывода войск. В первый же день при обстреле был ранен один боевик. После этого один из боевиков мне выдал автомат системы Калашникова и 4 рожка с патронами. Полковник сказал, чтобы я не паниковал и стрелял в сотрудников правоохранительных органов." Правильно это?

— Я не сказал это. Мне автомат дали, я сказал, рожки дали. Но я не сказал, стрелять.

— Полковник не сказал Вам стрелять?

— Полковник мне не сказал никуда стрелять.

— А зачем Вам выдали автомат?

— Чтоб никто другие не взяли.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— Кулаев, отвечайте внятно и четко.

— Нурпаша кулаев:

— Этих двоих когда ранили, то мне не Полковник дал автомат, ингуш дал автомат. Сказал, этот автомат лежит, никому не давай.

Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:

— А как расценивать Ваши показания вот эти, где Вы говорите, что выдали Вам автомат и полковник сказал стрелять в работников правоохранительных органов? Как расценивать эти показания?

— Я не знаю, что они писали. Но это не сказал, я это знаю.

— Но под каждым листом стоит ваша подпись. Вы подписывали эти показания после того как Вы их прочли?

— Я подписывал. Я ни одну бумагу не читал. Мне сказали подписать, я подписал.

— Протоколы подписывали?

— Я подписывал, но сказали подписывай. Я подписывал.

— До того, как подписать Вы читали?

— Я не читал.

— Почему не читали?

— Я не знаю на русском языке.

— С момента Вашего задержания, Вам был предоставлен адвокат. В присутствии адвоката Вы всегда допрашивались?

— Нет. 3 раза всего за 5 месяцев, по-моему, он был.

— Но здесь, Вас допрашивают в присутствии адвоката. Подписываете протокол Вы и Ваш адвокат. После того, как он был Вами лично прочитан. И Вы пишите, что лично прочитан в конце протокола. Что Вы можете сейчас сказать?

— За эти месяцы я два раза всего адвоката своего видел. Куда мне сказали подпиши, я туда подписал.

— Скажите, кто Вам сказал, что Вы будете участвовать в нападении?

— Мне не сказали участвовать в нападении.

— Кто сказал?

— Никто мне сказал, участвовать будем в нападении.

— Значит, в связи с этим вопросом я хочу огласить протокол допроса подозреваемого Кулаева от 6 сентября 2004 года в этом же томе 94 на листах дела 23-30, и вот в частности на листе 27 он говорит, что в лесу он пообщался с боевиками, брат его: "Сказал мне, что мы будем участвовать в нападении, но на какой объект не сказал. Он, вроде, сказал, что будем нападать на пост. Брат с другими разглядывал карту. Полковник указал объект, который подлежит нападению. Мне сразу выдали автомат системы Калашникова и 4 рожка патронов. Автомат был без подствольника с пластмассовым прикладом черного цвета. В школе я производил выстрелы из автомата через окно, но не прицельно. А в дальнейшем, я бросил свой автомат в коридоре, возле спортзала." Давали такие показания?

— Я давал эти показания в первый день мне говорили, так ты будешь говорить. Я эти показания не сам давал.

— Значит, эти показания давал.

— Правильно отражено в этих показаниях, что Вам дали автомат еще в лесу?

— Мне ничего не дали. Мне сказали, в первый день били, сказали так сказать.

— И что там, в лесу, вам брат сказал, что Вы будете принимать участие в нападении.

— Он не сказал, мы участвовать будем. Он сказал, мы сейчас куда-то поедем, нас на дороге оставят. Когда обратно будут ехать, нас отпустят потом. Он мне так сказал.

— У меня следующий вопрос. Вы видели, как расположены были взрывные устройства в зале спортивном? Где они лежали, висели, стояли? Видели Вы?

— Я видел, но все не видел.

— Но Вы говорили на прошлом судебном заседании, что когда начали минировать, Вы ушли из зала. Вас Полковник вывел и послал в столовую. А вот, если Вы говорите, видели, то Вы впоследствии заходили в этот зал?

— Я не заходил.

— А как Вы могли в столовой видеть, как расположены, где находятся эти взрывные устройства.

— Я сказал, я смотрел, видел их. Я не зашел в спортзал. Просто смотрел там.

— Откуда Вы смотрели?

— Где коридор, заходит там смотрел.

— Через коридор просматривается, где находятся взрывные устройства в спортзале?

— Я не через коридор. Я, где в спортзале дверь, оттуда я смотрел.

— Но Вы где стояли, что Вы видели, как расположены эти взрывные устройства? Где Вы находились?

— Где заходят. Вход в спортзал школы. Где эта дверь стоял.

— У дверей в спортзал?

— Да.

— Сколько времени вы стояли, что Вы видели. Как расположены эти взрывные устройства?

— Минуты 2 смотрел и ушел.

— Всего лишь минуты 2 стояли у двери?

— Да. 2-3 минуты.

— И Вы видели, да?

— Да.

— В связи с этим его заявлением, этот же протокол его допроса, только Дело 29. он говорит, что взрывные устройства в зале висели на проволоке, которая была протянута вдоль зала, лежали на полу, среди заложников, взрывчатка была замотана скотчем. И отмучат места, как они лежали. Чтобы рассмотреть, где лежали, где висели – это нужно находиться там в зале. Сколько ж времени Вы там находились, что Вы хорошо рассмотрели, что они были и подвешены и положены между заложниками? Кулаев, скажите?

— Я там не находился. Я в спортзал вообще не зашел, я говорил, я смотрел, там на полу была взрывчатка. 2 больших я видел там на полу. Повешена там была взрывчатка. Там не надо столько времени, чтоб рассмотреть, где находится взрывчатка.

— Такой вопрос. Скажите пожалуйста, вот в лагере боевиков Вам выдавали обмундирование?

— Не давали нам одежду там.

— Вот в связи с этим его заявлением, что там не давали ему одежду, я хочу огласить протокол его допроса Дело 94103 Тома 94 от 10 сентября 2004 года. И в частности лист 96, где он там говорит в самом начале, что желает добровольно дать показания, никакого физического или психического давления на него не оказывается, чувствует он себя хорошо и в услугах переводчика не нуждается. В этом же протоколе допроса он признает свою вину в следующем: "Вину признаю в бандитизме, захвате заложников, незаконном приобретении, хранении, ношении, перевозке огнестрельного оружия и боеприпасов я признаю полностью. Свою вину в терроризме я признал частично, так как в составе банды никого не убивал и ничего не взрывал. " Свою вину в хищении оружия, боеприпасов у сотрудников милиции он также не признал. Кулаев, правильно записано, в чем вы признавали свою вину.

— Я свою вину никакую не признавал. Куда мне сказал адвокат, подпиши, туда я подписал. Даже частично, не знаю как там сказали.

— А здесь написано, что вы признавали свою вину частично.

— Я даже не знаю, что такое это частично. Адвокат сказал.

— На листе Дела 97, относительно того, где давали обмундирование или нет, он говорит следующее: "В лагере боевиков я видел сумки с боеприпасами." Это ящика, да, Кулаев, с боеприпасами?

— Да. Железные ящики.

— "А также 4 автомата в дополнение к тем, которые были у каждого боевика. 1 из этих автоматов был учебный. Из разговоров я понял, что эти автоматы привез водитель ВАЗ-2110. Полковник дал кому-то команду показать мне, Исламу и Маирбеку, как почистить оружие. Мы сами взяли по автомату, которые лежали в лагере. После этого мне дали 4 магазина. Сейчас я не помню, кто конкретно мне давал магазины. Я сам снарядил их патронами. Исламу выдали 4 магазина, которые он снарядил патронами. А Маирбеку 3 магазина, которые он тоже снарядил патронами. Ханпашу дали пистолет ПМ. Нам выдали разгрузки для автоматных магазинов и по одной шерстяной маске зеленого цвета." Правильно эти показания Ваши?

— Маски они дали, это правильно. Ханпашу они пистолет дали. Но нам они оружие не дали.

— Но откуда взял следователь маски? С ваших слов.

— Маски давали, но оружие они не давали. Там лежали автоматы, я давал показания. Маски всем они выдали.

— А зачем вам дали маски, зачем Вам безоружному скрывать свое лицо?

— Я не знаю. Они сперва сказали, чтоб меня там никто не узнал из боевиков. Брат так сказал.

— Чтоб не узнали боевиков.

— Боевики чтоб нас не узнали.

— Кулаев, как Вы представляете боевика в маске и без оружия? Это боевик?

— Я не говорю, боевик.

— Боевик в маске и с оружием должен быть, правильно? Почему Вам дали маску, а оружие, Вы говорите, не дали?

— Маски нам дали, чтоб никто нас не узнал из боевиков.

— В этом же протоколе, я хочу огласить, на листе Дела 98 следующие показания: "1 сентября 2004 года еще затемно мы сели в машину ГАЗ-66 и поехали. Мы долго ездили. Оружие у нас было, у каждого свое." Правильно это записано? Что у вас было свое оружие.

— У нас не было своего оружия. У нас 4 никакого оружия не было. Только Ханпашу они пистолет дали.

— Это его был? У вашего брата, да?

— Нет, кто-то ему дал из них. Я не знаю, кто дал.

— А у тех боевиков, которые были с оружием, это их оружие было? Личное?

— Я не знаю. Я в руках видел.

— У каждого оружие, оно им принадлежало или кому? Они у кого-то получали это оружие?

— Я не знаю. У них в руках я это оружие видел.

— Вот Вы на следствии говорите, что оружие было у каждого свое.

— В руках было. Я, у каждого свое, не свое, не сказал.

— Скажите пожалуйста, такой вопрос к Вам. Сколько групп боевиков приехало туда, в школу?

— На машине, 1 машина была. Я не видел больше.

— Других машин не было?

— Я не видел там другие машины, но я знаю, я сидел на 66 там. Больше я не видел машин там.

— В связи с этим его заявлением и вопросом одной из потерпевших, я хочу в ответ привести Дело 100, его показания по протоколу допроса, он говорит, что когда заводили людей, один из боевиков через окно проник в школу и сказал, что одного из недавно прибывших боевиков убили, и его труп он опознал под №7. то есть, я хочу спросить его, скажите Кулаев, вот Вы говорите: "одного из недавно прибывших боевиков". Я поэтому не случайно задала вам вопрос, сколько групп боевиков прибыло. Судя по этим Вашим показаниям, другая группа раньше прибыла, или как? Недавно прибывшие, значит, были и раньше прибывшие?

— Я в школе не сказал. На базе. Из окна он сказал, одного из наших убили боевиков. Потом его кто-то спрашивал, кого? Он сказал, кто-то новый, который пришел на базу с ингушами.

— Вы имели ввиду из недавно прибывших в группу, да? В банду?

— Он так сказал, с ингушами который приехал.

— Значит, убили одного кого-то, из новых, кто прибыл в банду. Вы это имели ввиду?

— Я сказал, там его когда спрашивали, я слышал, он сказал нашего одного убили, который новый, который пришел туда, на базу.

— Вот теперь понятно. Следующий вопрос к нему. Те боевики, которые стояли на кнопках, для чего им нужны были противогазы?

— Я не знаю. Одного я видел в противогазе.

— Вы можете объяснить, зачем?

— Я видел одного в противогазе, рядом лежал там. Я не знаю, может, если газ пустят.

— Вот теперь Вы правильно отвечаете. Значит, вы готовились к тому, что если газы пропустят. Это имеется ввиду при штурме?

— До этого там сказали. Я не знаю, для чего.

— Значит, чтоб обезопасить себя на случай, если будут пущены газы, да?

— Не знаю. Но там лежали. Я так видел, противогазы.

Заместитель прокурора РСО-Алании Аслан Черчесов:

— Исходя из данных Вами на предварительном следствии показаний, какое у Вас сложилось впечатление, знал ли Хучбаров, так называемый Полковник, Аушева. Были они ранее знакомы?

— Я не знаю. Когда они зашли, они поздоровались. Я не слышал, о чем они говорили.

— Но впечатление какое сложилось у Вас?

— Я не могу сказать. Они поздоровались. Я не знаю, знакомы они, не знакомы?

— По выражению лица можно же было догадаться.

— Они же далеко стояли. Я не видел и не слышал, что говорили там они. Я слышал, что они говорили, когда они ходили. А больше ничего не слышал.

— Вы видели, как они здороваются?

— Здоровались, я видел. Но не знаю, знакомы они, не знакомы.

— Но как здоровались? За руку или обнимались? Как здоровались?

— За руку, обнимались, так здоровались.

— Как?

— За руку, они здоровались там.

— Вы ж говорили, что они и обнимались.

— Я говорю, за руку они здоровались, обнимались. Я сказал сейчас.

Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:

— Кулаев, скажите пожалуйста, как Вы стреляли из автомата, находясь в здании школы?

— Я там ни разу не стрелял.

— В связи с этим его заявлением, тот же протокол на листе Дела 101, в его показаниях имеются следующие слова: "Сам я из своего автомата стрелял сразу после захвата школы. Я произвел примерно 7 выстрелов. В людей и в сотрудников правоохранительных органов я не стрелял." Вот такие показания дал. Следующий вопрос у меня такой. В вашем присутствии состоялся разговор между Хучбаровым и другими участниками банды о том, что планировались и другие нападения на города Северного Кавказа?

— Я слышал это на базе.

— Скажите, между кем и кем состоялся этот разговор, что планировались другие нападения?

— Это Полковник и Абуради говорили друг с другом.

— И Вы слышали, да?

— На какие города планировались нападения?

— Он сказал: Грозный, Назрань, Осетия.

— Осетия, какой конкретно город?

— Владикавказ он сказал.

— На какое время планировались все эти нападения?

— я не помню. В ноябре, по-моему. Или в октябре.

— Я хочу огласить протокол его допроса Дела 138145 от 10 октября 2004 года. На листе дела 139 такие показания: "В это время боевик по кличке Полковник разговаривал со своими боевиками. Он сказал им, что сейчас планируется операция, после этой операции, когда все утихнет, у него уже есть план следующей операции. Это нападение одновременно на 3 города: Грозный, Назрань и Владикавказ. Данная операция запланирована на ноябрь месяц 2004 года. В городах Владикавказ и Назрань будет совершено нападение на ОМОН, в городе Грозном будет совершено нападение на комендатуру 6 отдела. Также боевик по кличке Полковник говорил, что у боевиков уже готов грузовой автомобиль ГАЗ-53, начиненный взрывчаткой. Полковник считал, что целесообразно использовать этот автомобиль либо в городе Владикавказе, либо в городе Назрани. Так как, в городе Грозном использование этого автомобиля будет затруднительно. Также Полковник сказал, что готовится еще одна такая же машина. Таким образом, в предстоящей террористический акции в двух из выше названных городах будут использованы автомобили со взрывчаткой. В городе розном будет, скорее всего, совершено, вооруженное нападение на комендатуру 6 отдела. Также хочу дополнить, что в людей и сотрудников правоохранительных органов во время захвата школы №1 я не стрелял." Кулаев, вот эти показания Ваши правильные?

— Я давал их.

— Ну, хоть одни подтвердил. Такой еще вопрос. Скажите пожалуйста, почему Ваш брат договаривался с кем-то Вас убить?

— Чтоб живым не оставить.

— Вы сами слышали этот разговор?

— Я сам слышал.

— Между вашим братом и еще кем состоялся этот разговор?

— Я имя не знаю его. Один боевик с ним был.

— А кличка его какая?

— Кличку я не знаю. На фотографии я знаю.

— Почему брат боялся оставить Вас в живых?

— Приказ давали ему. Ему Полковник сказал так. Он сказал, я сам не буду его убивать. Делайте что хотите.

— Я не имею вопросов к нему, Ваша Честь.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— Переходим к допросу потерпевших. Пожалуйста, огласите список.

Секретарь:

— На судебное заседание прибыли потерпевшие: Даурова Залина, Течиева Рита Хамицева Альма, Дудиева Сусанна, Хаблиева Света, Дзгоева Люда, Гергиева Залина, Сидакова Рита, Маргиева Светлана, Урманова Лида, Александра Смирнова, Бердикова Заира.

— Назовите фамилию, имя, отчество.

Потерпевшая:

— Даурова Залина Зелимхановна.

— Год рождения?

— 64.

— Место рождения?

— Беслан.

— Место жительства, где работаете?

— В Беслане я работаю.

— Вы предупреждаетесь об ответственности за дачу ложных показаний и за отказ от дачи показаний, в соответствии со статьями 307, 308 УПК РФ. Пожалуйста, распишитесь у секретаря.

Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:

— Потерпевшая, первое: допрашивать Вас будем мы, сторона обвинения. Мы просим Вас ответить на те вопросы, которые прежде всего нам необходимо выяснить. А потом, если Вы будете желать еще что-то дополнить, с разрешения председательствующего, Вы можете дополнить. Скажите пожалуйста, Вы видите подсудимого, вы ранее когда-либо с ним встречались?

— Нет.

— Отношений никаких не было?

— Нет

— Где Вы проживали?

— Во время теракта я находилась не в зале.

— Нет, проживали Вы где?

— Плиева, 6, кв.7.

— В городе Беслане?

— Да.

— Скажите пожалуйста, сосав вашей семьи какой?

— Отец, мама, сын и я.

— На момент нападения банды на школу, кто из Ваших членов семьи оказался в школе?

— Мама моя и мальчик мой.

— Назовите пожалуйста, фамилию, имя, отчество вашей мамы.

— Даурова Зина Николаевна.

— Сколько ей лет было?

— 35 года рождения.

— Теперь назовите фамилию, имя сына.

— Бугулов Сослан Владимирович, 95 года рождения.

— Ученик какого класса он был?

— В третий класс перешел.

— На тот момент пошел в третий, да?

— Скажите, как оказалась мама с мальчиком там в школе?

— Она его повела в школу.

— Какого числа?

— 1 сентября 2004 года мама повела моего мальчика в школу.

— Вы где были в это время?

— Я была в Израиле.

— Что Вам стало известно о случившемся с этой школой? И откуда Вы узнали?

— Где-то первый раз я позвонила, это было с семи до пол восьмого.

— Утра или вечера?

— Утра. Я спросила, идут ли они в школу или нет? Они сказали, идут, уже одеваются и идут. Потом я перезвонила через некоторое время, я сказала, пусть он идет один. Ну, он сам просил так, пусть бабушка не идет, я один пойду. Но почему-то в последний момент мама передумала, сказала, я не отпускаю его одного. Минут без 5 9 – это последний раз, когда я с ними разговаривала.

— А что нападение совершено на школу, когда Вы узнали?

— В пол десятого, там рядом со мной еще одна осетинка работала в семье, она позвонила домой сыну, и сын сказал, что захватили первую школу. Я стала звонить...

— Минуточку. Это Ваша, ну как скажем, землячка, да? А как ее фамилия?

— Дзуцева Мадина.

— Она точно не знала, говорила 1, 6 школу.

— А Вы знали, что Ваш сын идет в первую школу?

— Знала, конечно.

— Скажите пожалуйста, кто из Ваших членов семьи, что с ними случилось в процессе этого захвата? Были ранены или погибли?

— Мама погибла, мальчик погиб.

— Скажите, гибелью Вашей матери и Вашего сына Вам причинен моральный вред?

— Конечно, причинен.

— Материальный вред? Вы понесли расходы на погребение.

— Материальный меня не волнует.

— Я понимаю. Но мы должны выяснить, понимаете, для протокола судебного заседания. А моральный вред, Вы вправе заявить требование о возмещение Вам морального вреда?

— А кому заявлять.

— Это Вы будете обращаться к суду. Требования о моральном и материальном вреде должны быть записаны в протоколе судебного заседания. Это Вам потом поможет. И потом это будет звучать в приговоре, понимаете? Ваши требования будут изложены. И потом вы возьмете приговор и будете обращаться к тому, к кому Вы считаете нужным. Понимаете? Поэтому я и выясняю эти вопросы. Какой моральный и материальный ущерб Вам был причинен.

— Я хочу только знать правду и больше ничего.

— Нет, ну это другой вопрос, понимаете. Вот давайте вначале разберемся и с моральным и с материальным вредом, который Вам причинили. Вы желаете возмещение морального вреда? Вы желаете заявить требование о взыскании какой-то суммы?

— Конечно.

— Какую сумму вы желаете получить в возмещение морального вреда?

— Сумму я называть не буду. Я просто правительство наше хочу... Мне нужно наказать виновных, и все.

— Это другой вопрос. А моральный вред он облекается в какую-то сумму. То есть, вы сейчас не желаете назвать эту сумму, будем так говорить. Материальные претензии вы вообще не имеете. Скажите пожалуйста, что вам известно от тех потерпевших, которые находились там, были захвачены в качестве заложников, о действиях Кулаева?

— Тех, кого я знаю, я спрашивала. Но никто его не узнает.

— вы что всех спрашивали?

— Не всех, но кого я знаю, кто там находился. Соседи.

— Я вопросов к ней не имею.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— У потерпевших, в зале которые находятся, есть вопросы к Залине Зелимхановне?

Голоса из зала:

— Нет.

— Подсудимый. Кулаев, у вас есть вопросы к потерпевшей?

— Нет

— У адвоката?

— Нет.

— У меня тоже нет вопросов. Спасибо, присаживайтесь.

— Сидакова. Представьтесь пожалуйста. Фамилия, имя, отчество.

Потерпевшая:

— Сидакова Рита Батразовна, 59 года рождения.

— Место жительства?

— Город Беслан.

— Место работы.

— Не работаю.

— Вы предупреждаетесь об ответственности за дачу ложных показаний и за отказ от дачи показаний, в соответствии со статьями 307, 308 УПК РФ. Пожалуйста, распишитесь у секретаря.

Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:

— Рита Батразовна, мы вам собственно зададим те же вопросы. Подсудимого когда-либо видели, встречали?

— Нет. Лучше б вообще он не родился.

— Скажите пожалуйста, Вы в Беслане проживали, Вы говорите.

— Да.

— По какому адресу?

— Последние два года я проживала по переулку школы №39, кв. 5.

— Какой состав вашей семьи был?

— Вся моя семья — это были я и моя дочь. Дудиева Алла, моя дочка, 95 года рождения.

— Не торопитесь, пожалуйста.

— Отчество как дочери?

— Асланбековна.

— Какого года рождения?

— 1995.

— В какую школу ходила Алла?

— В первую школу Беслана. Потому, что я сама эту школу заканчивала в свое время. Я любила эту школу и решила и свою девочку отдать в эту школу.

— В какой класс она ходила?

— Она перешла в 4 класс.

— 1 сентября 2004 года она сама пошла в школу или с вами?

— 1 сентября 2004 года в 7.30 утра я ушла на работу. Я работала, и мой рабочий день начинался с 8 часов утра.

— Где вы работали?

— На заводе авто спец оборудования я работала бухгалтером.

— А дочь?

— А дочь училась в школе, в первой школе. Я оставила ее дома.

— Но она к которому часу пошла в школу?

— Она пошла к 9 часам, потому, что около 9 часов я была на работе и позвонила с работы. Но ее не было. Она поднялась к соседям на 5 этаж, к Дзгоевым, у них 2 девочки были ее подружками. Они втроем потом спустились и в начале 9 они уже пошли в школу. Все девочки, всей стаей девочки дома 39 и 37 ушли в школу. Были очень нарядными и счастливыми. И, к сожалению, больше они не вернулись.

— Дочь ваша погибла при нападении?

— Да.

— Скажите пожалуйста, вот гибелью дочери, какой Вам причинен вред?

— Нет эквивалента тому, какой причинен мне вред. Все добро, которое я наживала, вся моя душа – это была моя дочка.

— Рита Батразовна, Вам также разъясняем, что вы вправе заявить требования о возмещении вам в связи с гибелью дочери морального и материального вреда. Эти требования должны облекаться в какую-то сумму. Какую сумму Вы желаете получить в возмещение морального вреда?

— Все золото и все добро планеты пусть бросят мне к ногам. И это не будет стоить того, чего стоила моя девочка.

— Это правильно. Сейчас вы можете назвать ту сумму, возмещение вреда, которую желаете получить?

— Не могу. Нет такой цифры, которую могла бы я назвать.

— Ни морального, ни материального.

— У меня вопросов нет к потерпевшей. Извините, вот я забыла выяснить. Скажите, дочь, Я понимаю, Вы хоронили, вы наверняка видели, какие были повреждения на Вашей дочери?

— Их невозможно было увидеть, потому, что она сгорела. В результате экспертизы написано, что причина смерти не установлена. Из-за того, что обуглилось тело. Кулаев, тебе приятно это слышать? Можешь посмотреть. Вот я стою. Я просто существую. И таких женщин сотни в Беслане. Шакалы. Ради правды, ради того, чтоб мы уже знали, из-за чего?! Ваша Честь, я могу ему вопрос задать?

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— Задавайте.

— Ты утверждаешь, что все это время ты пробыл в спортзале. То есть в столовой. Это так?

Нурпаша Кулаев:

— Да.

— Постоянно была стрельба все эти три дня?

— Да.

— Тихо было? Чтоб слышать что-то постороннее? Шум какой-то. Удары. Кто-то что-то разбивает. Слышал такое?

— Нет, не слышал.

— все, больше я не хочу задавать ему вопросы.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— У потерпевших к Рите Батразовне есть вопросы?

— Нет.

— Подсудимый. Кулаев, у вас есть вопросы к этой женщине?

— Нет.

— У адвоката?

— Нет.

— Присаживайтесь. Течиева. Фамилия, имя, отчество?

Пострадавшая:

— Течиева Рита Касболатовна.

— Год рождения?

— 60. 15 апреля.

— Место жительства?

— Беслан. Переулок школьный, 39, кв.41.

— Место работы?

— Детский сад.

— Рита Касболатовна, Вы предупреждаетесь об ответственности за дачу ложных показаний и за отказ от дачи показаний, в соответствии со статьями 307, 308 УПК РФ. Пожалуйста, распишитесь у секретаря. Пожалуйста. Обвинение, можете задавать вопросы.

Заместитель прокурора РСО-Алании Аслан Черчесов:

— Рита Касболатовна, изложите нам, с кем вы проживали до этого, скажите, и какие последствия повлек для Вас этот теракт?

— Нас в семье было 4. Я, мой муж, и два моих сына.

— Скажите, 1 сентября, как они оказались в школе.

— 1 сентября, я сама лично разбудила моего сына. Он так сладко спал. Я говорю: "Хасан, ты идешь в школу?". Он говорит, да. И он вскочил.

— В какой класс он ходил?

— Ему было 14 лет, 90 года. В 8 класс перешел. Я его одела и он ушел это было, где-то начало 9-го. Где-то половина девятого. Стала одевать другого сына, а он в город собирался. Я ему погладила брюки и первый день пошла на работу после отпуска. Оставила сына старшего в доме. Сама побежала на работу. Пришла на работу, и как только зашла, услышала эти одиночные выстрелы. Как только мы узнали, говорят, захватили 1 и 6 школы. Я побежала туда. А уже туда не пускали. Я сразу позвонила сыну. Сын мне отвечает: " Мама, не подходи к дому. Я только что выбежал за Хасаном. Не добежал. Вот вернулся домой" И я больше не увидела ни Хасана, ни Заура. Но он был дома, старший сын. После, потом, когда их вывели уже из зала, старшего я его уже около дворца только увидела.

— А самого Кулаева вы не видели, не знаете?

— Нет.

— Младший сын погиб, да?

— Да. 14-летний Хасан погиб.

— Болезненный вопрос, но мы вынуждены его задать. О материальном и моральном ущербе.

— Что я должна сказать?

— Можно не конкретизировать.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— Еще есть вопросы?

— Нет.

— У потерпевших есть вопросы?

Потерпевшая:

— Можно вопрос? Рита рассказала, что когда она прибежала к школе, увидела на этой железной дороге стоял состав, и я его видела. Это в самый момент начала захвата. Я уже выбежала во двор и увидела его. Потом вернулась. Это было, наверное, без 20 10, когда я вернулась. А железнодорожный состав, грузовой, двигался по направлению в город.

— Да. Я когда прибежала уже с работы. Я стояла, вот где проходят рельсы. И люди все собрались.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— Это где было?

— По Коминтерна. Где железнодорожный состав, там туда же не пропускали людей. Даже я видела, как вот этот Гаппоев мимо меня вот так пробежал.

Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:

— Кто такой Гаппоев?

— Которого застрелили. Около школы который лежал. Который, вот говорит Кулаев, я говорит не видел его. Он около меня вот так пробежал. Я там когда стояла, в этот момент подогнали с железнодорожного вокзала какой-то состав. Состав подогнали, не знаю сколько там этих было. И минут 10, даже может больше, точно не помню, вот так стоял между школой, спортзалом, вот тот, что строят. Вот там минут 10 он там простоял. А потом, вот точно не помню, в сторону города поехал. Вот я точно вот это не помню. В какую сторону он уехал. Но по-моему в сторону города. Я там хорошо, наверное час, больше часа мы там стояли. Потом какой-то взрыв был или вот не знаю, и все люди кинулись наверх. И я тоже убежала, вот вместе с ними. И потом, вот мы подошли к дворцу. И вот там, все три дня я там простояла.

Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:

— Можно вопрос? Рита Касболатовна, вот этот состав вы с чем увязываете? Вот мне например не понятно.

— Ну, вот потом говорили, что этого состава там не было, но я сама лично видела.

— Понятно. Но состав этот какое отношение к школе имеет. К нападению? К этому теракту? Как Вы считаете?

— Не знаю. Я знаю то, что вот так внезапно вот это подогнали, вот этот состав. Я не знаю, почему подогнали. У меня вот такое состояние там было, это вообще. Я и стоять не могла. Я орала.

— А сейчас о составе рассказали, что думаете. С чем вы увязываете этот состав, можете сказать?

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— Или просто как факт?

— Да. Я это видела. Потом вот говорили, что состава не было. Но вот это я видела. Это я знаю, что вот специально этот состав там был. Вот именно вот так поставили. Вот школа была, вот это строительство где.

— А кто подогнал, знаете?

— Не знаю это тоже.

— Но для какой цели вот туда подогнали этот состав? Можете сказать?

— Не знаю. Может, со школы туда стреляли, это тоже я не знаю.

— В сторону этого состава?

— Да, вот в сторону, где строили. Детский оздоровительный комплекс. Они в эту сторону стреляли.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— Красное здание, которое?

— Ну, со школы туда стреляли. И вот, когда вот этот состав подогнали, вот после этого такой взрыв был! Я не знаю.

— А где взрыв был?

— Наверное, со школы. В эту сторону. Когда вот, в этот момент, состав в эту сторону, от города отъехал.

Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:

— Скажите, вот эти события, о которых Вы говорите, это происходило все 1 сентября или в другой день?

— Вот это как я подбежала.

— С самого начала, да?

— Да. Где-то часов в 10, начало 11. вот тогда мы там стояли.

— Ясно. У меня нет вопросов.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— У потерпевших есть вопросы?

Потерпевший:

— Пострадавший Маргиев хочет выяснить.

— Вы кто?

— Я потерпевший.

— Подождите пока. Вы будете давать показания.

— Нет. Жена будет.

— у нас есть Маргиева Светлана, да?

— Да.

— Извините, Ваша Честь, я только хочу выяснить по поводу вот этого железнодорожного состава. Состав остановили из-за того, что по улице Коминтерна, где новый спортивный комплекс, обстрел шел с улицы. Я много слушал, хотел выяснить, он находился в столовой, и говорит, я не стрелял. Кто тог мог стрелять в ту сторону? Состав был остановлен из-за того, чтоб машины могли пройти и люди могли пройти вот по этой улице. Вот из-за этого был остановлен состав. Потом, через некоторое время, когда там все освободилось, состав убрали оттуда. Вот уточнение по событию.

— Присаживайтесь.

Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:

— Вопрос еще один можно задать? Скажите пожалуйста, какие повреждения были у вашего сына?

— Я сына нашла 5 числа сама. Где-то после 5. он был вообще цел. Просто опаленный, обгоревший. И вот здесь рана. А так наверное, живой был бы.

— Минуточку подождите, значит, был обгоревший. Рана, вы показали, на ноге.

— Да.

— На какой ноге?

— Вот на этой ноге. Вот здесь.

— На правой ноге.

— Рита Касболатовна, эта рана была огнестрельная или какая?

— Скорее всего огнестрельная.

— Другие ранения были?

— Нет.

— Нет вопросов больше.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— Кулаев, у Вас есть вопросы?

— Я там в столовой сидел. У меня бумага в показаниях есть, что я не стрелял.

— Кулаев, у Вас вопросы есть?

— Вопросов нет.

— У защиты есть вопросы?

Адвокат Альберт Плиев:

— Скажите пожалуйста. Все эти дни где Вы находились, возле дома? В дом не запускали?

— Нет. Когда я оттуда убежала. После этого выстрела убежали все. Я два дня просидела около дворца. Сын вообще вот, я ж туда больше не зашла в этот двор. Но сын, он даже боевиков видел. Он даже видел, как боевики бежали. Они хотели на крышу выскочить по нашему подъезду.

— Как по вашему подъезду?

— Все мои окна выходят во двор школы, где спортзал. И вот эти говорили, Хасан когда ломал эти окна, он даже вот так руку выставил, махал.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— Хорошо, успокойтесь. Какие у Вас вопросы.

Потерпевшая:

— Кулаев, вот Вы говорите, вот вы видели хотя бы этот состав? Все окна же выходят туда. Как вы его могли не видеть?

Нурпаша Кулаев:

— Состав я не видел. Я видел там 2 БТРа. Сразу подъехали туда, и сразу начали солдаты оттуда кричать что-то. Потом там взрывы были. Потом они убрали эти БТРы. Я это видел.

— Но состава вы не видели?

— Состав я не видел.

— А как Аушев в школу заходил, тоже не видели?

— Аушев когда в школу заходил, я это видел.

— Как можно не увидеть состав, если там большие окна, и все туда выходят. Как он не видел этот состав?

— Ну, в то время я не видел этот состав.

— Вот я сама, что видела, я это говорю. У меня больше никаких вопросов нет.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— Хамицева. Имя, отчество.

Потерпевшая:

— Альма Цораевна.

— Скажите, вы признаны потерпевшей?

— Я признана. Да.

— Мать признана?

— Да.

— Мать не может присутствовать?

— Нет, у нас сегодня поминки делают некоторые.

— Нет, она сегодня не может присутствовать или она вообще не будет присутствовать?

— Нет. Она вообще себя плохо чувствует, поэтому я все время вместо нее. Хамицева Римма Цораевна. Я Вам могу рассказать то, что ...

— Сейчас.

Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:

— Ваша Честь, конечно необходимо заявить вместо кого, вместо какого родственника прибыли на судебное заседание. Ну, которые признаны органами предварительного следствия потерпевшими. И они приходят в зал судебного заседания, что не могут прийти? Тогда можно заявить, что я пришел вместо него. Вы должны суду справку. А суд должен удостовериться что действительно этот человек, который является потерпевшим, не может явиться на судебное заседание. О невозможности его явки. Значит, в дальнейшем чтобы все учли это обстоятельство. Но сейчас я прошу признать суд Хамицеву Альму Цораевну потерпевшей и допросить вместо ее матери.

— Мнение потерпевших. Потерпевшие не против?

— Нет.

— Подсудимый.

— Согласен.

— Значит, суд совещаясь на месте, определил признать Хамицеву Альму Цораевну потерпевшей по данному уголовному делу и допросить ее в качестве потерпевшей. Год рождения?

Потерпевшая:

— 65.

— Число.

— 7 апреля.

— Место жительства?

— Город Беслан. Улица Надтеречная, дом 30.

— Место работы?

— Не работаю.

— Вы предупреждаетесь об ответственности за дачу ложных показаний и за отказ от дачи показаний, в соответствии со статьями 307, 308 УПК РФ. Пожалуйста, распишитесь в протоколе. Обвинение вправе задавать вопросы.

Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:

— Альма Цораевна, до судебного заседания вы где-нибудь встречались с подсудимым?

— Никогда.

— Вот по адресу, по Надтеречной, 30 в городе Беслане в какой семье Вы проживали?

— Я прописана там, но проживаю на Октябрьской. 28, кв.7. У меня двое детей.

— Кто?

— Ханцев Вадим и Ханцев Сослан. Он тоже учится в той же школе, в первой.

— Так Вадим какого года рождения?

— 1990 года.

— И Сослан, да?

— 93.

— В какой школе учились Ваши дети?

— В первой.

— Вадим в каком классе?

— В 8 перешел.

— А Сослан?

— В 5.

— 1 сентября 2004 года они пошли в эту школу?

— Нет. Мы не пошли. Я была у мамы. Она тогда проживала в селении Цинти возле Коста, маленькое такое село. Я хотела доделать свои дела 1 сентября. И потом у нас с сестрой был такой этот, чтобы мы встретились после обеда. У нее у сына 1 сентября был день рождения. Мы хотели 1 сентября после обеда встретиться и как бы отметить это. Ну, вот 1 сентября я вышла утром. Мы встретились и там как бы разговаривали с женщиной. И вдруг какой-то грохот. Я еще как-то посмотрела и говорю, может опять дождь будет. Потом кто-то пришел и говорит, что 2 школы захватили. И естественно я не хотела...

— Минуточку, подождите. Я поняла. Скажите, Ваши дети в этом нападении не пострадали, они в школу не пошли.

— Да.

— Кто из Ваших близких родственников пошел в школу и пострадал?

— И потом я быстро оделась и как раз автобус.

— Вопрос мой значит слушайте. Кто из Ваших близких родственников пошел в школу и пострадал?

— Была сестра. Чеджемова Лемма Цораевна.

— Какого года рождения?

— 62. 7 октября.

— Она работала там или ...

— Она работала не там. В ПВСе.

— Зачем она пошла в школу?

— Она пошла туда проводить своих детей. У них не было отца. Она хотела, чтобы...

— Она хотела проводить детей в школу. Кого из своих детей она повела в школу? Назовите.

— Чеджемова Тамерлана

— Сына.

— И Чеджемову Сюзанну.

— Подождите. Какого он года рождения был?

— 88, и девочка 87. Чеджемова Сюзанна.

— Кого гола вы сказали?

— 87.

— В каком классе они учились?

— В 10, и девочка в 11.

— Значит, она проводила этих детей в школу и сама пошла.

— Да.

— Они все были захвачены в заложники?

— Да. Они были там.

— Кто из них погиб или был ранен?

— Сестра погибла.

— Дети были ранены?

— Ранены не были. Но вот когда штурм начался, мальчик выпрыгнул из окна и сбежал. На третий день, когда штурм шел...

— А дочка?

— Она там была, но сбежала 1-го числа.

— Говорите мне, не залу. Их Вы не слушайте.

— Но сестра не знала, куда она делась. Она не знала, живая она или нет. И эти 3 дня ей было очень сильно плохо. Она, говорят, постоянно падала в обморок. Ей говорили, может она сбежала. Но она сидит и думает, нет, наверное ее убили. Она даже подходила к боевикам и просила, найдите мне мою дочку.

— Ну вот, она сбежала и где она укрылась?

— В котельной, говорят.

— Кто говорит?

— Сюзанна.

— Скажите, почему сегодня Сюзанна сама не пришла?

— Я же говорю, сегодня сестре делают поминки.

— А в следующий раз она может прийти?

— Я не знаю. Скажу.

— Вы знаете, она участник этих все расправ, над этими беззащитными потерпевшими, и она должна быть здесь. И мы ее, так же как Вас...

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— Мария Степановна, по отношению к детям мы отдельно поговорим.

— Значит, погибла Ваша сестра.

— Да. Вот когда первый взрыв был.

— Скажите, вот Вы сестру хоронили, Вы видели какие у нее повреждения. Расскажите, какие?

— Во-первых, ее не показали. Она была в закрытом гробу. Но ее не мог опознать ни брат, вообще никто. Там вообще не было ни формы, ничего не осталось. Мы ее узнали по сережке и по цепочке.

— Гибелью сестры Вам причинен моральный ущерб или материальный вред?

— Причинен.

— Вы вправе требовать возмещения морального и материального вреда в определенной сумме. Можете назвать сейчас возмещение морального вреда. Какую сумму вы желаете получить.

— Просто одно обидно. Если государство наше сейчас...

— Я Вас спрашиваю о сумме.

— Я сейчас не могу это сказать, потому что жизнь человеческая бесценна.

— Мы понимаем. Но закон обязывает нас выяснить этот вопрос у Вас.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— Она же сказала, что не хочет. Аслан Владимирович, у Вас есть вопросы?

Потерпевшая:

— Можно я скажу то, что я думаю?

— Сейчас, сейчас. Нет вопросов, Аслан Владимирович.

— Нет.

Потерпевшая:

— То, что я видела желаю дополнить.

— Давайте.

— Когда я первого числа была там уже через 10 минут, мы 1, 2 днем и ночью мы были там. Со стороны Коминтерна. Вот когда уже 3 числа мы были со стороны Коминтерна, где собственные дома, там угловой дом. Уже нас вытеснили как бы. Может, знали, что будет штурм. И нас уже, где 3-ий километр, туда. Там было 2 танка. Танки стояли, вот где мы и железная дорога. И там 2 танка стоят. А потом, вот когда уже взрыв был, и мы думали, что это за взрыв. Как бы все люди в панике были, и мы ждали, что все к лучшему будет. И потом кто-то кричит, мол дети бегут. Вот дети, когда начали наверное выпрыгивать, бежали со стороны Коминтерна, эти танки начали стрелять в эту школу. Еще там кричали, куда стреляют эти танки. Я сама думала, что если наши дети там. До меня просто в то время не доходило, что могут танки стрелять в живых людей.

— Это по времени во сколько было?

— Это было в обед, наверное, когда начали. В час где-то. Эти танки очень много стреляли оттуда наверх. И эти танки без перерыва. Очень долго, долго.

— Скажите, Вы видели, куда они стреляли?

— В сторону школы.

— А школа вам видна была оттуда, где Вы стояли?

— Ну я же в Беслане живу.

— Нет, я спрашиваю, Вам школа видна была?

— Ну, так то видно, да. Здание видно.

— А куда стреляли, было видно или нет?

— Было видно, конечно. Если стреляют туда, где школа. Она ж не будет лететь куда-то. Оружие не выбирает, где боевик, где ребенок.

— То есть, Вы хотите сказать, что стрельба началась сразу же после взрыва?

— После взрыва, когда дети начали выбегать. Вот это я видела.

— Вы видели, куда они попадали?

— Ну, если танк стреляет...

Голоса из зала:

— Ну не в Малгобек же они стреляли.

— Подождите, ну куда конкретно. Ну понятно, что в школу.

— В скопление людей. Я ж говорю, нас вверх потянули, мол уходите. И второго числа мы ближе были возле школы. А третьего числа нам сказали, уходите. Вы, говорит, мешаете. И мы были на третьем километре. Даже когда дождь был. Мы сидели в машине с женщиной. У нее тоже там 2 детей были. Я даже не скажу, что там такая охрана была. Все передвигались, как хотели. Даже никто не подошел и не сказал.

— Вы говорите, никого не проверяли. Там оцепления не было?

— Не было ничего. Там даже на третьем километре гаишники стояли. 3 числа, когда этого взрыва не было я к гаишнику подошла. Там какой-то парень стоял, у него красные глаза были. Даже когда вот много не спишь, таких глаз не бывает. Я сказала, вот посмотрите, вот проверьте документы вот его. Ну по нему видно было, что он и не осетин. И какой-то вот...

— Безразличный?

— Да. Одетый как-то был. Как бы в рабочую. Женщины тоже смотрели и говорили, какой-то он странный. Там парень сидел, слушал, потом к нам подошел. Тоже слушал. Вот я тогда подошла к этому гаишнику. Как только он его взял за руку, был вот этот взрыв.

Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:

— Скажите пожалуйста, а вам что-нибудь известно от тех заложников, которые находились в здании школы, о действиях Кулаева?

— О действиях Кулаева, нет. Я не знаю.

— Такого разговора не было?

— Нет. Ну так, вроде бы его видели.

— Где его видели?

— В школе.

— Видели в числе заложников или в числе боевиков?

— Ну, наверное как с ними.

— В числе боевиков.

— Да.

— Ну, так и называйте своими именами. Смелее.

— Ну, когда заложник, он же должен с ними сидеть. Так же на карачках, на коленях. А он не сидел там.

— Мы Вас спрашиваем, Вам что-нибудь известно. Вы же между собой общаетесь. Вот я и спрашиваю, Вам что-либо известно. Вы говорите, ничего не известно. Но его видели среди боевиков.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— У потерпевших есть вопросы?

— Нет.

— Подсудимый, есть вопросы?

— Нет.

— Адвокат?

— Нет.

— Присаживайтесь. Дудиева. Представьтесь, пожалуйста.

Потерпевшая:

— Дудиева Сусанна Петровна. 1961 года рождения, 12 июля. Проживаю в городе Беслане.

Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:

— Не торопитесь.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— Сусанна Петровна, Вы признаны потерпевшей?

— Да.

— Сусанна Петровна, кто такой Дудиев Эльбрус Михайлович?

— Мой муж.

— По делу признан потерпевшим ваш муж.

— Я тоже. Потерпевшим по делу он был признан.

— Вас допрашивали по делу?

— Да.

— Официально вас признали потерпевшей.

— Да, я подписывала протоколы. Ему просто было необходимо лечение. После этого обострился сахарный диабет, и нужно было вывозить на лечение. Нужно было постановление о признании его потерпевшим. Но показания в прокуратуре давала я. Потому, что я видела. И все, что я знаю, я расскажу.

— Скажите, Ваш муж не будет присутствовать на заседании по делу?

— Если нужно будет, то он придет. Но в основном я хочу сама присутствовать.

— Я понимаю, Вы имеете право. Но ваш муж тоже должен присутствовать.

— Я сама буду присутствовать. Если он вам нужен, вызовите, он придет.

— Значит, в списках потерпевших вас не было. И я поэтому спрашиваю, признаны ли Вы потерпевшей официально.

— Да. В сентябре месяце я была официально признана. У меня есть постановление о признании меня потерпевшей с собой.

— Хорошо. Назовите свое место жительства.

— Город Беслан. Переулок школьный, 39, кв. 29.

— Место работы?

— Сейчас я не работаю. А так, место работы ресторан "Алан", заместитель директора. Город Беслан. После теракта я не работаю.

— Сусанна Петровна, Вы предупреждаетесь об ответственности за дачу ложных показаний и за отказ от дачи показаний, в соответствии со статьями 307, 308 УПК РФ. Пожалуйста, распишитесь у секретаря. Пожалуйста, обвинение вправе задавать вопросы.

Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:

— Сусанна Петровна, до судебного заседания Вы виделись с подсудимым?

— Нет.

— Никаких отношений не было?

— Нет.

— Вот по адресу, который Вы указали, с каким составом семьи вы проживали.

— Муж – Дудиев Эльбрус Михайлович, я, дочь Залина и сын Заур.

— Дочь Зарина какого года рождения?

— 1985.

— Сын Заур?

— 1991.

— Дочь работала уже у Вас?

— Дочь – студентка 3 курса СОГУ. Она тоже была заложницей. Сейчас она учится в Москве. После событий, после перенесенной травмы я ее перевела в Москву учится в налоговую академию.

— Так, не торопитесь. Заложницей была дочь.

— Да.

— А как она оказалась среди заложников?

— После того, как ушел младший брат со своими друзьями, Залина вышла...

— Минуточку. На момент 1 сентября 2004 года дочь ваша была студенткой?

— Да.

— А сын Заур.

— Он школьник, 8 класс.

— Ученик первой школы?

— Да.

— Так как она оказалась вместе с сыном в школе?

— Где-то около 9 часов, наверное было без 5 9, Залина вышла на балкон. В школе уже громко играла музыка, очень громко как никогда. Она вышла на балкон. И с балкона 3 этажа ее окликнула Ольга Дзгоева, наша соседка, и сказала: "Залина, пойдем в школу. Очень громко играет музыка, там наверное в этом году будет весело." Ольга тоже закончила 5 курс сельхоз академии и погибла.

— Значит, пошла с соседкой.

— Олей Дзгоевой и Анной Дзгоевой, мамой Дзгоевой. Дзгоевы погибли.

— Значит, ваша дочь была в числе заложников. А Ваш сын?

— Сын ушел раньше наверное на пол часа. Он ушел со своими одноклассниками. С Рубаевым Зауром и Хасаном.

— Он был в числе заложников?

— Он был в числе заложников и погиб.

— Какие телесные повреждения были на вашем сыне?

— Разбита голова. Осколочное ранение большая осколочная дырка на груди. Руки, ноги были побиты.

— Осколками?

— Да. Осколочное ранение виска. Обгоревшие верхние и нижние конечности. Полу обгоревшие.

— Вы знаете, где его обнаружили?

— Знаю. Он сидел у выхода в коридор в школу, под самой лестницей.

— Со спортивного зала?

— Выход со спортивного зала школы. Он сидел с правой стороны. Под шведской стенкой. Я его даже на снимках узнала.

— Когда он был обнаружен?

— Я нашла его 6 сентября.

— А дочь Ваша когда была освобождена?

— 3 сентября. Она была доставлена сначала в бесланскую больницу, потом ее перевезли во владикавказскую больницу. Я ее искала, и нигде не находила. А в 6 часов вечера она сама мне позвонила.

— У нее были повреждения?

— У нее были ранения головы. Ранение плеча и бедра и множественные осколочные ранения.

— Подождите, плеча какого?

— Левого.

— А бедра?

— Тоже левого.

— Что это были за ранения?

— Осколочные ранения после взрыва.

— Она находилась в зале или в другом помещении школы?

— Она находилась в спортзале, сидела рядом со своим братом и рядом с троюродной сестрой Дудиевой Аллой. И рядом с соседями. Освободили ее из столовой.

— Значит, ее переводили в столовую?

— ЕЕ перевели в столовую. И потом уже из столовой она уже смогла освободиться.

— Что Ваша дочь рассказывала относительно действий подсудимого Кулаева, как он себя вел? Может она видела его находясь в зале, или находясь в столовой? О его действиях.

— Ну, я разговаривала с ней. Она смотрит Интернет, она сейчас в Москве. Она сказала: "Я его не узнаю. Там было несколько боевиков, когда нас загнали туда. Больше 5. Потом они все стягивались туда. Но я его не могу узнать. Я его не узнаю." Но она сказала, что в столовой шел страшный бой. И все они стреляли. Все боевики отстреливались снаружи стреляли наши. Забрасывали гранаты. То, что было в столовой. Было даже ужасней того, что происходило в спортзале.

— Говорила ли она о том, что они были в масках, без масок?

— Она сказала: "Я помню только одного, который не снимал маску. Все остальные свои маски сняли." 1 сентября все были в масках.

— А впоследствии?

— Снимали. Но в столовой все были в масках.

— Скажите, Ваша дочь, вы ж сказали, что она в Москве. Она может приехать и дать показания?

— Она в ближайшее время может приехать.

— Вопрос трудный, но отвечать на него надо. Гибелью Вашего сына какой вред Вам был причинен?

— Моральный вред, душевный вред. Моя жизнь разбита. И если компенсировать что-то должно государство, я так понимаю. Кому я должна заявить?

— Вы сейчас должны к суду обратиться и заявить.

— Ваша Честь, меня спрашивают о моральном вреде. Кто должен компенсировать моральный вред? Кому я должна предъявлять свои требования?

— Виновному лицу.

— С него ничего не возьмешь. Я хочу предъявить свои требования, свои обвинения государству.

— Поэтому вы сейчас должны заявить, какую Вы желаете получить компенсацию.

— Кулаеву я хочу сказать, мне причинен моральный вред. Разбита моя жизнь, убит мой ребенок. В первую очередь, убит мой ребенок. И еще я ему хочу сказать, что несмотря на то, что убито столько людей, на этой скамье должны сидеть все, кто допустил и кто виноват в этом. Ты сказал, что мы это знаем. Не знаем! Кто вас провел и кто вам помогал? Скажи, кто вас провел, кто вам помог. Мне от этого будет легче. Мы готовы тебя простить, просить о помиловании тебе, если ты будешь говорить правду. Ты сказал сейчас, что следователи заставляли пописывать какие-то листы. Скажи нам правду. Нам тебе верить или следствию не верим мы следствию, много чему не верим. Говори нам, и мы будем верить тебе. Мы готовы выполнять твои просьбы. Я хочу, чтоб на скамье было много подсудимых помоги нам в этом. Ты же знаешь, что тебе все равно. Приговор тебе все равно готов. Но если ты будешь говорить правду, то тебя поймут. У тебя же дети, у тебя семья. Ты представь себя на моем месте. Я бы заговорила, я бы сказала правду. Я бы никогда не стала террористкой. Но, если бы меня вот так вот посадили, в клетку, за что-то. Я не представляю этого. Но если пошел на это, скажи правду. Я клянусь, и они тебе клянутся, что мы будем просить, чтобы тебе были скидки, снисхождение. Такого еще не было, чтоб виновный признал свою вину в глаза. Раскайся. Покайся нам. Расскажи, что ты можешь рассказать. Вот мои моральные требования, что я могу просить с тебя. Только твоей правды. Мне больше ничего не нужно.

— Сусанна Петровна, конкретно вопрос задайте.

— Я хочу спросить, Кулаев, кому нам верить? Тебе или следствию.

— Кулаев вопрос понятен?

— Да.

— Отвечайте.

— Ну, я не знаю. Я всю правду сказал. И буду правду говорить.

Потерпевшая:

— Все, что ты говорил до этого следствия, правда?

— Да, все правда.

— Даже там, где ты не подписывался? Это вместо тебя дописали?

— Меня там заставили подписывать. Даже если б я не подписал, меня б все равно заставили.

— Тебя били?

— Конечно били.

— О каких чеченцах ты говорил, что к тебе зашли чеченцы, и тебя заставили говорить, что тебе дали оружие, магазины.

— Это в первый день, когда меня забрали. Сразу двое чеченцев зашли туда. Они начали меня бить. Я рассказывал так, у меня там ничего не было. Они сказали, не дай Бог, если ты расскажешь, как было. Они сказали, как мы говорим тебе, так ты и будешь говорить.

— А каких чеченцев? я могу обратиться к Вам, к суду. О каких чеченцах он говорит, в каком подвале к нему могли допустить чеченцев?

Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:

— У него надо было спрашивать. Но сейчас не к нему вопросы, а к Вам вопросы.

— Но мы сидим два дня и мы не можем выяснить, какие чеченцы могли зайти в подвал и влиять на ход следствия?

— Это его метод защиты такой, понимаете. Он может что угодно говорить.

— Кулаев, ты говоришь правду или следствие говорит правду?

— Если мне дадут даже пожизненное, если расстрел дадут, я не буду просто так клясться. Клянусь Аллахом, все, что я говорю — правда. Туда зашли двое чеченцев. Я могу опознать их, даже по фотографиям могу. Я ж не буду говорить так, клясться я не буду, даже ели мне расстрел дадут.

— Что бы тебе не дали, есть еще и отцовские чувства, есть еще что-то, что может заставить тебя говорить. Кому нам верить, тебе или следствию?

— Я говорю, эта машина туда без сопровождения, без разрешения, эта машина не подъехала бы к этой школе. Я могу это сказать 100%. Потому, что если б я там был на этой машине, меня б 100 раз остановили на этой дороге. Это я знаю. Но я не могу сказать, я не видел никакой машины, потому, что эта машина была закрыта. спереди и сзади, что на этой машине было я не видел. Но без сопровождения эта машина, невозможно такой машине доехать. Мы полтора часа катались до города, это невозможно.

— Ты предполагаешь, что была машина, которая сопровождала и там был какой-то такой человек, которому все подчинялись?

— Я говорю, без сопровождения, это невозможно. И еще я хочу сказать, даже мы когда спрыгнули с машины, сейчас люди говорят, со второго этажа стреляли, там были уже боевики. Но я говорю, на второй этаж они нас уже не пустили. Я не знаю, на втором этаже, что было. Но там боевики, все которые со мной были, они мертвые были. Но я хочу сказать, в этой школе, даже мы еще зайти не успели во двор, уже с крыши и со второго этажа начали стрелять. Я это знаю.

Голоса из зала:

— Давно бы так. Правильно он говорит.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— Тихо. Я прошу тишины в зале.

Пострадавшая:

— И еще, сколько у тебя братьев и сестер?

— Пять сестер, 4 брата.

— Пять сестер и четыре брата, да?

— Живы сейчас, 5 сестер и 4 брата.

— Они в Старом Энгеное живут?

— Мои братья в Шелковском районе живут. Двое в Энгеное живут. А сестры замужем.

— Я извиняюсь, я написала мой вопрос. Ты сказал, что когда вы приехали в лагерь, было 2 группы. 1 чеченская группа. Это 18 человек, ты сказал. И другие ингуши.

— Ингуши потом приехали на базу. 11 человек их было.

— Я хотела спросить, вот этот осетин. О котором ты говорил, он к какой группе относился, к чеченской или ингушской?

— Ну, он с Полковником был.

— Значит, из чеченской группы. В ингушской, а не в чеченской. Полковник был ингуш.

Потерпевшая:

— И в той группе были бородатые?

— Нет. Среди ингушей не было бородатых. Это новые, которые пришли. А Полковник, они с Чечни, говорили, приехали. Где-то 15 человек они были.

— Значит, бородатые все были чеченцы, да?

— Чеченцы там 4 человека, больше не было там, остальные все ингуши.

— Ингуши бородатые были?

— Некоторые тоже бородатые были. Полковник сам ингуш, он тоже бородатый был.

— Все, у меня вопросов нет. Я бы хотела рассказать суду, что я видела.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— У потерпевших есть к Дудиевой вопросы?

— Нет.

— Подсудимый, у вас есть к потерпевшей вопросы?

— Нет.

— Адвокат?

— Есть. Где Вы находились во время теракта.

— 1 числа я была до 8 часов вечера в доме, с которого я видела спортзал, там ничего не было видно. Я ушла в 8 часов, нас эвакуировали вечером. 2 и 3 я находилась то возле дворца культуры, то с другой стороны, ближе к банку, к магазину "Ацамаз", это улица Лермонтова.

— Скажите, школа оттуда видна была?

— Школа нет. Школа не видна была. С нашего дома, вот на Школьном 39 до 8 часов вечера я могла видеть и слышать все, что там происходило.

— Поподробней, что там происходило?

— Когда Зарина ушла в школу, я стояла еще на балконе. И только собралась зайти в комнату, когда услышала одиночные выстрелы. 2-3 выстрела. Я выбежала обратно на балкон, увидела высоко в небе, высоко в небе взлетели много шаров. Муж сказал, что, наверное, кто-то там вот пришел и какой-то фейерверк устраивает. Я опять вышла на балкон и стала смотреть на школу. В ту сторону, где проходила линейка, мне не видно было. Мне видно было только ту сторону, за спортзалом, вот военный городок. Где натянута волейбольная сетка, мне ту часть школы было видно. И было видно коридор 1 и 2 этажа, который ведет, вот первый этаж ведет к столовой, а второй этаж – к актовому залу. И когда начались первые выстрелы, я посмотрела на школу, коридоры были пустые. Вдруг в какой-то момент я опять повернулась, я вот смотрела по сторонам, и вдруг опять я поворачиваюсь к школе, коридоры, которые были пустые, вдруг по ним стали бежать мужчины в черной одежде. Автоматов я не видела. Но мужчины бежали по первому и по второму этажу. От конца школы по направлению вперед, к главному входу школы, вот где шла линейка. Я не помню точно, но видимо они бежали один за другим, наверное человек 7 по второму, и наверное человек 6-7 по первому этажу. Они бежали строем. Ну, как бы строем, один за другим. Они были в темной одежде. Не могу сказать в камуфляжной форме или нет, но одежда была темная, потому, что до этого, когда я провожала детей, уже было видно, что в школе были люди, и они были в нарядной белой одежде. По коридору все вот так мельтешили, дети бегали с цветами. Потом в какой-то момент стало пусто, когда стала играть музыка, когда ушла Залина. А потом в какой-то момент там побежали люди. Вдруг в пустом коридоре появились люди, мужчины в темной одежде и стали бежать по направлению к линейке. Это я видела. Я подписала протокол, что это правда, я этому свидетель.

Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:

— Можно вопрос? Скажите пожалуйста, во сколько Ваша Залина ушла туда, в школу?

— Залина ушла наверное минут 5 10. Примерно в 9.05, потому что уже начались…

— Понятно, понятно. Коротко и ясно, чтобы было. Вот этих бегущих мужчин по коридору 1 и 2 этажа примерно через сколь минут Вы видели?

— Примерно наверное через 10 минут. Вот, после первых выстрелов. Я понимаю, что выстрелы были сигналом для того, чтобы какая-то другая группа вышла из укрытия и бежала занимала свои позиции в школе. Я так это понимаю.

— Вот эти, Вы говорите шары в небе, в какое время Вы видели?

— Перед первыми выстрелами. Видимо, они взлетели и потом начались выстрелы.

— Шары в небе вы видели после ухода дочери в школу?

— Да. Дочь уже пришла в школу. Если б она не пришла, она б вернулась домой.

— Скажите, вот Вы общаетесь между собой. Кто-либо из тех, с кем вы общались видел его и может рассказать о его действиях в школе? Знаете таких потерпевших?

— Знаю. Заира Бердикова, она сегодня здесь. Я ее спрашивала, она сказала, я его узнала. Она расскажет об этом.

— Ясно. У меня нет вопросов к ней.

— Я еще хочу добавить. Когда мы поняли, когда уже начались автоматные очереди, и мы поняли, что школу захватили, с балкона я увидела, что бегут домой девочки, они кричали, что школу захватили бородачи. Я выбежала во двор. Я видела, как положили Вадима Даурова у края дома. Меня схватили, Заур Рубаев, не стал пускать дальше в школу. А женщина, я так поняла, что это была шахидка, пробежала до середины двора, она увидела, что во дворе много людей и вернулась обратно. Для чего она бежала. Но до середины двора она добежала. Люди, которые были во дворе это видели. То, что я видела. Я хочу заявить суду, что после 20 ...

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— С чего вы взяли, что это шахидка. Вы ее лично видели?

— Я видела, что женщина. Но я была в таком ужасе, что я не понимала, что она шахидка. Мне потом сказали, что Заур Рубаев, который вот меня не пустил в школу, у которого погиб брат...

— Вы не пытались ее остановить, задержать?

— Никто не пытался. Все были в таком шоке, когда все поняли, что это захват. Заур прибежал оттуда, он уже вынес раненого Даурова, и он уже кричал, там стреляют, не бегите. Вот он меня схватил, не пустил. Уже все люди знали, что захватывают школу.

— Дауров в какой день был ранен?

— в первые же минуты. Он погиб 2 сентября. И уже все знали, что там обстреливают, и пули свистели как-то вот иногда по двору. Женщина, она довольно таки далеко во двор забежала. И она вернулась обратно. После 20 августа, мы 17 приехали с моря, после 20 августа я стала собирать детей на занятия. В один день мы должны были поехать во Владикавказ и сидели в машине во дворе с Зауром. И видели, как по двору шел наш сосед, фамилия его Цахилов. Он шел, и рядом с ним шел высокий мужчина, худощавый, бородатый. Вот такая рыжая, вот такая пышная рыжая борода. Высокий, на нем была белая рубашка, как вот со стоечкой, и вот такая планочка, отпущена, не заправлена, она была отпущена. Этот бородатый человек шел с Цахиловым. Я еще Заура спросила, Заур, говорю, это кто такие? Цахилова то я знала, а другого не знала. Он говорит, это Цахилов, наркоман, который живет в нашем дворе, а этот бородатый, я говорит, не знаю, кто это такой. Я заявила об этом ФСБ, и говорила в прокуратуре. Я говорила, что возможно это кто-то из тех вот бородатых. Мне говорили в прокуратуре, что не может этого быть. А потом, когда я была в ФСБ я попросила показать мне фотографии убитых боевиков. Я стала сомневаться между этим и одним боевиком. Там еще один боевик был не с черной, а с рыжей бородой. Я между ними двумя засомневалась. Рита Сидакова видела того же боевика, такого же, она говорит видела в косоворотке, она видела очень близко. И того, кого опознала, она его опознала сразу. А я сомневалась между двумя с рыжей бородой. Рита его опознала. Вот это я хотела сказать.

— За несколько дней до нападения видели это?

— Я видела, ну вероятно, после 20 августа точно. Где-то наверное числа 23, 24.

— За неделю, да?

— Ну. Примерно за неделю, да. За несколько дней. 31 августа я...

— Цахилов где проживал?

— Проживал в нашем доме?

— А сейчас он где?

— Сейчас он проживает в Беслане, не знаю, где-то снимает квартиру. Мы заявили все, чтоб его разыскали. Причем давно заявили об этом. 31 августа я в 8 часов шла с работы и видела на пороге школы сидели 2 мужчин, посторонних мужчин. Дверь в школу была открыта. Это было уже, смеркалось, было видимо после 8, 9 час. Я проходила во дворе школы, и на пороге школы сидели 2. я шла со стороны железной дороги, с Коминтерна. Я думала, если это кто-то из нашего двора, в нашем микро районе мы всех знаем, всех мужчин. Если кто-то из нашего двора, то это надо остановиться, поздороваться, поговорить. Когда я подошла ближе, я увидела, что это совершенно посторонние люди. Одного я помню, был в клетчатой рубашке в брюках. Другого не помню, в чем был одет. Они сидели на пороге школы и во что-то играли, или в карты, или в нарды. Во что-то они играли. Дверь в школу была открыта. Когда я приближалась к ним, я думала, кто же? Чтобы поговорить с ними, или поздороваться, думала, кто-то из соседей. Тот, который сидел лицом ко мне, он пристально уставился на меня и вот просто он весь напрягся и сидел и смотрел на меня. Его напряжение и мне передалось. Я видела, что посторонние люди, но вот какое-то напряжение мне передалось. Я прошла мимо них. Они перестали играть, когда я к ним подходила. Они сидели и смотрели друг на друга. Но который сидел лицом ко мне, он смотрел, в общем-то он смотрел на меня, он как бы застыл. Когда я прошла мимо, я стала оглядываться. Я увидела, что тот, на которого я смотрела, он тоже застыл. В каком-то оцепенении сидели эти мужчины. Я их не знаю. Они не знакомые. Я знаю, это были посторонние люди. Это было в канун 1 сентября, в такое время, когда школа должна была быть закрыта. Она была открыта.

— Как Вы считаете, кто было эти люди. Предчувствие какое-то у вас?

— Я считаю, это были люди, которых я видела уже 1 сентября, бегущими по коридору, по направлению к линейке. Думаю, что это был кто-то из бандитов. Вот это я видела.

— Ну, а что они могли делать в школе?

— Подготовили школу к захвату. Как говорит сам Кулаев, что в школе хорошо они ориентировались, школа была подготовлена. И к моменту того, когда он спустился и когда он зашел, по 2, 1 этажу уже стояли люди. Я предполагаю, что это кто-то из нападавших. Еще бы я хотела, чтобы по поводу того, кто знает, может опознать Кулаева пригласили повара Симу Албегову, которая говорила, что мы готовили боевикам. И пригласили Залину Дзгоеву-Албегову, которая тоже имела беспрепятственный выход, она могла передвигаться по спортзалу и выходить в коридор, которые могут опознать его.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— Подождите, значит кого?

— Сима Албегова – повар школы. Залина Дзгоева-Албегова. Она с двумя детьми тоже была.

— Она кто?

— Она проживает напротив школы.

— Заложница была тоже?

— Заложница, с 2 детьми, проживала напротив школы, через железную дорогу. По поводу того, кто видел...

— Подождите. Вот этих людей Вы просите?

— Да. И директора школы. Если она заходила в столовую, она должна его опознать. Цалиеву Лидию Александровну. Ё

— Еще?

— Это по Кулаеву, кто его может опознать.

— Понятно. Теперь давайте обговорим. Вы заявили ходатайство, я так понял. Допросить отдельно свидетелей, вот этих лиц.

— Не отдельно, а пригласить их на суд и пусть они посмотрят. Их уже допрашивали. Их нужно вызвать в суд, наверное.

— Они все потерпевшие?

— Потерпевшие. Сима Албегова, она была заложница.

— Сусанна Петровна. Все потерпевшие, которые проходят по уголовному делу, буквально всех их будем вызывать в суд. То есть, у Вас тогда ходатайств нет в этом плане?

— Хотелось, чтоб их вызвали как можно быстрее. Еще по поводу того, кто видел железнодорожный, на железной дороге стоял состав. Я бы хотела, чтоб вы пригласили в суд, если это возможно, Марину Дудиеву, которая в 8 часов ехала со своей матерью, которая оказалась заложницей...

— Вот такой же вопрос, какой был Течиевой задан, насчет этого состава железнодорожного. Почему Вы настаиваете, что это дает?

— Я сейчас Вам расскажу. Марина Дудиева ехала в 8 часов, она на суде расскажет. Я должна сейчас рассказывать это? Она ехала утром, видела машину с ингушскими номерами. В 8 утра. и видела, что проехала бежевая инкассаторская машина с ингушскими номерами с зеленой полосой, она видела еще одну ингушскую машину, с ингушскими номерами. Ехала на такси, ее вез таксист, которого тоже можно допрашивать. Дальше она сказала, мы подъехали, говорит к школе и мама говорит, посмотри, люди собрались уже, кто-нибудь есть возле школы? Школу не было видно, потому, что на железной дороге стоял железнодорожный состав, грузовой, вот товарняк. Она сказала, что я это видела утром рано, еще детей в школе видимо даже не было. Школьный двор не было видно. Потом, около 10 часов утра, когда я стала метаться по дому, я выбежала на задний балкон, я увидела, что вот этот состав медленно двигается по направлению к Владикавказу. Я еще думаю, как этот состав прошел, почему они его не обстреляли, не взорвали? Если идет состав, если бросали гранаты, как же они его не взорвали? Вот я вот хочу, чтобы была ясность, что это за состав? Этот состав после 8 часов уже стоял возле школы.

— Скажите, Дудиева Марина. Она признана потерпевшей?

— Ее сестра признана потерпевшей, она не признана. Сестра с мужем и с детьми были в заложниках, еще и их мама, вот Дудиева Тина была в числе заложников и погибла.

— Значит, Дудиева Марина, как свидетель допрашивалась?

— Не знаю. Это я не знаю точно.

— Значит мы ее будем вызывать.

— Пожалуйста.

— У потерпевших есть вопросы к Дудиевой?

— Нет.

— Подсудимый, у Вас есть вопросы?

— Нет.

— Защита?

— Нет.

— Присаживайтесь. Урманова. Фамилия, имя отчество.

Потерпевшая:

— Урманова Лидия Адамовна. 50-го года рождения. 19 апреля. Место рождения Белоруссия, город Гомель.

— Место жительства?

— Беслан.

— Улица?

— Октябрьская, 36, кв. 43. Около милиции дом.

— Месть работы?

— Военный склад 2595. Беслан.

— Лидия Адамовна, Вы предупреждаетесь об ответственности за дачу ложных показаний и за отказ от дачи показаний. Пожалуйста, распишитесь.

Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:

— Лидия Адамовна, до судебного заседания видели где-либо, встречались с подсудимым?

— Нет.

— Отношений никаких между вами?

— Нет.

— По этому адресу Вы с кем проживали, на момент теракта, на 1 сентября?

— Я проживала с сыном Урмановым Аланом Владимировичем.

— Сколько лет ему?

— 74 года рождения, 4 августа.

— Его супруга, Урманова Наталья Николаевна.

— Какого года рождения?

— 75 года рождения, 30 июня.

— Еще кто?

— Их дочь, Урманова Мария Алановна.

— Какого года рождения?

— В общем 10 лет ей было. 1 февраля день рождения.

— 1994 года рождения.

— Девочка ходила в школу? Это Ваша внучка, да?

— Да. В 4 класс, да.

— В какую школу?

— В первую школу ходила.

— Вот 1 сентября 2004 года кто из членов вашей семьи пошел в эту школу?

— 1 сентября в школу пошли моя, в общем жена моего сына со своей дочерь Марией Алановной. В этом же доме жил мой старший сын, Урманов Сергей Владимирович, 69 года рождения, 21 сентября. Он тоже пошел в школу. Его жена пошла, Урманова Рита Сергеевна, 68 года рождения, 30 декабря.

— Еще кто?

— И повели свою девочку, Залиночку, в первый класс. Урманова Залина Сергеевна. Ей было 6 лет, 4 февраля день рождения.

— Ваши дети с невестками, с внуками, они попали в число заложников?

— Они все попали туда. В 41 доме около школы...

— Подождите, не торопитесь.

— Моя дочь жила вот как раз напротив нашего дома в пятиэтажке около школы. Она с двумя детьми пошла тоже в школу.

— Кто Ваша дочь?

— Урманова-Рудик Лариса Владимировна, 72 года рождения, 30 сентября.

— Она с кем пошла?

— Она пошла со своими 2 дочерьми. Рудик Юлия Сергеевна, 90 года рождения, 19 сентября. И Рудик Яна Сергеевна, 92 года рождения, 9 мая. Вот они все ушли в школу.

— Они тоже были в числе заложников?

— Да. 8 человек ушли.

— Скажите пожалуйста, кто из них погиб во время нападения на школу?

— Погибли 6 человек.

— Кто погиб?

— Урманова Рита Сергеевна, жена старшего сына. Урманова Залина Сергеевна, дочь старшего сына.

Голоса из зала:

— Кулаев, ты доволен?!

Потерпевшая:

— Погибла дочь, Урманова-Рудик Лариса Владимировна. Погибли ее дочери, Юлия и Яна. Погибла младшего сына дочь, Урманова Мария Алановна. 6 человек погибли.

— А сын младший?

— Он просто опоздал, он был ночью с работы.

— он не был в заложниках?

— Он не был, да. А старший был там. Урманов Сергей Владимирович?

— А младший, Алан.

— Но он не был в школе.

— Жена его какие-либо ранения получила?

— Она до сих пор в Москве. 8 операций перенесла, и еще ей предстоит 3 операции. Наталья Николаевна.

— Она была ранена.

— Ранена. Обожжена ужасно. До неузнаваемости. В Москве находится до сих пор на лечении.

— Вам известно, когда у нее заканчивается лечение и она прибудет сюда?

— Я не могу сказать, сейчас хотят спасти ухо. Одно ухо уже не спасли, потому, что все внутри сгорело. И еще она при выстрелах, она глотнула и у нее обожжена гортань внутри тоже. Так что я думаю не скоро это будет. Ну, может быть к сентябрю, когда на год, вот только может она сможет приехать. А Урманов Сергей Владимирович, он находится на лечении. Он контужен, у него пролом черепа. Его постоянно выводили на расстрел. Кулаев должен был его видеть, посреди зала его постоянно таскал араб. А на третий день его передали в маске одному в камуфляжной форме. Сам не высокий, худощавый.

— Во время пребывания сына Сергея в заложниках, его выводили на расстрел, да?

— Ему прострелили обе ноги, у него осколки до сих пор.

— Кто водил его на расстрел?

— Араб.

— А куда водили, из зала?

— В спортзале. Его ставили на колени.

— Он находился в спортзале?

— В спортзале.

— Его в спортзале забирали и уводили из спортзала или там ему угрожали, в спортзале?

— Когда первый день к вечеру начали расстреливать мужчин, он был в этой группе.

— Прострелили, вы говорите, 2 ноги ему.

— 2 ноги. Одну прооперировали вот здесь, в госпитале, а в другой еще осколки до сих пор. В районе копчика осколок.

— Сейчас где находится Ваш сын Сергей?

— В Сочи.

— Он находится на излечении?

— Да.

— На такой вопрос ответьте. Вот гибелью стольких членов семьи Вам вред причинен?

— Конечно.

— Какой вред Вам причинен?

— Душевный, настолько причинен вред, что по-моему этот вред никогда мне, ничем не исправишь.

— Его ничем нельзя восполнить, это правильно. Но Вы вправе ставить вопрос о возмещении Вам морального и материального вреда. Вы понесли расходы по погребению?

— Об этом я не могу говорить. Мне бы вернули мою душу.

— Но вы желаете сейчас заявить суд требования о возмещение морального и материального вреда. И в какой сумме, если желаете?

— Мне бы лучше вернули моих. И пусть бы ответили за это. Понимаете?

— Тогда такой вопрос к Вам. Если суд признает виновным Кулаева, как бы Вы желали, чтобы он был наказан?

— По всей строгости. Что заработал, то пусть и получит.

— Значит, сейчас вы сумму морального и материального вреда не называете?

— Нет.

— У меня вопросов нет.

— Я осталась на сегодняшний день одна в доме. Сын младший находится около жены в Москве. Я осталась одна. Что еще можно сказать. Этот сын, который из депрессии никак не может выйти, старший. Все, внуков нет. Все 4 внучки погибли. Дочь погибла. Кулаев, я могу у тебя спросить, как мне дальше жить? Скажи пожалуйста. Тебе не больно это? Внучка моя, дочери дочь, у нее был сахарный диабет, она умирала без воды. Она на вторые сутки умерла. В первый день боевики давали ей воду, один боевик, который давал воду, подслащивал, его к вечеру застрелили. Зато, что он помогал детям.

— Кто Вам об этом сказал?

— Сын старший. В столовой или где наколотил воду с сахаром, принес, ей дал. А на второй день дочь подползала, просила, дайте грамм воды, ребенок умирает. Хочешь, говорит, облегчим, и автомат направляли на ребенка. И она умерла. В таких муках. Это такой моральный ущерб, это такой, что я даже не представляю, что в твоей душе, Кулаев! Ты тоже отец, у тебя тоже дети!

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— У потерпевших есть вопросы? Что у вас?

— Пусть она скажет, как себя повела директор. А то она траур надела.

— Просто сейчас вот, в этот момент. Когда моя дочь подползла к Цалиевой Лидии Александровне, директоре, так как она тоже была с сахарным диабетом больна...

Голоса из зала:

— Она не сдохла!

— И просила, Лидия Александровна, дайте для Яночки лекарство. Она говорит, уходи, тварь такая, вы где воспитывались, вы с какого бараньего этого, как сказала она, стаи бараньей! Откуда вы говорит вышли, уходи отсюда! И отогнала ее. Это разве директор?! Это разве учитель?!

— Это Вам кто сказал?

— Это мне сказала женщина, которая рядом с моей дочерью сидела.

— Фамилия это женщины?

— Вот фамилию не могу сказать, узнаю фамилию. Сегодня во дворе узнаю фамилию.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— Смирнова. Имя, отчество.

— Александра Михайловна.

— Место жительства?

— Беслан. Коминтерна, 8, кв. 37.

— А Вы не работаете?

— Нет.

— Обвинение, пожалуйста вопросы. Я извиняюсь, Александра Михайловна, подпишите, пожалуйста, протокол.

Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:

— Можно, да? Александра Михайловна, Вам такой же вопрос. Вот ранее Вы видели до суда подсудимого Кулаева?

— Нет я его не видела. Я его никогда не видела. Я жила 40 лет в Чечне. В 96 году нас разбомбили. Мы уехали из ада и в ад попали. Я плохих чеченцев там за 40 лет не видела. Как ты мог, мы жили одной семьей! Ни одного чечена такого не видела. Они нас оберегали. А ты как, могли вы посметь отнять жизнь человеческую?!

— Александра Михайловна, подождите. Александра Михайловна, пожалуйста ответьте на вопросы нам. А потом скажите ему, что Вы хотите. Принесите воды. Скажите пожалуйста, кто из членов Вашей семьи 1 сентября 2004 года был в числе заложников?

— Была моя внучка в заложниках. Инна Олеговна Смирнова-Касумова, она две фамилии носит.

— А вот Касумова, это же чеченская фамилия, да?

— Касумова. Это муж от кого она родила, отец ее дочки азербайджанец.

— Какого года рождения?

— Девочка? 88 года, 27 июня.

— Она в первой школе училась, работала?

— Училась она.

— В каком классе?

— В 10 перешла.

— Она одна пошла туда?

— Они пошли и еще девочка...

— Нет, еще из членов вашей семьи был кто-то?

— Да. Смирнова Алла Евгеньевна.

— это кто?

— Это моя внучка, у которой мать умерла, я ее сиротой воспитывала, с 6 лет. Мать рано умерла у нее.

— Какого года рождения?

— Она с 89 года, 13 декабря.

— Она тоже была ученицей этой школы?

— Она ученица. В 8 класс перешла.

— Она тоже была в числе заложников?

— Да.

— Еще? Двое их только было?

— Двое. Мать не пошла. 9 лет ходила, а на 10 год не пошла.

— Теперь скажите, ваши внучки выжили или погибли?

— Обе погибли.

— Во время нападения, да?

— Да.

— Скажите пожалуйста, можете сказать какие повреждения на них были? Огнестрельные или обожженные?

— Их мы нашли 5 числа. Мама ее опознала. У нее верх был обгоревший. Она говорит, ножки у нее были перебитые. По низу опознали. Все было обгоревшее.

— А другую девочку?

— А ее нашли только, опознали, хоронили 14 октября. С Ростова привезли. Там в этом пакете. Даже не развернули. По ДНК сказали. Вот и все.

— Скажите пожалуйста, а вот, что-либо Вам известно, в момент гибели они где находились в спортзале или в столовой?

— Говорят, в спортзале. Очевидцы говорили, что они постоянно плакали. Мамочка, говорит. Потому, что после войны, мы же в войну были в Чечне, ей было 7 лет. Мы с такого ада вышли. Она бедная молилась, день и ночь молилась. И мы выжили. А тут вот попали. Она в 13 лет стала такой, до 13 лет в первый класс ходила, во второй. Она замкнутая была. Ни с кем не общалась, вот такая вот она была. Только к 16 годам она оттаяла только.

— Александра Михайловна, скажите, гибелью внучек Вам причинен вред?

— такой вред, что его не сосчитаешь ничем. И не измеришь ничем. Ничем не измеришь. Я вот эту сироту воспитывала с 6 лет вот до 15 лет. Я думала, что она мою старость досмотрит. А теперь, кто за мню будет досматривать, кто?! Вот всю радость, всю мою надежду, все у меня забрали! И что мне теперь делать, что делать?! Вот как быть, как быть?!

— Скажите, Вы можете заявить о возмещении вам морального и материального вреда сейчас, на судебном заседании? Знаете, какую-либо сумму?

— Эту моральную и душевную боль ничем не измеришь, ни с чем ее не совместишь. Вот привезли бы мне этих двух девочек, я бы не только что, я бы все с себя отдала. Только лишь бы они были у меня живые. Больше ничего мне не надо.

— Значит, возмещение вреда вы сейчас не желаете?

— Ну, как все, так и я.

— Дайте, я хоть посмотрю на него. Подними голову. Подними, пожалуйста, я тебя прошу. Подними голову. Может ты меня узнаешь. Меня знают все в Новогрозном от мала до велика, все меня знали.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— У потерпевших есть вопросы?

— Нет.

— Подсудимый, у вас есть вопросы?

— Нет.

— Защита?

— Нет.

— Александра Михайловна, Ваша дочь где сейчас находится?

— Моя дочь, она 6 дней была без сознания. И травилась она. Не хотела жить уже. 16-летняя дочь ее погибла, она не хотела жить. Ее еле-еле в санаторий отправили, заболтали просто насильно. Треть отнялась у нее. Она сейчас со мной живет мы два инвалида. Я сама диабет себе заработала с этого стресса. И она тоже инвалидка. Вот мы два инвалида живем.

— Александра Михайловна, я почему спрашиваю, Ваша дочь признана потерпевшей?

— Конечно признана. А ее дочь? А моя, вторая, вот которую сироту я растила, опекунство я на нее оформила.

— она не сможет в суд прийти?

— Ой, она не сможет. Она тут упадет. Моя дочь, я знаю. Она была здесь, позавчера она была здесь. Она внизу, там слушала. А как показания дать. Ну, я ей скажу, чтоб она дала показания. Попрошу ее. Сегодня она не смогла. Она на лечение ездит сюда в город, ее лечат.

— Попросите ее. Маргиева.

Потерпевшая:

— Вот они, мои девочки, посмотрите. Кто мне сможет возместить этот ущерб?!

— Имя, отчество, пожалуйста.

— Маргиева Светлана Петровна.

— Год рождения?

— 59.

— Число и месяц?

— 7 октября.

— Место жительства.

— Город Беслан, улица Коминтерна 75, кв.11.

— Место работы?

— В то время я работала главбухом.

— Сейчас Вы не работаете?

— Нет.

— Вы предупреждаетесь об ответственности за дачу ложных показаний и за отказ от дачи показаний, в соответствии со статьями 307, 308 УПК РФ. Пожалуйста, распишитесь у секретаря. Обвинение вправе задавать вопросы.

Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:

— Светлана Петровна, Вы подсудимого видели, до начала судебного заседания видели подсудимого?

— Можно я посмотрю его глаза. Просто я глаза его не вижу.

— Посмотрите, пожалуйста, посмотрите.

— Нет. Я его не видела. И никаких отношений с ним не было.

— Скажите, кто из членов вашей семьи пошел в школу 1 сентября 2004 года?

— Моя дочь, Маргиева Эльвира Баликовна, 92 года рождения. И внучка мужа.

— Вашего мужа, да? Это от другого брака что ли?

— Да. Маргиева Анна Алексеевна.

— Какого года рождения?

— Тоже 92 года.

— В какой класс они ходили?

— В 7.

— А Вы сами там не были?

— Да, я сама там была. Я с ними в школу пошла.

— Обе ходили в 7 класс?

— Да.

— И Вы тоже были, значит, в числе заложников?

— Да.

— Расскажите, пожалуйста, в момент нападения где Вы находились? Поподробнее.

— В момент нападения я с внучкой. Время я не знаю...

— Это было до 9 или после?

— До 9.

— А Вы пошли к 9 часам.

— Да, к 9. Дочка мне сказала, там должны быть родители. А я работала, я им сказала, я вас провожу быстро, и как закончится вот это...

— Ну, это понятно, во сколько это началось? Где вы находились в это время, на территории школы?

— Во дворе школы, где линейка, вот там.

— Сколько вы времени находились на территории школы до того, как началось нападение.

— Минут 30, наверное.

— И что произошло в это время? Вот где Вы были в момент нападения?

— Я с внучкой...

— С какой внучкой?

— С внучкой мужа. Она школу не знала, она у нас была в гостях из Питера. На летние каникулы она приехала, и должна была уехать 3 сентября. На поезд были взяты уже билеты. И она с нами тоже пошла в школу.

— Где вы стояли?

— Со стороны трибуны. Не совсем близко. Я слышала стрельбу, думала салют что ли. Я не ожидала, что это такое.

— Скажите, эта стрельба, это были одиночные или серийные?

— Сперва один выстрел, потом несколько. Я оглянулась, увидела в черной маске мужчину. Я тогда ...

— Скажите, куда Вы оглянулись?

— Назад.

— Светлана Петровна, относительно входа во двор школы Вы куда оглянулись?

— Мы стояли с внучкой, еще не началась линейка. Я ее от себя не отпускала, говорю, ты школу не знаешь. Эльвира отошла от нас.

— Светлана Петровна, когда Вы услышали стрельбу, Вы сказали, что оглянулись. В какую сторону Вы оглянулись?

— Я стояла лицом к спортзалу. И когда я услышала выстрелы, я оглянулась. Сразу не сообразила, что это. Но увидела в маске ...

— Да подождите, ну что это такое. Значит, увидела в маске мужчину. А одет он как был?

— Он был в маске и одет во все черное.

— А еще что-либо было на нем одето?

— Нет. Черная одежда. Какие вещи, я не помню.

— Оружие в руках у него было?

— Автомат был. Он вверх стрелял. Потом, когда начали...

— Минуточку. Значит, увидели. Он что? Бежал, стоял, лежал?

— Он стоял и стрелял вверх. И кричал: "В школу! В школу заходите!"

— На русском языке он кричал?

— Конечно.

— Дальше что было?

— Я держалась за руку внучки. Но я хотела на улицу выбежать, но нас толпа понесла в сторону спортзала. Не именно в спортзал, а там еще в сторону коридора к окнам.

— Со спортзала есть выход во двор?

— Есть.

— Вот к этому выходу вас понесла толпа?

— Нет. Выход, например, вот там, а вот сюда нас понесла толпа. К коридору. И я увидела, как сверху уже стреляли боевики.

— Это Вы где находились? Откуда они стреляли?

— Со второго этажа. С окон.

— Окна были открыты?

— Окна были разбиты. Мне кажется, что они были разбиты. Я видела, как мужчины в черном автоматы держали и стреляли.

— Светлана Петровна, скажите, в скольких окнах вы видели этих боевиков стреляющих?

— По-моему во всех окнах они были.

— А сколь там окон?

— Я не помню. Думаете, я это считала? Там много окон.

— Куда они стреляли, уточните, пожалуйста.

— Вот так стреляли.

— Поверх?

— Да. Поверх голов. На своем уровне стреляли. На втором этаже.

— Дальше что произошло?

Заместитель прокурора РСО-Алании, старший советник юстиции Аслан Черчесов:

— Есть один момент, можно я спрошу? Скажите, сколько прошло времени между первыми выстрелами и между тем как вы увидели этого боевика. Вы говорили, что он одиночный был. Сколько времени прошло между этим выстрелом и теми выстрелами, которые Вы услышали в школе.

Потерпевшая:

— Там секунды прошли. Я же стояла ближе к тому месту, к залу. Секунды прошли.

— Значит невозможно было...

— Невозможно.

— Невозможно было, чтобы кто-то поднялся наверх.

— Нет, нет. Ни в коем случае.

Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:

— вы увидели этих стреляющих людей. Они стреляли просто или что-то кричали тоже?

— Ну, криков я от них не слышала.

— Когда Вы оказались в стороне коридора, дальше куда Вы следовали?

— Через окно нам помогали лезть. И мы через окно залезли в коридор.

— Через которое окно?

— это трудный вопрос. Через окно на первом этаже.

— Оно было открыто или выбито?

— Выбито.

— А кто выбил?

— Не знаю.

— Куда дальше следовали?

— Я внучку все равно за руку держала. И кто-то кричит из террористов: "В зал! В зал! В спортивный зал!" А я говорю, а где зал? А он мне отвечает, вот так пройдите, и он указал мне, где зал. Террорист указал мне где зал.

— Вы видели этого террориста?

— Он был в маске. В черной одежде.

— Какого проста был этот террорист.

— Высокого.

— Он поплотнее Кулаева был или нет?

— Поплотнее и выше.

— Вы уверены, что это был не Кулаев?

— Нет, это был не он. Это точно. Потому что он был выше ростом.

— Когда вы зашли в зал, что было дальше?

— Там очень мало еще людей было. Я дочку увидела, она там сидела. Видимо она самая первая туда забежала. И она сидит на корточках и кричит: "Мама1 Мама! Иди сюда! Не плачь!" мы к ней подошли, сели. Я ее успокаиваю, говорю не бойся. Это не надолго. Она меня спрашивает, что это? Я говорю, нас террористы захватили наверное. Она спрашивает, они нас убьют. Я отвечаю, нет конечно.

— Минуточку. В какой момент вы поняли, что это террористы захватили вас?

— Это сразу понятно было. Уже когда зашли в зал, я уже поняла, что нас террористы захватили. Просто до этого думать некогда было.

— Момент минирования зала. Вы там находились?

— Да.

— Скажите, они сразу стали минировать зал или через какое-то время?

— Через какое-то время. Но я не помню через какое.

— Всех загнали, потом стали минировать?

— Ну, там не совсем все были. Но там было уже много людей. Вот тогда они начали.

— Сколько человек минировали зал?

— Многих заставляли.

— Нет. Сколько человек боевиков?

— Ну, я не знаю. Я их не считала, но много было.

— А сколько боевиков минировали зал, вот расставляли, раскладывали эти взрывные устройства. Можете сказать? 5, 10 или сколько?

— Где-то человек 8. но точно я не знаю, я не считала.

— Но примерно. Мы не требуем, потому что вы должны были слышать его показания и что он говорил. И нам сейчас важно выяснить, правду он говорил или нет. Он говорил, что только 3 боевиков минировали. Мы поэтому и выясняем.

— Ну, я не знаю. Там было их много. Но сколько, я не знаю.

— Хорошо. Вот эти много боевиков, они принимали участие в минировании зала?

— Понимаете, они заставляли наших...

— Что они заставляли?

— Наших детей, подростков заставляли минировать, вешать. Мины, взрывчатки, устройства.

— А что они собой представляли, эти взрывчатки?

— Ну, когда они их уже развесили, они были разного размера.

— А в чем они были? В бутылках, в бумаге?

— Бумажное что-то.

— А какие они были? Круглые, квадратные?

— Квадратные.

— Куда их подвешивали?

— Наверх. От одного кольца, до другого кольца пропустили...

— Это что за кольца?

— Баскетбольные. Около окна, близко к окну расставили стулья, и на них тоже положили взрывчатку. Там еще люди сидели.

— А между людьми взрывчатку положили?

— Ну, это же между людьми было. На полу тоже по-моему было, но я не помню.

— Боевики, которые загнили вас, они все были в масках?

— В тот день они были в масках. Ходов, я его потом по этому узнала, он без маски был. Все время. Длинный такой. Рука раненая у него была, и руку вот так держал. А в другой руке держал автомат.

— А вы раньше знали Ходова?

— Нет. Он с бородой там был.

— А кто-либо его знал?

— Я одну слышала, что про него говорила, что он Ходов.

— Вы опознали его уже после вашего освобождения. То есть, вы труп его опознали.

— В газете его фотография была.

— На второй день тоже все были в масках, или они уже сняли маски?

— Там был один, который, потом я даже подумала, что он там случайно, он без маски был. В обычной одежде, но одежду я не помню.

— Он был тоже боевик?

— Наверное.

— Вы все время находились в спортивном зале?

— Да.

— С 1 по 3 сентября? Там, в спортивном зале Кулаева видели?

— Не видела. Я его вообще здесь в первый раз увидела.

— Он в спортзал не заходил даже?

— Я не знаю.

— А боевики из спортзала, они свободно перемещались?

— Да. Свободно.

— А такое было возможно, что он заходил и выходил, но был в маске?

— Откуда я знаю. Я его не видела. Я одного только Ходова запомнила. И еще другого. Если б я фотографию увидела, я б его наверное узнала. Он маленьким помогал.

— Светлана Петровна, а теперь скажите, а руководителя банды вы видели в спортзале? Чтобы к нему обращались боевики?

— Вот к этому Ходову обращались все. А вот Полковник, про кого говорят, может если увижу по фотографиям, а так я его не помню.

— А когда к Ходову обращались, он давал какие-либо распоряжения?

— Он людей успокаивал. Стрелял вверх много раз.

— А стрельба вверх, это разве способ успокаивать?

— А еще я помню, один там черный усатый худой. Ну, среди заложников, я имею ввиду. Его голову постоянно держали под прицелом.

— Оружие держали у головы?

— Да. Если, говорит, будете шуметь, мы его убьем.

— Над головой Урманова Сергея?

— Да. У многих держали автомат, но других я не помню.

— При каких обстоятельствах погибла Ваша внучка?

— Внучка моя осталась жива. Но она была ранена. Средней тяжести.

— Какие ранения она получила?

— Средней тяжести. Взрывчатые, осколочные.

— Когда она была ранена? В какой момент?

— На третий день.

— Она была ранена от взрыва взрывного устройства или от другого чего-нибудь?

— Я думаю, от взрывного. Просто я ее потом не видела, я с ней не разговаривала. Ее сперва в больницу отвезли, а оттуда в Питер. Я ее с тех пор больше не видела.

— А вы были ранены?

— Да.

— Какие ранения Вы получили?

— Ранение в ногу и в живот. Тоже осколочные.

— Вы в больнице находились?

— Да.

— В какой больнице и сколько времени вы находились?

— Сперва меня отвезли в Электроцинковскую. А 10 меня отвезли в ЦИТО в Москву.

— В ЦИТО сколько времени находились?

— До 5 октября 2004 года.

— Какого года?

— 2004.

— Скажите, на лечение Вы свои средства тратили?

— Нет.

— Вас лечили бесплатно?

— Да.

— Кто из членов Вашей семьи погиб?

— У меня погибла дочка, Маргиева Эльвира Баликоевна. Единственная дочка.

— Ей сколько лет было?

— 12 с половиной.

— Скажите, гибелью вашей дочери вам причинен вред?

— Еще какой.

— Вы можете заявить свои права по возмещению Вам морального и материального вреда в связи с гибелью дочери?

— Можно я пока расскажу, как погибла дочь?

— Расскажите, пожалуйста.

— Она у меня встала...

— Она при вас была?

— Ну да. Внучка лежала у меня в ногах, а дочка встала. Я ей говорю, Эльвира, садись. А она мне отвечает, мама, я устала сидеть. Можно я постою немного. И вот в это время я уже ничего не помню. Я отключилась, даже взрыва не помню. Когда пришла в себя, не знаю сколько времени прошло, то увидела, что у меня на руках кто-то лежит. Я посмотрела, и узнала ее по вещам. Это дочка. Потом в лицо посмотрела. У нее глаза открытые, а из горла кровь шла. Вот отсюда, и челюсть отпала. Она у меня на руках умерла.

— Будете воду?

— Я не хочу воды. Я сильная.

— Когда вы очнулись, она уже была мертва?

— Я думаю, что да. Я сперва пульс потрогала. Пульсировало сильно, прям вот такой пульс.

— Вы говорите, когда дочь встала вы пытались ее посадить. Что произошло? Взрыв, обстрел или что?

— Взрыв. Я не знаю. Я отключилась.

— Можете сказать, сколько вы времени находились без сознания?

— Не знаю. Вот этого я не могу сказать. Но когда я в себя пришла, то увидела дочку в таком состоянии. И много людей, которые все лежали и на них на всех были эти, потолок был. Я не знаю, штукатурка там была.

— Кроме вашей дочери было еще много людей убитыми, да?

— Я не говорю, что все были убиты. Все лежали без памяти наверное тоже. Уже начали двигать понемногу.

— Потолок. На них обрушился потолок, да?

— Да.

— Какие действия Вы предприняли после этого?

— я держала в руках дочку. Я ее обняла и плакала. И вот с тренажерного зала вышел, я оглянулась, из тренажерного зала вышел террорист в маске, и всех поднимает людей и гонит их в сторону столовой. Наверное, в столовую, я лежала ближе к тренажерному. Ближе к тренажерному залу. Их гоняли.

— Вот скажите, как он гнал? Что он для этого делал?

— "Вставайте! Вставайте!" – он вот так кричал. Я плохо слышала, но громко он кричал. И люди вставали.

— Вот этот террорист, который людей гнал в столовую, он говорил, куда им надо идти?

— Я не слышала. "Вставайте! Идите!" – вот это я слышала. Потом там мало людей оставалось. И в дверях, я помню, в дверях стоял в маске, не знаю, он террорист был, наш был? Не знаю. Но наверное террорист, скорее всего. Говорит, вставайте. Одна женщина встала и обратно упала от выстрела. Вот он в нее выстрелил. Такая здоровая женщина.

— А вот этот террорист, который выстрелил в женщину он как выглядел?

— Я не знаю.

— Вот сейчас перед судом Кулаев. Интересует он нас. Он мог быть тем террористом, который выстрелил в женщину?

— Нет. Тот крупнее был. Плотнее был.

— Ваши действия дальнейшие?

— Я не знаю, сколько я там пролежала, но пролежала много. Довольно много. Я была ранена уже в ногу. Я хотела сдвинуть ногу, но не могла. И встать хотела. И я не могла встать. Я ее хотела вытащить, потащить, но я не смогла это сделать.

— Дочку, да?

— Да.

— Где была в это время Ваша внучка?

— Она убежала. Я присела и оглянулась, внучка, я видела, как она убегает с другими девочками.

— А куда она убегала?

— Я не знаю. На улицу наверное. С какой стороны она выбежала, я этого уже не видела. Не знаю. И еще, можно я еще расскажу? Вот в первый день, когда молодых людей, мужчин забрали от нас, много мужчин забрали, а зашли очень мало. Очень мало мужчин зашли. Я помню, вот...

— Минуточку. Скажите, кто забрал мужчин из зала?

— Террористы. Террористы забрали мужчин из зала. Очень много мужчин.

— Это мужчин заложников?

— Да. Мужчин заложников забрали из зала. Скажите, как они забирали. Они что-то говорили?

— Показывали, вставайте, идите.

— Сколько террористов было, вот которые отбирали мужчин?

— Ну, с моей стороны один террорист показывал. А на все стороны я ...

— Они ходили по рядам?

— Там был для них коридор. В зале для них был коридор, и они оттуда.

— Между людьми, да?

— Между людьми, да.

— И вот, говорите, показывали пальцем, да?

— Да. Вот вставайте.

— Ну, вот тот террорист, который отбирал людей, он был похож?

— Нет. Ходов, это я Ходова видела именно. Бородатый, потом я узнала, что это Ходов.

— Куда их увели?

— В сторону коридора.

— Сколько человек примерно они увели?

— Много мужчин взяли, много. Я не считала. Я не знаю. А привели обратно очень мало. Потом, к вечеру.

— Сколько примерно?

— Привели, наверное, человек 7-8.

— Знаете ли вы о судьбе остальных, которых увели и не вернули.

— Я спрашивала потом. Вот всех мужчин, именно в нашу сторону, боевик загонял в нашу сторону. И через людей же перешагивали. И я запомнила одного, у него глаз вылез, вот такой глаз был. Избитый весь.

— У боевика?

— Нет я у нашего, заложника. Вот глаз вылез вот так. И другого. А я его так запомнила. Ему говорят, садись, говорит там, не лезь через, не надо лезть через нас. А он говорит, дайте мне пройти к своей семье. И он через нас тоже прошел, и сел около своей семьи. Это был вот Бзиев Сергей. Ну, Валера тоже, его звали. Потом я его тоже видела на кладбище. И вот слух тогда прошел, что вот их заставляли брать оружие. Уже по залу слух прошел, вот тогда, что их заставляли брать оружие.

— Где?

— В школе. Доставать оружие откуда-то. Но откуда, я там не слышала. Потом я узнала откуда.

— Вот скажите, о судьбе остальных Вы не знаете ничего, да? Мужчин, которых увели.

— Про одного слышала, сказали, что он выпрыгнул. Я сама спрашивала, про Кудзаева Аслана. Вот я его знала. Я спросила, говорю, вот его убили? Кто-то сказал, он, говорит, выпрыгнул из окна. Вот там же уже сказали, что он выпрыгнул. Даже, говорит, просил кого-то, выпрыгивай.

— А из какого помещения он выпрыгнул?

— Этого я не знаю.

— С какого этажа?

— Откуда бросали трупы уже, их заставили выбрасывать трупы. Он сказал, что вместе с трупами.

— Теперь скажите, вот Вы все таки уходите от моего вопроса, о судьбе остальных Вам не известно? А вот, когда увели мужчин, Вы слышали через какое-то время там стрельбу, внутри школы?

— А стрельба все время была. Ни минуты не было остановки, стрельба все время была.

— Те мужчины, которые вернулись в спортзал, они не говорили о том, что остальных расстреляли?

— Вот мы спрашивали. Они были никакие. Но все равно мы спрашивали, и кто-то сказал, говорит, убили. И кто-то говорит, нас заставляли брать, доставать оружие.

— Откуда доставать?

— Это я не спрашивала. Я не знаю. Но доставали оружие именно в школе, на территории школы. Потом, после этих, ну, когда мы освободились, я слышала, что в библиотеке и в актовом зале.

— А где там было спрятано оружие?

— Откуда я знаю.

— Светлана Петровна, может вы слышали, откуда заставляли брать оружие.

— В актовом зале, потом уже, когда освободилась.

— Откуда? Вот эти мужчины, они уцелели, которые говорили, что их заставляли оружие доставать?

— Вот, у кого глаз выбитый, я его так не знаю. Но я вот спрашивала Ларису, вот она тоже многое знает, но она не ходит. У нее никто не погиб, и она не ходит.

— Подождите. Вы сказали, что отобрали мужчин очень много и увели. Вернули только человек 7-8. А сейчас Вы говорите Мамитова Лариса. Вы не говорили, что Ларису увели.

— Нет, ее не увели...

— Давайте будем о тех мужчинах, слушайте мой вопрос. Те мужчины, которых вернули обратно, кого Вы знаете из этих мужчин, кого вернули?

— Я по фамилии знаю только Мзиева. И все, больше никого не знаю.

— По именам знаете?

— Нет. Я ж говорю, у кого глаз вот был выбит...

— Кто это был?

— Я не знаю, кто это был.

— Он выжил?

— Он, говорят, выжил. Мне это сказала Мамитова Лариса.

— вот его заставляли доставать оружие?

— Я не от него лично слышала. Но они...

— От Мамитовой Ларисы Вы слышали, что его заставляли?

— Да.

— Мамитова была в заложниках?

— Она была в заложниках. Она врач скорой помощи. И она помогала и нам, и перевязывала этих тоже, боевиков. И она многое знает.

— Скажите пожалуйста, в какой момент Вы, как Вы выбрались вообще оттуда?

— Я долго не могла оставить ее там и не могла, да бежать не могла. И я не знаю, сколько времени прошло. Но там уже, кто мог выползти и выйти, все вышли. Там уже никого не было такого, что на ногах был. Когда я ее не смогла вытащить, я начала выползать. И вот по пути маленький ребенок ногами, из под матери ногами вот так делал. Как сказать, да, барахтаться. И я его взяла, вот ребенка, не знаю, он, она? Я его за ногу потащила с собой. Ну, маленький, не знаю, год, два. И вот с этим ребенком я выползла. Но около дверей тренажерного зала снова вот видимо я же выползала и снова был взрыв, такой не сильный взрыв. И я была снова ранена. Вот тогда я в живот наверное, я была ранена. Я схватилась за живот и ребенка отпустила. И меня схватили оттуда уже, у дверей схватили и меня потащили.

— Уточните пожалуйста, Вы выползали из спортивного зала в коридор или сразу на улицу?

— В тренажерный зал. В сторону тренажерного зала. Мне ближе было туда, просто.

— тренажерный зал был отдельно от спортивного зала?

— Да.

— Вы уже дочь свою оставили, когда выползали?

— Да.

— А вот выползали с чужим ребенком?

— Да.

— Ребенок был жив?

— Я не знаю.

— Вот когда Вас ранило в живот и Вы его отпустили. Но Вы выползали он кричал?

— Я крика не слышала. Я даже боюсь того, что он, когда я ребенка вытаскивала из под матери, может он задохнулся, а может остался. Я не знаю, я без понятия.

— Вас ранило в живот, да

— Да. Вот тогда уже.

— Это было огнестрельное ранение?

— Нет, осколочное. От взрыва.

— А что взорвалось?

— Я думаю, что я же выползала, и вот я задела дверь там. И вот там, именно на дверях что-то висело. Я так думаю. Потому что я когда выползла к дверям уже, между залом и тренажерным залом была уже. Я так считаю.

— Ну а на улице как Вы оказались?

— Меня схватили наши ребята. Я им кричала, там столько раненых. Погибших, раненых. Они не могли выползти.

— Кто пришел Вам на помощь.

— В тренажерном зале были люди. Я не знаю, кто именно.

— Эти люди были заложники?

— Нет. Это уже те, кто пришел на помощь. Вот такие парни.

— В камуфляжной форме или в какой?

— Я не знаю.

— В гражданской?

— В гражданской форме.

— Скажите пожалуйста, Вам вот тем, что вас ранили неоднократно, потом убили дочь, вам тоже причинили физические, моральные страдания. Правильно?

— Да.

— Душевную боль испытываете по сей день.

— Это словами не рассказать.

— Вот за свои ранения Вы просите возместить Вам ущерб? Моральный, материальный.

— Я от государства, да. От государства.

— Значит, желаете получить от государства помощь.

— Не помощь. Я не прошу, я требую.

— Какую сумму?

— Знаете сколько? Миллиарды евро. Вот так пишите.

— Вот я не знаю, кому там так весело. Она рассказывает ужасные вещи. Вы сами же над собой смеетесь.

Голоса из зала.

— Да никто не смеется. Не смеется она.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— Я прошу тишину в зале.

Потерпевшая:

— Я террористов не так обвиняю, как наше государство. Потому что террористов сделало тоже наше государство. Наше. Горбачев развалил страну, Ельцин сделал, вот пишите все, Ельцин – отец террористов. Он развязал войну. Их надо судить. Путина надо судить. И тех, кто не пришли, за которых бы отпустили по 150 человек. За Дзасохова отпустили бы 150 детей. И за Зязикова тоже. И за Аслаханова, и за Рошаля по 150 человек. Я всех призываю к ответу, всех.

Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:

— Минутку. У меня к Вам последний вопрос. Скажите, вот эта девочка, которая гостила у вас из Питера, Вы с ней связь поддерживаете?

— Да. С ее мамой.

— В каком она состоянии? Девочка.

— Она уже успокоилась. Но все равно у нее состояние, стресс очень большой. До сих пор. У нее состояние не стабильное.

— Они могут приехать сюда, на судебное заседание, дать показания?

— Она сказала, я, говорит, Беслан, слышать не хочу. Вот эта девочка так сказала. И еще. Можно я еще расскажу? До этого, до 1 сентября, что я слышала. Пришел покупатель и говорит, меня милиция остановила, машину смотрела. Говорят теракт ждут. Мой муж хотел с дочкой за город поехать. Но, как я услышала, что будут теракты. После этого, как я услышала вот это, я домой позвонила. Я говорю. Вот такое слышала, никуда не езжайте, будьте дома.

— Это Вы сказали мужу, да?

— Да. По телефону.

— А Вы сделали заявление об этом?

— А милиция сама остановила этого шофера. Милиция сама этого шофера остановила.

— Вам кто сказал?

— Покупатель. Милиция, говорит...

— Вы же слышали ни от милиции, а от покупателя.

— Ну даю но он сказал, что милиция...

— Вот то, что вы услышали от покупателя, вы сообщили об этом в милицию?

— Но это же милиция остановила.

— Так и скажите. А то Вы...

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— Так, нет вопросов? У потерпевших к Светлане Петровне есть вопросы?

— Нет.

— Подсудимый, у вас есть вопросы к потерпевшей?

— Нет.

Адвокат:

— Скажите пожалуйста, вот окна спортзала куда выходят?

— Вот, где линейка была. В сторону двора.

— То есть, там с другой стороны нет окон?

— И с другой стороны тоже есть окна. Я волнуюсь просто. Окна спортзала выходят и в ту сторону и в эту сторону.

— А что там было? Там есть дома?

— Это же всем известно, есть там дома или нет. Вот со двора если зайдешь, то с двух окон видны там еще жилые дома. С другой стороны, со двора, жилые дома.

— С тех домов осматривался через окна спортзал?

— Откуда я знаю. Я там не живу, я не знаю.

— Можно вопрос?

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— Фамилия как ваша?

— Сидакова.

— Сидакова, но вы же выступали.

— Я вопрос задать.

— Хорошо, давайте.

— Света, скажи пожалуйста, когда вас загоняли в спортзал через окна коридора. Вот под окнами какие-то насыпи были, из песка там что-то?

— Понимаешь, я не помню. Там окна были разбиты. Я помню разбитые окна, а вот этого я не помню. Не помню я, не помню. Этого я не могу сказать. Не помню.

— Присаживайтесь пожалуйста. Что вы хотите? Вы кто?

— Я Маргиев.

— У Вас, что к жене вопрос, что ли?

— Нет. К Кулаеву. Я хочу человека спросить, который сидит на скамье подсудимого, от чего оказались обугленными тела. Я хочу Кулаева спросить об этом.

Маргиева:

— Да. Это мой вопрос тоже, я сама хотела спросить. Я ее оставила целой, но убитую уже. И как произошел этот пожар в зале? Я просто от волнения забыла про это. Пожар как произошел?

— Кулаев, вы поняли вопрос?

— Да.

— Отвечайте.

— Как произошел, я не знаю. Я видел, на кассете я смотрел это. Спортзал стреляли по крыше. Я знаю. Этот спортзал. Когда эти взрывы были, я знаю, там никакого пожара не было. Пожар после этого на кассете показывали. Там люди обгоревшие. Я знаю, когда я сидел в столовой, туда танками стреляли. Там танками стреляли. Но там в столовой никакой взрывчатки не было. Это я знаю.

— В столовой не было взрывчатки, ты говоришь?

— В столовой взрывчатки не было. Но я знаю, туда из танков стреляли. Я там сидел. И тот, кто там был, они тоже знают.

— А в столовую кто стрелял?

— В столовую танк и стрелял. Я сам видел. Со мной сидел мужик, он тоже видел. Там он сам говорил, прыгни из окна, скажи, чтоб из окна не стреляли, здесь люди. Я говорю, меня никто не слушает. А потом мне фотографии показывали. В столовой там все разрушено.

— Присаживайтесь пожалуйста. Дзгоева. Имя, отчество?

— Дзгоева Людмила Федоровна.

— Год рождения.

— 72.

— Место жительства.

— Беслан. Коминтерна, 97.

— Где Вы работаете?

— Работала в той же школе техничкой.

— Вы предупреждаетесь об ответственности за дачу ложных показаний и за отказ от дачи показаний, в соответствии со статьями 307, 308 УПК РФ. Пожалуйста, распишитесь в протоколе. Сторона обвинения, пожалуйста.

Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:

— Людмила Федоровна, Вы подсудимого раньше видели, знали?

— Нет. Не знала.

— Скажите, 1 сентября 2004 года вы находились в школе?

— 1 сентября старшая дочь ушла в школу.

— Кто Ваша дочь?

— Дзгоева Кристина Казбековна.

— Какого года рождения?

— 93.

— Куда она пошла?

— В школу пораньше.

— А Вы?

— Я пошла за ней. С младшей дочкой, Дзгоевой Дзерассой.

— Она какого года? Она тоже в школе училась?

— 94.

— В каких классах они учились?

— Старшая перешла в 6. Младшая – в 4.

— Вот вы пришли. Дальше что было?

— Мы вышли из дома минут в 20, пол десятого. И уже там люди собрались. Как только мы вошли, вот минут 5 только постояли, вдруг выстрелы раздались. Мы сначала подумали, что это салют.

— А выстрелы откуда доносились?

— Ну, боевики бежали и стреляли в воздух вверх. Бежали вокруг школы, окружали ее.

— Выстрелы были одиночные?

— Нет.

— Из какого оружия стреляли?

— Из автоматов.

— Вы сами это видели?

— Видела.

— Где видели и что боевики делали?

— Я увидела между школой и забором боевиков. И вдоль школьного забора шли боевики. Они стреляли и кричали: "Всем в школу!"

— Как они были одеты?

— Они были в камуфляже. В черном. И в масках.

— Скажите, а видели Вы разгрузочные жилеты? С кармашками. Видели когда-нибудь?

— Видела, но на них я такого не заметила. На некоторых были, наверное.

— Значит, на некоторых вы все-таки видели. А что на этих разгрузочных жилетах было? Гранаты не видели?

— Нет. В руках видела гранаты.

— Вы последовали этому указанию боевиков?

— Мы побежали в сторону школьного переулка, но там нас с двух сторон встретили боевики и загнали обратно во двор школы.

— Боевики были за оградой школы или внутри.

— За оградой школы несколько боевиков заходили во двор школ. Младшая дочь стоит и кричит, мама, мама, я боюсь. Старшую я не видела. И не знаю, как она зашла в зал.

— Значит, Вы тоже зашли в зал?

— Да, мы через окна залезли в зал.

— Окна были открыты или разбиты?

— Разбиты.

— А кто их разбил?

— Сами разбивали?

— Кто сами?

— Учителя. Когда их туда загоняли, на них кричали, и они разбивали.

— А какая обстановка была в зале?

— В зале было очень много людей. Как только боевики зашли в зал, они начали затыкать людей. Один из боевиков подошел к Бетрозову, сказал, на колени и расстрелял.

— Сколько времени прошло с момента, как боевики ворвались в школу до расстрела Бетрозова?

— Пол часа.

— Когда он его расстрелял, он это как-то аргументировал?

— Чтобы другие боялись.

— Так и сказал?

— Да. Потом стали заходить другие заложники, которые были в кабинетах.

— Ваша дочь погибла?

— Да.

— В какой день она погибла, и при каких обстоятельствах?

— В спортзале на третий день. Когда взрыв раздался, все детей своих попрятали.

— Какие были повреждения на Вашей дочери?

— Сильные осколочные ранения головы.

— Гибелью дочери какой Вам вред причинен?

— Никакой.

— Как никакого?

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— Она говорит никакого, давайте не будем настаивать.

— Вы в больнице находились?

— Все тело у меня было в ожогах.

— Вы в какой больнице находились?

— Ни в какой.

— Сейчас как чувствует себя Ваша другая дочь?

— Она ходит в школу. Но ее нужно очень сильно заставлять.

— В каком она классе?

— В 6. У нее 5 классов окончено, в 6 она пошла.

— Вы работали в этой школе техничкой. Вы видели на территории школы посторонних лиц вот во время линейки и до 1 сентября. Вы же там рядом проживали.

— Не видела, потому что работа технички очень мало оплачивается. И мы не можем своих детей в школу приготовить. И все 3 месяца я до 11 часов работала, чтобы своих детей в школу подготовить, и ничего не видела.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— У потерпевших есть вопросы? Фамилию свою назовите для протокола.

— Хамицева.

— Кулаев, есть вопросы?

— Нет.

— Адвокат?

— Нет.

— Скажите, где вы сидели в школе?

— Вот я сидела в том же месте, куда зашла...

— 3 сентября именно где вы сидели?

— Около 2-го окна.

— Вы видели террориста, который сидел, так сказать, на кнопке?

— Да. Там двое было. Один с одной стороны, около кольца, другой с другой стороны. Еще один был с синяком под глазом.

— Вы помните, когда произошел взрыв?

— Ну, я увидела вспышку света. Потом такая волна.

— Вы не помните, как этот взрыв произошел? Вы не видели, да?

— Там была вспышка и взрыв. Потолок посыпался. Потом второй взрыв раздался. И кто-то закричал, бегите, сейчас сгорим.

— Сколько боевиков находилось в момент взрыва в зале?

— 3-4 человека.

— Когда произошел взрыв, кто-нибудь из боевиков еще забежал в зал?

— Не помню. Был крик ужасный. Ничего слышно не было.

Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:

— Скажите пожалуйста, а Вы видели Кулаева в зале?

— Нет. Не видела. Но я видела, что на второй день после ухода Аушева их руководитель, он передал пакет с белым порошком. По-видимому, это был наркотик. И он ему объяснял, что с ним делать.

Заместитель прокурора РСО-Алании Аслан Черчесов:

— Скажите, эти три дня Вам из зала выходить не давали?

— Я пыталась выйти, детей вывести, но боевик, который там сидел, он меня не выпустил.

— Скажите, Аушев в зал заходил?

— Аушев зашел в зал. Он посмотрел зал. Он сказал, не переживайте, я договорюсь с ребятами. И все, и вышел.

— А находясь в зале, с кем он еще из боевиков разговаривал?

— Не знаю. После ухода я думала, что все решиться мирно до последнего момента. Но когда он ушел, они стали совсем другими, они стали стрелять, увереннее стали.

— Какие они требования выдвигали?

— Вывести войска из Чечни...

— А Вам их кто озвучивал. Вы между собой об этом говорили?

— Они сами нам говорили. Говорили, вывесит войска из Чечни. И если они выполнят наши требования мы всех отпустим. Вывести войска из Чечни, освободить мусульман, которые находятся в тюрьмах России, боевиков. И чтоб зашли эти 4 человека: Дзасохов Зязиков, Рошаль и...

— Значит, основное требование все-таки вывести войска и освободить мусульман?

— Один из них сказал, если они на нас штурмом пойдут, клянусь Аллахом, мы всех расстреляем.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— Бердикова. Имя, фамилия, отчество.

— Бердикова Заира Резановна.

— Место жительства.

— Город Беслан.

— Место работы.

— Школа №1, техничка.

— Заира Резановна, Вы предупреждаетесь об ответственности за дачу ложных показаний и за отказ от дачи показаний, в соответствии со статьями 307, 308 УПК РФ. Пожалуйста, распишитесь у секретаря.

Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:

— Расскажите, как Вы оказались в школе.

— Мы подарили букет своей первой учительнице, мы даже не знали, кто она. А со мной еще мамаша стояла одна. Я ей говорю, давай на другую сторону перейдем, чтоб увидеть, когда наши дети будут стихотворение рассказывать. Было минут 15 10. Все уже выстроились. Музыка играла. Смотрим, шары летят и один выстрел. Потом смотрим, все шары уже полетели, и раздались крики, взрывы, выстрелы. И одного я увидела. Он бородатый был, вот такой длинный, и на нем еще маска была. Но волосы было видно длинные, и борода была. Черненький он был, такой высокий. Он в сторону спортзала людей гнал. Со стороны путей бежал. А, еще что я запомнила. Когда я заходила в школу, эта машина стояла там. Внутри в машине никого не было. А сзади брезентом было все закрыто. До 9 часов эта машина там стояла. Они уже нас ждали. Слышен был гудок этого паровоза. Когда гудок загудел, вот тогда это все и произошло. Стрелять тогда начали. Учителя в зале не знали, что делать. Всех гоняют в разные стороны, крики. От коридора окна поразбивали и оттуда детей начали передавать. А у меня в руках были ключи от спортзала. От тех дверей, где раздевалки. У меня руки тряслись, я не могла открыть. Я отдала ключи одному мальчику, одиннадцатикласснику. Он открыл эти двери. А ключи я даже не помню, куда делись. И по коридору начали бежать, уже коридор был полный, и всех загнали туда. А я в это время потеряла своего ребенка и начала плакать. У всех дети заходят, а моего нет. Я думала. Наверное, его на улице убили. И мне боевик говорит, не ори женщина, сейчас расстреляю. Детей, говорит, мы трогать не будем. Что бы не случилось, мы детей убивать не будем. Я не помню даже, как Бетрозова убили. И мне сын говорит, мама, посмотри...

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— Это в коридоре или в зале был?

— В зале, в зале. Сын говорит, мама, посмотри, дядя кровью истекает. Я ему говорю, не смотри на него. Потом они ребят подняли, человек 26 наверное их было, это точно. Но мы их точно не считали. Выстроили их, самых больших, и вывели в коридор. Естественно они руки вот так держали, и так пошли. Я спрашиваю, куда вы их повели? Слышно было как автоматы стреляли наверху. Они говорят, они в коридоре лежат. Вот так и до 2 числа мы и верили. Вот Александр Михайлович, он же тоже с ними вместе был. Рядом со мной оказался 2 числа. Он мне сказал, что его вывели убить, а там шахидка взорвалась и я остался жив. И говорит, там мужиков расстреляли и в окно выбросили. А стрелял, говорит, Кулаев. Вот так. И Дзарасов Казбек так же говорил. Он говорит, вот он стрелял.

— Заира Резановна, а Александр Михайлович, это кто?

— Его убили. Учитель наш по труду. Михайлов Александр Михайлович. Он его опознал.

— Почему Михайлов сказал, что стрелял Кулаев?

— Фамилию не сказал, но я говорю, что он стрелял. Дзарасов тоже мне сказал, что он якобы на стуле сидел, ставил людей на колени и стрелял. И вот, когда нас на опознание повели в 6 отдел, Дзарасов сразу сказал, что это он. Я хоть не осетинка, но его слова поняла. А я его умоляла, я его просила. Я ж тоже мусульманка, намочи мне эту майку, ребенок мой умирает. Почему ты меня ударил? Почему? Я же тебя умоляла! Аллах, говоришь был с вами, а с тобой не было?

— Заира, а Вы кто по национальности?

— Дагестанка. Я мусульманка.

— Давайте поподробнее. Михайлов пришел, и что он говорил?

— Завхоз наш, Баликоева Светлана, Михайлов, Ватаева Галина, я, сторож Зарема рядом сидела, Лидия Александровна сидела. Мы все вместе сидели. И как-то разговор пошел у нас. И он говорит, хотели меня тоже убить, но шахидка взорвалась и я остался. Но там только один парень стрелял. Потом, когда Дзарасов сказал, я говорю, это 100% он был. Приказ ему давал Полковник.

Заместитель прокурора РСО-Алании Аслан Черчесов:

— В присутствии кого Михайлов это говорил?

— Так я ж Вам говорю, в присутствии кого он это сказал.

— По фамилиям перечислите.

— Баликоева Светлана, Ватаева Галина, я, сторож Зарема, Лидия Александровна. Мы все вместе сидели. Я живой осталась только благодаря тому, что за ребенком поползла.

— А сами вы его выдели?

— Видела. Вот 1 числа, когда на камеру снимали, он зашел с Ходовым вместе и нас снял на камеру, и ушел. А потом 2 числа он пришел, девочек забрал. Он кого-то звал. А я думала, он меня зовет, и встала. А он мне говорит, почему Вы встали? Я ему говорю, я думала, Вы меня позвали. А он говорит, садитесь. Я говорю, извините. Он говорит, пожалуйста. Меня посадил и девочку забрал.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— Вы что так вежливо друг с другом разговаривали?

— Он пожалуйста делал. Он такой добрый у нас был.

Заместитель прокурора РСО-Алании Аслан Черчесов:

— Конкретно, что в зале он предпринимал? Стрелял там, избивал кого-то?

— Ну, избивать, никого не избивал. Но 3 числа, когда я его попросила, он меня 2 раза ударил.

— За что?

— За то, что у меня ребенку плохо было. Я кусочек майки оторвала, и ему говорю, намочи, у меня ребенок умирает. А он мне говорит, пускай он у тебя умрет, ублюдок. И он меня дулом автомата ударил. И ногой тоже ударил. И я села на место. Один там на кнопке сидел, и Коран читал. В маске он был, голубоглазый. Он принес большую коробку тротила, и на коробку засунул маленький флажок. Из спортзала, из кабинета он взял его. Вот это подставил себе, и Коран начал читать. И Михайлович говорит, сейчас наверное или торг пойдет, или убивать всех будут. И когда Коран закончил читать к нему подошел такой бородатый здоровый мужчина и спросил, все? Он ответил, все. Я помню, минут 5 было второго. Я еще за своим ребенком повернулась, и подумала, я все равно эту майку намочу. А он мне говорит, я сам ее намочу, ты только не умирай, и жди меня. И с Надеждой Назаровной он встал. Мальчик мой. Я, говорит, намочу все равно. И тут горячий воздух такой и свист, и что-то полетело. Как будто сгорели мы. Я думаю, что это такое? И ползла. Я помню, огнемет или что это было. И у меня голова начала гореть. И тело. Я это все потушила, детей начала в окно кидать. Я искала своего ребенка. Я думала, он живой. Какой там, я его без головы нашла. Если бы ты намочил бы мне эту майку, он бы живой бы был.

Заместитель прокурора РСО-Алании Аслан Черчесов:

— Все таки как вы решили, что это был Кулаев?

— Это он был! А знаете почему?

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— Когда он к вам подходил, он в маске был или нет?

— Он без маски ходил. Почему я не знаю? Я знаете как хорошо почти всех запомнила там. А один по-осетински разговаривал.

— Кто?

— Вот такой, маленького роста был. В черной майке был он. И брюки были обыкновенные на нем. Не форма была на нем. И пояс был вот так.

— А Кулаев в чем был одет? Если Вы хорошо помните.

— Камуфляжная форма была и черная майка была на нем. И ботинки были на нем.

— Это Вы точно помните?

— Я помню это. Хорошо помню.

Заместитель прокурора РСО-Алании Аслан Черчесов:

— А в зале где Вы располагались? Где Вы сидели?

— В зале я сначала сидела, где вот этот первый вход. Где первый раз взорвалось. Потом как-то, как-то до середины дошла. Двигались, двигались, до середины дошли. И второго числа уже дышать нечем было, я встала. Давай, я говорю, как-нибудь писать поведу ребенка. На самом деле, нас где столовая, туда повели. Дети прямо напали воду пить. Я сама тоже пошла с ними воду пить. И один из них говорит, мол. Дети, вы умрете, вода отравленная, не трогайте. А один стоял, суп кушал, вот сухой суп. Вот так грызет себе, а дети на него смотрят. Что, говорит, уставились.

— Автомашина где стояла

— Автомашина стояла со стороны Коминтерна. Рядом была там. Не с той стороны, не на дороге. Около школы, напротив школы. Я эту машину хорошо запомнила. Потому что она стояла, я говорю, ой, нас и солдаты охраняют. На самом деле, так еще сказала. А кто знал, что там внутри сидели они.

— А вот когда вас загнали в спортзал, людей там много было?

— Где, в спортзале?

— Да.

— ну, конечно много людей.

— Но минирование на тот момент закончили?

— Вот, когда уже нас всех загнали, наших мальчиков тоже заставляли старшеклассников, и они сами тоже вешали. А бандитов было человек 8, 10. Где-то вот так.

— А руководил кто?

— Ходов. Я 2 только видела этого Полковника. Я даже не знала, что он Полковник. Когда Аушев пришел к нам, вот тогда он тоже зашел с ним вместе. Но так они вежливо разговаривали с Аушевым, так вежливо.

— А Вы близко сидели к тому месту?

— Да. Вот Аушев когда зашел, я вот здесь рядом сидела.

— Ну, и слышали какой у них разговор был?

— Он сказал, я постараюсь вам помочь.

— А как он общался? В зал он заходил только с Полковником?

— Нет. Тогда они сразу маски надели в масках зашли они все. И Ходов тоже с ними стоял. Несколько человек стояли. И даже внутрь он не зашел. Вот прямо где вход, прям там на ступеньках наверху стоял, и оттуда так Гловой помахал, что-то вежливо поговорили между собой. Я, говорит, постараюсь вам помочь, и ушел.

— Вы сами какое время пришли в школу.

— Я, как мой сын пошел в первый класс в 2000 году, все 4 года я проработала в школе ради ребенка.

— Вы первого были на работе?

— Конечно, все лето я работала там. Я приходила на работу, мне говорили, работы нет, иди домой.

— А уборку проводили перед 1 сентября?

— Да. 15 августа мы начали.

— Ну, что-либо Вы заметили? Вы видимо поняли, к чему я клоню. Насчет того, что было там оружие.

— Между прочим, я Вам скажу. Вот на втором этаже класс этого был, 16 кабинет, я не знаю, какой это класс. Вот в этом кабинете, дали Рудинок Натальи этот класс Александровны. Там двое белили, класс ей. Красили и белили. Когда мы там внизу сидели, в спортзале мы сидели, она говорит, что-то подозрительно он маску не снимает, уставился и на меня смотрит. Она говорит, по-моему, он мне класс белил. Но так я никого не замечала. Вот двое работали, но я внимание не обращала.

— Нет, что касается полов, вот.

— Нет. Честно скажу. Я все 4 года проработала там. И в спортзале работала. И 8 классов у меня было, убирала. Дзгоева тоже со мной работала Люда. Никогда я ничего не замечала. Пришла, убрала, ушла. Так было.

— Вы сами получили ранения?

— Да. Я в больнице лежала. Я сгорела, да. И ребенок у меня без головы был. И без ноги. Хоть бы кусочек головы нашла бы. Сгоревший полностью, сажа.

— У потерпевших есть вопросы?

Дудиева:

— Когда Аушев пришел, как только пришел, он постоя возле вас, хоть на пороге? Ты не видела, за ним 2 женщины встали и ушли?

— Да. Уходили. Две женщины. С детьми грудными. Двое грудных детей было на руках. Грудные дети были. А так, вот эти женщины с детьми сидели в раздевалках. Потому, что дети плакали сильно, и Ходов нервничал. Он, говорит, сейчас расстреляю, заткните детей своих. И вот этих женщин с грудными детьми туда отделили. А 2, когда Аушев уходил, они ушли, двое с детьми.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— У потерпевших нет вопросов больше?

Маргиева:

— Ты сказала, он сказал, что постарается помочь. К кому он обращался, к ним или к нам?

— К нам. Говорит, я вам постараюсь помочь.

— К заложникам?

— К заложникам.

— А когда он ушел, расскажи. Просто я не успела рассказать. Когда он ушел, как начали относиться боевики к заложникам?

— Очень плохо начали относиться, нервно. Потому, что мы уже начали спрашивать, когда это будет? Они сказали, вопрос решается, подождите, вас отпустят. И они очень сильно нервничать начали. Уже ни капли воды не давали. Тряпки намочат, этот вытирают. И бутылки раздали детям, пописайте, пейте. Вот так издевались над нами. Как хотели. Что уже сказать.

Дзидзоеа Залина:

— Ты говоришь, там ремонт вы делали. А в этом году ты участвовала?

— Участвовала, Залина.

— Кто именно делал этот ремонт?

— Я сейчас скажу. Баликоева Света, ее брата 2 сына были, помогали. Потом Михайлов Александр Михайлович. Я сама там была. Вот убирала, стены вытирала и красила. И Зарема, сторож.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— Фамилии назовите еще раз, кто ремонт делал?

— Баликоева Светлана Ахметовна, погибла. Алдатовы, ее брата дети. Имена я их не знаю. Два мальчика, у нас учились они. И когда пол сняли у нас, около учительской этот пол делали. Ремонт они помогали там делать. Ее племянники. Но они конечно естественно за деньги работали. А нас заставляли убирать мусор бесплатно.

Дзидзоева:

— Просто до этого она сказала, что на работу приходила, ее отправляли. С какого именно по какое она работала. Этот момент.

— Нет. Работы не было, нас отправляли домой. Она просили у Гокоева, директор, деньги. Просила, где только. На бетонный завод ходила. Просила на ремонт деньги, денег не давали. И начали, я помню, то ли 13 было, то ли 15.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— Как не было. У вас одних спирт заводов в Беслане.

— Я помню, утром пришла, в 8 утра, пере школой, 30 вот заканчивали. До 8 ччера я работала вот так. С 8 до 8, чтобы закончить. Даже 31 мы красили. Я в спортзале вот эти двери 31 числа красила. Мы не успевали даже. А я говорю, для кого я привела в порядок? Чтоб наших детей сожгли там. Для кого и для чего?! Каждую минуту мой ребенок умолял, когда я домой пойду, когда я воду выпью.

Заместитель прокурора РСО-Алании Аслан Черчесов:

— Дзера Изаровна, когда Кулаев, как вы говорите, ударил Вас, он причинил Вам какие-нибудь повреждения?

— Нет, ничего не было. Но когда в больницу ко мне принесли эту фотографию, троих фотографии были напечатанные, и спрашивают, узнаешь кого-нибудь? Я говорю, вот, в середине он был, вот он. Может ошибаешься. Нет, говорю, это он. Если б он меня не ударил, я б не заметила.

Сидакова:

— Ты подчеркнула сейчас, что взрывчатку в коробках заносили.

— Да, да.

— Одна коробка была?

— Нет, не одна. Там их было три. От конфет вот коробки. И вот так они поставили их. Так, открытая с проводами.

Габисова:

— Я хочу спросить, ты сейчас говорила о племянниках. По сколько лет было им?

— Один учился еще в школе, а другой школу уже закончил.

— Я сама заходила в школу 25 числа, и там было все завалено, нельзя было пройти в учительскую. В школе была женщина, но я ее не помню.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— Габисова, у Вас вопрос? Мы вас будем допрашивать, Вы все это скажите нам.

— Я хочу сейчас это сказать. Я могу забыть. Там были мужчины. Там было 2 их. Я знаю Михайлова очень хорошо. Я знаю Конидии. Это были не они. Там были мужчины. Я точно знаю. Им было где-то за 40 лет, двое.

— А я их не видела.

— Они внизу работали на первом этаже. Я пришла в школу тогда.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— Вот здесь есть представители прокуратуры. Я думаю, поняли, что вы хотите. Хадиков здесь?

Голоса из зала:

— Нет. Он внизу.

— А кто признан потерпевшим?

— Он. И сын, 15 лет ему.

— Значит, сегодня мы будем заканчивать. Уводите подсудимого. Перерыв объявляется до вторника.

Полные стенограммы судебных заседаний:

• Первое заседание (17 мая 2005 г.)
• Второе заседание (19 мая 2005 г.)
• Третье заседание (31 мая 2005 г.)
• Четвертое заседание (2 июня 2005 г.)
• Пятое заседание (7 июня 2005 г.)
• Шестое заседание (14 июня 2005 г.)
• Седьмое заседание (16 июня 2005 г.)
• Восьмое заседание (21 июня 2005 г.)
• Девятое заседание (23 июня 2005 г.)
• Десятое заседание (30 июня 2005 г.)