ПравдаБеслана.ру

Пятое заседание Верховного суда Северной Осетии по делу Кулаева

7 июня 2005 г.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— Прошу садиться. Продолжается рассмотрение уголовного дела по обвинению Кулаева Нурпаши Абургкашевича в совершении преступлений, предусмотренных статьями 209 ч.2, 205 ч.3, 30 ч.3, 206 ч.3, 105 ч.2 пунктами: а, в, д, е, ж, з; 30 ч.3, 105 ч.2, пунктами: а, в, д, е, ж, з; 317, 223 ч.3 Уголовного кодекса Российской Федерации. Прошу секретаря доложить кто у нас сегодня прибыл на судебное заседание.

Секретарь:

— На судебное заседание явились потерпевшие: Балаташвили, Тебиев, Худалова, Дзагоев, Цирихова, Пак, Габисова, Ногаев, Есиев, Бероева, Ханаева, Маргиев.

— Потерпевшие, в соответствии со статьей 268 УПК РФ, Вам разъясняются Ваши права. Вы в праве знать о предъявленном обвиняемому обвинений, давать показания, отказываться свидетельствовать против самого себя и своих близких родственников, представлять доказательства, заявлять ходатайства, давать показания на родном языке, иметь представителя, знакомиться с процессуальными документами, получать копии постановлений, участвовать в судебном разбирательстве, в суде 1 и 2 инстанции, надзорной инстанции, выступать в судебных прениях, знакомиться с протоколом судебного заседания, приносить на него свои замечания, обжаловать приговор, постановление суда. Вы не в праве уклоняться от явки по вызову в суд, давать заведомо ложные показания или отказываться от дачи показаний, разглашать данные предварительного следствия. При этом, при неявке потерпевшего без уважительных причин он может быть подвергнут судебному приводу. Потерпевшая Балаташвили, Вам ваши права ясны?

— Да.

— Присаживайтесь. Потерпевший Тебиев, Вам ваши права ясны?

— Да.

— Присаживайтесь. Потерпевшая Худалова, Вам ваши права ясны?

— Да.

— Потерпевший Дзагоев, Вам ваши права ясны?

— Да.

— Потерпевшая Цирихова, Вам ваши права ясны?

— Да.

— Потерпевшая Пак, Вам ваши права ясны?

— Да.

— Потерпевшая Габисова, Вам ваши права ясны?

— Да.

— Потерпевший Ногаев, Вам ваши права ясны? Нет Ногаева?

— Его нет.

— Потерпевший Есиев, Вам ваши права ясны?

— Да.

— Потерпевшая Бероева, Вам ваши права ясны?

— Да.

— Потерпевшая Ханаева, Вам ваши права ясны?

— Да.

— Потерпевший Маргиев, Вам ваши права ясны?

— Да.

— Спасибо, присаживайтесь. Судебное следствие продолжается. Мы продолжаем допрос потерпевших. Допрашивается потерпевшая Балаташвили. Фамилия, имя, отчество.

Потерпевшая:

— Балаташвили Фатима Константиновна.

— Год рождения.

— 1975.

— Место жительства.

— Владикавказ.

— Улица.

— Астана Кесаева, 27, кв. 42.

— Место работы.

— 58 армия.

— Фатима Константиновна, Вы предупреждаетесь об ответственности за дачу ложных показаний и за отказ от дачи показаний, в соответствии со статьями 307, 308 УПК РФ. Пожалуйста, распишитесь у секретаря. Идет запись судебного заседания, говорите пожалуйста в микрофон. Обвинение вправе задавать вопросы.

Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:

— Скажите пожалуйста, посмотрите на подсудимого и скажите, вы ранее его видели, встречались, были ли какие-нибудь отношения с ним?

— Нет.

— Скажите, кто из членов вашей семьи 1 сентября 2004 года оказался в числе заложников в школе №1 города Беслана?

— Там оказался мой единственный ребенок. Сын мой. Хадиков Ислам Аланович.

— Какого он года рождения?

— 1989.

— Он в какой класс ходил?

— В 9 перешел.

— Скажите, что случилось с Вашим сыном?

— Он выстрелом в сердце убит.

— Скажите, гибелью сына Вам причинен вред моральный, материальный?

— Гибелью моего ребенка мне причинен вред не только моральный или материальный, но причинен вред моему здоровью.

— Вы вправе требовать возмещения и компенсации за причиненные Вам материальный, моральный и физический вред. Вы желаете сейчас, чтобы Вам сейчас какая-то сумма, в Вашу пользу изыскана с виновного лица?

— Мой ущерб не соизмерим ни с какой компенсацией. Я не знаю, какая сумма. Я вижу только одно. Мой сын погиб героем. А он должен умереть, как собака.

— Это другой вопрос. Моральная компенсация должна быть выражена в денежном выражении. Поэтому мы Вас и спрашиваем о возмещении морального, материального и физического вреда в денежной компенсации. Вы хотели бы назвать сумму? Как Ваше мнение.

— Я не знаю.

— Если суд признает подсудимого виновным в совершении тех преступлений, которые ему вменяются, Ваше мнение о мере наказания ему?

— По всей строгости закона.

— Вы знаете, что-нибудь о действиях Кулаева в момент нападения на школу в отношении заложников? Вам что-нибудь известно?

— От тех заложников, которые находились в зале, я знаю, что этот человек бил прикладом детей. В частности я знаю даже кого.

— Кого?

— Токмаевых.

— Там мальчик и девочка? А за что он их бил

— У них от бабушки, я знаю, якобы они выходили пить воду. А он им говорит, что это вы такие одинаковые ходите? И прикладом ударил их.

— А другие действия еще Вам известны какие-нибудь?

— Нет.

— Спасибо. У меня больше нет вопросов.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— У обвинения есть вопросы?

— Нет.

— У потерпевших есть вопросы? Представьтесь.

— Царахова Зинаида Хасановна.

— Вы потерпевшая?

— Да.

— Вы на сегодня вызывались?

— Нет.

— Задавайте.

— Я по поводу того, что бабушка говорила. Пусть она выйдет и сама расскажет.

— Чья бабушка?

— Ну вот, она чьи-то слова же передает. Пусть она сама выйдет и расскажет.

— Фатима Константиновна, Вы знаете эту бабушку?

— Да.

— Фамилию можете назвать?

— Я уже называла, Токмаева.

— Хорошо, присаживайтесь. Еще есть вопросы у потерпевших?

— Нет.

— Подсудимый Кулаев, у вас есть вопросы к потерпевшей?

Кулаев:

— Это Ходов был, даже в газете писали.

— У Вас есть вопросы?

— У меня нет вопросов.

Голоса из зала:

— Не надо на него давить!

— Кто на него давит? Не давлю я на него. Не надо вообще указывать, что мне делать! Кулаев, у Вас есть вопросы?

— Нет.

— Адвокат?

— Нет.

— Присаживайтесь. Потерпевший Тебиев. Фамилия, имя, отчество.

Потерпевший:

— Тебиев Руслан Георгиевич.

— Место жительства.

— Беслан.

— Место работы.

— Директор склада.

— Руслан Георгиевич, Вы предупреждаетесь об ответственности за дачу ложных показаний и за отказ от дачи показаний, в соответствии со статьями 307, 308 УПК РФ. Пожалуйста, распишитесь у секретаря. Обвинение вправе задавать вопросы.

Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:

— Руслан Георгиевич, скажите пожалуйста, вы ранее видели подсудимого или вы сталкивались с ним?

— Нет. Отношений не было.

— Скажите, кто из членов вашей семьи 1 сентября 2004 года оказался в числе заложников в школе?

— Жена.

— Назовите ее фамилию, имя, отчество.

— Тебиева Лариса Афанасьевна.

— Год рождения?

— 49.

— Еще кто?

— Погибла она. Сын Аслан.

— Какого года рождения?

— 76.

— А с ним что?

— Ранен.

— Еще кто?

— Дочь. Тебиева Людмила Руслановна.

— Какого года она рождения?

— 73.

— А с ней что произошло?

— Ранена. Сноха, Дзебисова Залина Руслановна.

— Какого года рождения?

— 79.

— С ней что произошло?

— Ранена. Внучка, Фраева Арина Рустамовна.

— Какого года рождения?

— 97. Внучка, Фраева Алина Рустамовна.

— А с первой внучкой что произошло?

— Ранена.

— А со второй, что произошло

— Она 2001 года рождения. Ранена. Зять, Фраев Рустам Михайлович.

— Какого он года рождения?

— 67.

— Что с ним случилось?

— Погиб. Его мать, Фраева Фариза Асланбековна.

— Какого года рождения?

— 30.

— С ней что?

— Погибла.

— Все?

— Все.

— Гибелью Ваших близких людей какой вред Вам причинен?

— Моральный, физический и здоровью.

— Вы желаете возмещение вреда? Получить компенсацию?

— Компенсацию? А с Кулаева что требовать? Они жену сожгли, а зятя застрелили. Жена и его мать заживо сгорели.

— Значит зять, Фраев Рустам погиб 1 сентября. Кто вам об этом сказал? Ну как узнали Вы, что он убит был первого?

— Все видели. Когда они десантировались, он выскочил из машины, и его первого пристрелили.

— Это еще было на улице?

— На улице, да. Он пролежал там 3 дня.

— Что-нибудь Вам известно относительно действий Кулаева в отношении заложников? Как он вел себя?

— Нет, не известно.

— Если суд признает его виновным, какое наказание он должен будет понести? По Вашему мнению.

— Он заслуживает вынесение наказания, какое суд определит.

— То есть, по усмотрению суда?

— Да.

— От кого-либо Вам известно об его действиях?

— Нет.

— Спасибо, у меня больше нет вопросов.

— Тогда, если можно, пару слов. Так, о количестве боевиков. Я с самого начала писал заявление, что боевики в школе были.

— В какой момент? До приезда этой группы?

— Да. Их там встречали. Я это знаю от своих детей. Моя внучка в первом классе и все первоклассников завели в классы и проводили первый ознакомительный урок. И когда они вышли на крыльцо, то их прямо начали загонять в спортзал. Они побежали в другой конец коридора. И все классы были закрыты. Они хотели выпрыгнуть в окно, но все классы были закрыты. Когда они добежали до конца коридора, то их там уже встречали. Когда они поднялись на второй этаж, на втором этаже тоже были люди в масках.

— Скажите, какие люди конкретно были на втором этаже?

— Гражданские люди.

— Эти люди были с оружием или без оружия?

— Без оружия.

— Но Вы сказали. Что количество боевиков было больше.

— Я машину смотрел, показывали. И я не согласен, что было 32 боевика.

— Вы можете пояснить, что в школе были за люди? Они помогали боевикам? И когда они могли туда попасть?

— Ночью могли попасть.

— А в школе сторож был?

— Сторож был. Наверное.

— Вам что-нибудь известно, школа охранялась? Если там все окна закрыты, то как они могли попасть туда?

— Я знаю, что их загоняли в спортзал с обратной стороны школы. И еще такое примечание. Когда ингуш или чеченец встречаются, они здороваются в обнимку. А когда они зашли туда, они обнимались.

— С этими людьми?

— Да.

— Что было примечательного в этих людях. Может быть у них была одинаковая форма одежды?

— Не знаю.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— Осетины тоже обнимаются при встрече.

— А где дочь в настоящее время?

— Может, и с осетином обнимались. Я не исключаю.

— Руслан Георгиевич, дочь где в настоящее время? Она может дать показания?

— Да может. И сын может. И сноха может.

— Вы детали знаете со слов дочери, да?

— Да. Я еще хотел сказать, что рядом с ней сидела сноха. И она подтверждает ее слова. Там еще одна девочка сидела.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— У потерпевших есть вопросы? Фамилию называйте.

— Потерпевшая Дзабиева. У меня вопрос такой. Я читала ваше интервью в газете. Вы там говорили, что Вашу семью перед самым взрывом хотели выпустить, да? И по этому поводу у меня вопрос. Вы не знаете, кто с ними налаживал контакт?

— Когда они находились там, то к ним подошел Ходов. И он говорит, кто здесь семья Фраева. Они встали. Их было 9 человек. Сказали, вот мы семья Фраева. Он повел дочку к Полковнику. И Ходов сказал ему, здесь находится семья Фраева, чемпиона Европы по вольной борьбе, и надо их отпустить. Он не просил, что примечательно, а сказал, надо отпустить. Полковник спросил, сколько человек. Они сказали, 9. Он подумал, и он сказал, идите, ждите, мы вас отпустим. Прошло минут 20-30, и произошел этот взрыв. Когда она уходили, она еще и его переспросила, нам надеяться? Он ответил, да ждите.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— Это было 3 сентября?

— Да, перед взрывом. Я об этом писал, и считаю, что прокуратура вообще не обращает на это внимание. Я ставлю вопрос о применении оружия массового поражения. Об этом ставлю вопрос.

— Подождите, давайте вот вы ставили перед прокуратурой вопрос, по какому поводу?

— О применении оружия массового уничтожения.

— Нет. До этого Вы говорили, что вашу дочь повели к Полковнику.

— Да, об этом я говорил. И никто даже не спрашивал ни дочь, ни меня.

— В смысле, не допрашивал.

— Не допрашивал, да. Я Торшину написал заявление, и он переслал его в генеральную прокуратуру. И до сих пор никто об этом даже не спрашивал. Хочу сказать о применении оружия массового поражения. Было, число я точно не помню, где-то в апреле месяце, мы передали, инициативная группа пострадавших передала огнемет, гранатомет и снаряды танковых орудий. Я спрашиваю, какая необходимость была применить оружие массового поражения, которые запрещены международной конвенцией. И в применении танка? Там было, если официально верить, 32 человека. Какая необходимость была применять танки?! Какая необходимость была применять противотанковые гранатометы, РПГ-27, РПГ-26. какая необходимость была? Можно было что-то другое применить, и хотя бы кого-то взять живым. Вот нашли одного дурачка, вот этого, который от начала говорил по телевизору, я жить хочу. Конечно он жить хочет, он не пришел туда умирать. Он пришел, чтобы ставить требования. Политические требования. Их проигнорировали. Хочу сказать и о другом. Ставлю этот вопрос официально. В тот же день, первого числа самолетом прибыли работники ФСБ. И они заняли в администрации местного самоуправления комнату, завезли  туда оборудование прослушивающее, и они все разговоры боевиков знали заранее. Они обстановку в школе знали прекрасно. Перед взрывами там была неспокойная обстановка. Даже рассказывали многие, сидели заложники, рассказывали, что они готовили обед, варили окорочка, вызывали повара. И они готовили. Выходили туда 1-го числа, 2-го числа, 3-го числа и говорили, удивлялись, говорят по телевизору, передают, что 300 человек. 354, эта цифра была. А мы в первый день в 3 часа в 4 часу уже знали, что записались вот, все пострадавшие записались у работников милиции. Их было 1080 человек. 1-го числа в 4 часа. И эти списки понесли в администрацию, в этот штаб, так называемый. Штаб по уничтожению заложников. И все равно продолжали передавать эту цифру. Мы возмущались. Конечно, нам надо было возмутиться еще сильнее, вплоть до физического. И заставить передать эти списки. Они возмущались. Кто был там, подтвердит мои слова. Что они все время говорили, вот все равно передают 354 человека, здесь полторы тысячи, не меньше. И на это никто не обращает внимание. Дзугаев стал как бы козлом отпущения, он информацию передавал. А я считаю, что эту информацию заставляли передавать Проничев и Анищенко. И об этом прокуратура молчит, и вообще об этом даже не говорят. Почему? Задаю вопрос. Почему не откроют их фамилии? В печати не звучат их фамилии. Они командовали этим штабом вплоть до взрыва. А потом, когда уничтожили всех, тогда сели в самолет и улетели. Все, они в стороне остались. Это правильно, со стороны прокуратуры? Я Николая Ивановича спрашивал, почему не возбуждаете уголовное дело против Проничева? Я не в праве. Не в праве, тогда давайте мы пойдем к генеральному прокурору, поставим перед ним эти вопросы. Почему не возбуждаете, почему не спрашиваете, почему их показаний нет? Кто командовал штабом? В этом уверены все заложники, все пострадавшие. Какую цель преследовали, я не могу сказать. Но видимо кому-то это надо было. И погибли столько людей. Там заживо сгорело очень много людей. Очень много людей. Заложники рассказывают и подтвердят. Они выводили оттуда даже заложников. Мол. Выходите, крыша горит, вы сгорите здесь. Выходите, бегите в столовую. Нам это преподнесли, как будто они прикрывались заложниками. Тогда почему танки стреляли? Почему не спросить с этого человека. Кто приказал стрелять? Командир танка, я извиняюсь, не имеет право стрелять, пока он приказ не получит. Из огнемета ни один человек не выстрелит, если у него приказа нет. Впервые из уст Криворотова прозвучало, что надо стрелять из огнеметов. Так от кого скрывать это. Первый взрыв был в школе. Второй взрыв был в школе. Мы видели. Один взрыв, дым пошел с окон. А второй взрыв, он шаром ушел вверх. Значит, они залповый огонь дали по крыше, и произошел этот взрыв, и все это ушло вверх. И никого это не интересует.

Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:

— Руслан Георгиевич, вот Вы сказали, что 3 сентября Ходов Вашу семью поднял и повел к Полковнику.

— Дочку.

— Сказал, что это Ваша семья, Фраева. Вы были знакомы с Ходовым, Ваша семья?

— Нет.

— А Ходов откуда знал, что это Ваша семья?

— Не могу сказать. Я слышал, что там был борец из Чечни, может он  такую дал информацию. Я слышал, борец известный.

— Борец в числе нападавших?

— Нет. Он снаружи был.

— Нет вопросов у меня.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— У потерпевших есть вопросы еще?

— Нет.

— Подсудимый Кулаев, у вас есть вопросы к потерпевшему?

— Нет.

— Защита?

— Нет.

Потерпевший:

— У меня еще одна просьба будет к Кулаеву.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— Тебиев, у меня тоже есть право задать вопросы. Сейчас я еще Вам задам один вопрос, потом. Руслан Георгиевич, скажите пожалуйста, вот Вы говорили, что со слов своих детей вы поняли, что в этой школе кто-то находился. Скажите, есть твердая уверенность в том, что эти, которые там были, ни те, которые приехали, а совершенно другие люди?

— Да, совершенно другие. Потому, что я говорил, когда дочка вышла на крыльцо, то уже загоняли. И они сразу, несколько человек, побежали туда. Как они могли с машины оказаться внутри в другом конце школы? Это вот момент такой. А в испуге, все факты мелкие не запоминаются.

— Хорошо. Спрашивайте, что Вы хотели.

— Я хочу сказать, совершил конечно большое преступление. Но нам важно сказать все. Ты многое знаешь, многое можешь рассказать. И от имени всех, я прошу тебя, скажи всю правду. Эта вина на тебе будет всю жизнь висеть. Ты лучше выскажись, скажи, что ты знаешь. Единственная просьба у меня к тебе. Пусть даже тебя не осудят, мне разницы нет. Мне нужна правда. Потому, что я сказал, и буду говорить, что моя жена заживо сгорела. Огнеметов они не применяли и не могли применить. У меня все.

— Кулаев, Вам вопрос понятен?

Нурпаша Кулаев:

— Да.

— Отвечайте.

— Я не знаю, были там другие боевики или нет. Но я знаю, мы даже не успели добежать до забора этой школы, я могу сказать, там  крыши, со второго этажа стреляли. На второй этаж они нас не пустили, там не знаю, были, не были люди.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— Потерпевшая Худалова. Имя, отчество.

— Залина Махарбековна.

— Говорите пожалуйста чуть громче, идет запись заседания. Год рождения?

— 1972.

— Место жительства.

— Город Беслан, улица Плиева, 84.

— Залина Махарбековна, Вы предупреждаетесь об ответственности за дачу ложных показаний и за отказ от дачи показаний, в соответствии со статьями 307, 308 УПК РФ. Пожалуйста, распишитесь. Пожалуйста.

Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:

— Залина Махарбековна, ранее вы встречались с подсудимым?

— Нет.

— Отношений между вами никаких не было?

— Нет.

— Скажите пожалуйста, кто из членов Вашей семьи оказался в школе во время нападения боевиков, и что с ними случилось?

— Муж, Худалов Эльбрус Джамболатович.

— Какого года рождения?

— 1951.

— Что с ним случилось?

— Погиб. Его сын.

— От первого брака, да?

— Да. Худалов Георгий Эльбрусович. Какого года рождения?

— 1984.

— С ним что случилось?

— Погиб.

— Скажите пожалуйста, гибелью мужа и вот этого пасынка Вам причинен вред? И какой вред?

— Вред моральный.

— Возмещение морального вреда Вы вправе требовать вам компенсации. Вы сейчас желаете заявить такой иск о возмещении вам морального вреда, денежной компенсации?

— Вред этот никто не возместит.

— Скажите пожалуйста, если суд признает Кулаева виновным в совершении этих преступлений, ваше мнение о мере наказания?

— Пусть суд решит.

— Что вам известно о действиях Кулаева в отношении к заложникам?

— Ничего не известно. Только что он сам говорит, а так нет.

— То, что сам говорил, мы слышали. Может вы от кого-то слышали.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— Кстати, Худалова, Вы сами были в школе?

— Не была. От других о нем не слышала.

Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:

— Нет вопросов к ней.

— У потерпевших есть вопросы?

— Нет.

— Подсудимый Кулаев, у вас есть вопросы?

— Нет.

— У защиты?

— Не имею, Ваша Честь.

— Присаживайтесь. Дзагоев потерпевший. Имя, фамилия.

— Ацамаз Каросеевич.

— Место жительства.

— Город Беслан, Первомайская, 100.

— Месть работы.

— Не работаю.

— Ацамаз Каросеевич, Вы предупреждаетесь об ответственности за дачу ложных показаний и за отказ от дачи показаний, в соответствии со статьями 307, 308 УПК РФ. Пожалуйста, распишитесь в протоколе судебного заседания. Пожалуйста.

Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:

— Ацамаз Каросеевич, Вы видели подсудимого ранее?

— Нет.

— Отношений никаких, знакомы не были?

— Нет.

— Скажите пожалуйста, кто из Ваших близких оказался в школе 1 сентября 2004 года?

— Жена, Дзаголова Жанна Бердаевна.

— Какого года рождения она?

— 63. Погибла она.

— Еще кто?

— Сын, Чермен. 99 года.

— С ним что случилось?

— Ранен. И племянница. Дзагоева Ирма Валерьевна.

— Какого года рождения?

— 80.

— Она тоже погибла?

— Да.

— Все?

— Среди заложников были еще племянницы.

— Но это Ваши близкие, да?

— Да.

— Самые близкие?

— Да.

— Они признаны потерпевшими, и мы их будем допрашивать. Скажите пожалуйста, гибелью жены, племянницы Вам причинен вред, и если причинен, то какой вред Вам причинен?

— Мне причинен моральный вред.

— По Вашему мнению его возместить невозможно, да?

— Да.

— Вы вправе требовать возмещение морального вреда денежной компенсацией.

— мне нужно, чтоб виновный был наказан.

— Скажите, если суд признает Кулаева виновным в совершении преступлений, которые ему вменяются, как его следует наказать? Ваше мнение.

— По всей строгости.

— Скажите пожалуйста, что-либо Вам известно о действиях Кулаева в отношении заложников в школе?

— Нет.

— Нет среди ваших соседей, близких, которые были и могли вам рассказать?

— Нет. Не знаю.

— Понятно. Вопросов нет к нему.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— У потерпевших есть вопросы к Дзагоеву?

— Нет.

— Подсудимый, у вас есть вопросы?

— Нет.

— У адвоката?

— Нет.

Потерпевший:

— Можно мне сказать?

— Сейчас. Пожалуйста Дзагоев.

— Я б хотел задать тебе те же вопросы, которые волнуют нас всех. Эти вопросы, мне кажется, что следствие как-то не так расследует. Ты сказал, что тебя посадили в машину. А кто тебя посадил, не могло же быть так, что кто-то со стороны пришел и посадил его в машину. И к нему такой вопрос. Ваша семья знала, что Вы собирались ехать сюда? Если знала, то его семья тоже подлежит наказанию. Это мое мнение.

— Не знали они, я даже сам не знал, куда мы едем.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— Дзагоев, присаживайтесь, спасибо. Потерпевшая Цирихова. Имя, отчество.

— Цирихова Жанна Петровна.

— Год рождения.

— 1967.

— Месть жительства.

— Город Беслан, улица Октябрьская, дом 27.

— Место работы.

— Не работаю.

— Вы предупреждаетесь об ответственности за дачу ложных показаний и за отказ от дачи показаний. Пожалуйста, распишитесь. Пожалуйста.

Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:

— Жанна Петровна, ранее Вы где-либо виделись с потерпевшим?

— Может видела его, но не запомнила.

— Отношения между вами какие-либо существуют?

— Нет.

— Скажите пожалуйста, кто из членов Вашей семьи оказался в числе заложников в первой бесланской школе?

— В заложниках была я с двумя детьми.

— С кем?

— С Цириховой Залиной Казбековной.

— Сколько ей лет?

— 11 лет. И с Цириховой Елизаветой Казбековной.

— Ей сколько лет?

— 8.

— Как Вы оказались там?

— Я пошла на торжественную линейку с детьми.

— Девочки обе учились в этой школе?

— Да. Обе учились в этой школе.

— В каких классах?

— Залина перешла в 5 класс, и Лиза во второй.

— Скажите пожалуйста, в момент нападения где Вы были? Видели, как бежали эти боевики и откуда бежали?

— Мы вышли уже на торжественную линейку, выстроились. И я стояла за детьми, которые пошли во второй класс, то есть недалеко от младшей дочери, от Лизы. И в один момент я хотела подойти к учительнице старшей дочери, она перешла в 5 класс, и у них  была новая учительница. Хотела ее спросить, будет ли она нас собирать, о чем-то с нами говорить. И сделала несколько шагов, потом я решила, что идти не стоит, потому, что очень громко играла музыка, и я решила, что она меня не услышит, и вернулась обратно. Остановилась за детьми, и в какой-то момент повернулась, и увидела, что со стороны железной дороги, вот оттуда бежит человек в маске и с оружием в руках.

— Там был вход в школьный двор?

— Да.

— Вы одного человека видели?

— Да, я видела одного.

— Что Вы подумали?

— Ну, я подумала, что это нападение. Но я не ожидала, что в таких масштабах.

— Вы сказали, в маске с оружием в руках. А как одет был этот человек?

— В черную одежду, ботинки были, маска. Все было черное.

— Вы знаете, вот эти куртки разгрузки, безрукавки с множеством карманов, где гранаты размещают? Такая форма была на нем?

— Может быть, я не разглядела. Я стала детей искать, побежала.

— Куда этот человек проследовал. Вы за ним следили?

— Нет. Я не следила за ним. Я увидела старшую дочь, как она побежала. Младшую я не находила. Потом я ее нашла, поймала за руку и побежала скрыться в здании школы. Мы бежали вглубь двора.

— Вы с младшей дочерью бежали?

— Да. А старшую я увидела, что она побежала в другую сторону. Она меня не слышала. Мы тоже побежали туда.

— Значит, Вы забежали в тупик?

— Да. Вообще-то я бежала не в тупик. Я думала, что мы забежим вглубь школы и через окна выпрыгнем в сторону железной дороги. Но, когда мы добежали до школы, я услышала, что там уже стреляют.

— Кто стрелял и откуда?

— Кто стрелял, я не видела.

— Но вот эта стрельба шла внутри школы?

— Да.

— А стреляли вот по этим людям бегущим или куда стреляли?

— Стреляли в воздух. Мне дочь сказала, она через окно залезла, она сказала, что в воздух стреляли.

— Тех, кто стрелял внутри школы, Вы видели?

— Нет, я через другой вход зашла. В коридоре, кто стрелял, я их не видела.

— Что случилось с вами, с вашими дочерьми?

— Младшая, Лиза, погибла. Старшая получила ранения, ожоги. Я сама была ранена.

— Она погибла в какой день?

— Она погибла сразу после взрыва.

— Это 3 сентября, да?

— Да.

— А где вы находились в эти дни, в каком помещении?

— В спортзале. Потом в столовой.

— Лиза в спортзале погибла?

— Да, Лиза погибла в спортзале.

— Вы получили какие-либо повреждения?

— У меня была рванная рана в области предплечья.

— У Вашей старшей дочери, что было?

— Ранение голени и ожоги множественные.

— Вы находились с дочерью в больнице?

— Да.

— Сколько времени Вы находились в больнице?

— Месяц.

— А дочь Ваша?

— Месяц тоже.

— Скажите пожалуйста, вот за лечение, за пребывание в больнице, Вы оплачивали это лечение?

— Нет лечение было бесплатное.

— Скажите, гибелью дочери Вам причинен вред? И какой вред?

— Моральный, физический и материальный.

— Возмещение вреда Вы вправе требовать денежную компенсацию. Вы сейчас желаете сделать заявление, какую сумму денежной компенсации, возмещение вреда Вы бы желали получить?

— Я не хотела б получить денег с Кулаева. Но я б хотела обратиться к власти. Можно?

— Сейчас, попозже. Если суд признает Кулаева виновным, какое наказание по Вашему мнению, он должен понести?

— К сожалению, я его не запомнила в зале.

— Давайте о наказании, а потом о его действиях.

— Я что хочу сказать. Наказать его в зависимости от того, что он делал в зале.

— Вы находились в зале, вы видели Кулаева?

— Я не запомнила.

— Кто-либо Вам известен из заложников, с которыми он соприкасался, в отношении которых он совершал какие-то противоправные действия? Такие заложники Вам известны?

— Нет. Не известны. Но мне сказали, что он был в столовой, лежал там. Но я действительно помню, что с ним рядом кто-то лежал, и все время заставлял кричать. То есть, кричи, чтоб не стреляли сюда. Человек с акцентом лежал, я не видела, но знаю, что там кто-то лежал. По акценту.

— А кто такой, вы не знаете?

— На прошлом заседании в суде я слышала, что он сказал, Кулаев, что там лежал рядом с учителем физкультуры. Я знаю, что рядом там действительно лежал человек, и он с акцентом там кричал, что кричите, чтоб не стреляли.

— Учитель физкультуры, Вы имеете ввиду Конидии?

— Я не знаю.

— А Кулаева самого Вы не помните. Но его брат как-то отличался тем, что у него руки не было. Помните его?

— Подстреленный? Подстреленного я помню.

— Нет. Вот именно брат Кулаева. Там же находился его родной брат. У него не было правой руки.

— Не знаю.

Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:

— Скажите, в Вашем присутствии минировали зал?

— Да.

— Сколько человек минировало зал?

— Человек 8.

— Руководили сколько человек из числа боевиков?

— Ну, человек 5 наверное. Периодически заходили туда.

— Скажите пожалуйста, какие-либо требования выдвигали вот те, кто находился в зале? Что известно Вам относительно требований?

— Когда заполнили зал, они нас посадили и сказали, не переживайте, если наш с вашими договориться, будет все нормально. Мы как-то себя чувствовали более менее спокойно.

— О чем хотели договариваться?

— Они выдвинули требования вывести войска из Чечни, освободить заключенных.

— Каких?

— 5 человек, по-моему, сказали.

— А что они совершили, эти заключенные?

— Откуда я знаю. Еще просили, чтоб в зал вошли Дзасохов, Зязиков, и еще кто-то.

— Сколько человек они хотели, чтоб к ним пришли? Не помните?

— Трое или четверо. Точно не помню.

— При наличии выполнений этих условий, что они обещали?

— Они не сказали, что они нас всех выпустят. Но как бы обнадежили, что все будет нормально. Просили молиться. Еще они сказали, что если будете сидеть спокойно, то может быть, еще раз повторили, может быть, мы детей сейчас отпустим. Сказали, что все будет нормально.

— А конкретно, что, не говорили, да?

— Да. Они сказали, что убивать никого не будут.

— Скажите пожалуйста, в первый день были мужчины расстреляны. Что Вам известно по этому поводу?

— Я не поняла. Я как-то боялась оставить детей. Я лежала, смотрела на них, успокаивала. В зале был убит мужчина.

— Из числа заложников?

— Да.

— Кто он, этот мужчина?

— Я его лично не знала, но потом я поняла, что это был Бетрозов.

— А кто его убил?

— Я не видела.

— Скажите пожалуйста, а из зала в Вашем присутствии в первый день уводили большую группу мужчин?

— Да, периодически выводили. Обратно заходили не все.

— Кто уводил их? И куда их выводили?

— Они их вызывали, вставай, вставай. Все вставали.

— Они, это кто?

— Боевики.

— Вот Кулаев был среди тех, кто...

— Его я не помню. Вот этот Ходов был.

— Со шрамом был, с такими волосами.

— Они выводили?

— Да. Ну и другие тоже.

— они говорили, куда они выводят этих мужчин?

— Они выходили, а потом, там был один мужчина, его жена позвала к себе, мол сиди здесь. Ну, как бы его пыталась спрятать. Когда он сел, она его спросила, куда вас выводят. Он говорит, у нас говорит положение не из лучших.

— Скажите, примерно сколько человек вывели?

— Всех мужчин выводили.

— А сколько завели обратно?

— Не знаю, я не считала. Просто я там видела, мужчина высокого роста. Его в первый день как вывели, так назад не привели.

— А что случилось, Вам известно?

— Этот мужчина, когда сел рядом со мной, жена чья была, он сказал, что его тяжело ранили.

— А что кто-то из боевиков расстреливал где-то там в каком-то помещении.

— О расстреле мужчин что-нибудь известно Вам?

— Нет.

— Нет вопросов больше.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— У потерпевших есть вопросы?

— Когда ты видела, что происходило в столовой. Расскажи подробнее, что там было?

— Когда я в столовую побежала.

Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:

— Это в какой день?

— На третий день, когда взрыв был, они сказали, кто живые, выходите. Я вышла, я увидела, что в углу кто-то лежал. Дочь тоже лежала без майки. Мы решили выйти в коридор. Когда мы шли уже было много людей. Сначала хотели попасть на второй этаж, но передумали. Я оказалась впереди всех. Там в столовой стоял боевик. Мы ринулись туда пить воду. Он всех пустил. Я не знаю, я не запомнила его лица. А нас он не впустил, потому что рядом со мной шла девочка, у нее была на лице рана. Ему наверное было противно. И нас выгнал, не дал нам зайти. А потом мы зашли вглубь столовой, там за столом сидели. А с улицы стреляли танки. И когда очередной выстрел произошел, с окна отлетела решетка и рухнула на стол, прям где мы сидели. А потом эти, ну не знаю альфовцы или спецназовцы, они нас спасли. Они стояли на столе. Одного из них ранило. Они параллельно стреляли, кричали этим боевикам, духи, а они им кричала Аллах Акбар. Стреляли в них и параллельно разговаривали с нами, уговаривали, мол не бойтесь, взбирайтесь на стол и бегите отсюда. Мы тоже решились, и вот поэтому столу пробежали и выскочили.

— Скажите, вот эти альфовцы откуда появились?

— Решетка когда вылетела, через некоторое время влезли в окно.

— Столовая на первом этаже находится?

— Да.

— Вот вы говорите, что стреляли танки и выбило решетку. Конкретно от чего она вылетела?

— После очередного выстрела она вылетела.

— Может это были действия вот этих альфовцев, которые после этого взобрались через это окно. Вы это можете прояснить?

— я помню. Что был сильный выстрел там, а потом уже решетка. Я не знаю, кто ее выбил, альфовцы или нет.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— Подсудимый, у вас есть вопросы?

— Нет.

— Маргиев, у Вас вопрос?

— Да. Скажите пожалуйста. Вы вдели, когда Аушев ушел, боевики как себя повели? Вы видели?

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— Вообще, Жанна Петровна, вот этот момент расскажите поподробнее. От того, когда он пришел, до его ухода.

— Нам объявили в зале, что сейчас будет гость, важный гость. И входит Аушев, на нем была черная накидка капюшон здесь завязывался, и вот такое, как манто, оно такое длинное было черное. Он вошел в зал, там остановился, молча посмотрел и тут же вышел. Это было от силы минуты 2. Я так не могу сказать, что вот он ушел, и сразу что-то стало хуже. Но, чем дальше, тем было жестче. Еще я видела в третий день, мужчина пробрался к окну в джинсовой одежде. Все на него кричали, он даже не обращал внимание, и я поняла, что он кто-то из боевиков был. Пробрался к окну и стал перебирать вещи. И выбрал оттуда самые большие, и обувь и рубашки и унес все туда.

— Есть вопросы еще?

Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:

— Скажите, а что это за вещи он перебирал?

— Ну, там жарко ведь было. Они туда на подоконник обувь и вещи сложили.

— Значит, это были вещи заложников?

— Да.

— Он брал мужскую одежду или женскую?

— Мужские.

— А Вы видели женщин среди нападавших там?

— Видела. Они обыскивали женщин и забирали телефоны.

— Сколько было женщин?

— Я запомнила двоих.

— Как они одеты были?

— В черную одежду, как по телевизору показывали, точно так же. Пистолеты в руке. Но я их в первый день только видела.

— Внутри школы были взрывы в первый день, не стрельба, а взрывы?

— Сильная стрельба была, но точно я не могу сказать.

— Вы сказали, что, когда в столовую вас загнали, то был выстрел из танка. Как вы определили, что это выстрел из танка или может быть из другого оружия?

— Я определила на слух, по тому, как содрогалось помещение, когда стреляли. А до этого боевики тоже стреляли из автоматов и еще из чего-то. Тогда тоже здание тряслось, но не до такой степени.

— Значит, Вы поняли, что это выстрел из танка. У меня больше вопросов нет.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— Подсудимый, у Вас есть вопросы?

— Нет

— Защита?

— Есть. Скажите, в спортзале Вы где именно находились?

— В первый день я находилась, я сидела на лавке под окном в сторону гаражей.

— Скажите, а от Вас тренажерный зал далеко располагался?

— Да, далеко.

— В первый день кто-либо из боевиков видео съемку производил.

— Да, производил.

— Поподробнее можете рассказать, как это происходило?

— Ну, мы сидели, а мужчина ходил с камерой и снимал.

— То есть, тот мужчина, который снимал и Кулаев – это разные люди?

— Да. Я его не помню.

— Еще один вопрос. Вы за эти три дня детей выводили группой?

— Да, выпускали группами, но мы не выводили. В первый день пускали пить воду.

— Нет, ни пить, Вы не поняли меня. Просто здесь прозвучало, что выводили старшеклассников и после этого заводили. Кого-то Вы вспоминаете?

— В первый день они помогали развешивать, ломать вот эти окна.

— А из зала они не выходили, да?

— Вы имеете ввиду выводили девочек или что-то такое?

— Ну, всех. Просто звучало так на прошлом судебном заседании, что они якобы помогали оружие поднимать там. Я вот к этому вопрос.

— Вместе с мужчинами водили мальчиков.

— Все, нет вопросов больше.

— А можно вопрос?

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— Вы кто? Фамилию назовите.

— Гутнова.

— Давайте мы договоримся так, уважаемые потерпевшие. Есть порядок, я дам возможность. Но я вообще говорю. Когда я спрашиваю, у потерпевших есть вопросы, тогда надо задавать.

Гутнова:

— Вот все это время директор школы, где находилась, меня вот это волнует.

— Директор школы, она сидела на лавке напротив нас. А мы ближе к выходу, там еще одна лавка. Они с учителями сидели там. В течении трех дней ее нет, нет вызывали.

Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:

— В спортзале, да, на лавке?

— Да.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— Жанна Петровна, скажите пожалуйста, вот 3 дня Вы находились в школе. Примерно сколь вы боевиков видели в общей сложности? Примерно, по Вашим подсчетам.

— Я думаю, что до 30.

— Нет, те, кого вы видели. Вы же не всех могли видеть.

— Да. Я видела не всех. Те, кого я видела, человек 20 наверное.

— Скажите пожалуйста, во что они были одеты?

— В черную одежду некоторые. Другие в спортивную одежду.

— В гражданской одежде кто-нибудь был из них?

— Нет, в спортивной одежде.

— Скажите, когда Вас завели в столовую, Вы сказали, что там один боевик только находился?

— Нет. Когда мы зашли, мы как-то вглубь сразу зашли, там я видела только одного.

— С бородой был.

— Я помню волосы длинные были.

— В чем он был.

— Не помню.

— А еще других боевиков Вы там видели?

— Потом видела. Один еще был. Вот я по голосу, говорю, узнала. Он кричал, чтоб не стреляли. Один был в подсобке, потом гранату кинул.

— Жанна Петровна, а вот который кричал, Вы его видели?

— Нет. Не вдела его.

— То есть, там невозможно было увидеть?

— Просто мы сидели с другой стороны стола. Мы как-то с торца сидели, а они дальше.

— Кулаева Вы не помните в столовой видели или нет.

— Не помню.

— Хорошо. Спасибо, присаживайтесь.

— А можно мне вопросы задать? На первом заседании меня не было, но я видела по телевизору, как кричали здесь. Я бы тоже кричала и на Вас и на себя. Вы виноваты в том, что пришли убивать, а я виновата в том, что не защитила. Я считаю, что я виновата перед своим ребенком так же, как вот он. И я б хотела обратиться сейчас к Вам. Вы жертва обстоятельств, политики, точно такая же жертва и я. Вы боитесь за своих детей, я точно так же боюсь за своего ребенка. Вас допрашивают, а я задаю те же вопросы себе. Вас бьют, я истязаю сама себя. Я хотела Вам сказать, вернее спросить Вас, если Вы знаете, что-нибудь о пособниках, скажите, чтоб Вам на этой земле, если у вас есть совесть, чтоб Вам было немножечко легче. На нас сверху смотрят эти дети, чтоб мне было легче жить, я тебя спросила. Ответь, знаешь ли ты что-нибудь о пособниках?

— Пособников я не знаю.

— Вы не знали, будут ли вас встречать в школе, помогать?

— Не говорили, это они сами разговаривали там.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— Все, нет вопросов? Садитесь. Отдельно кто разговаривал?

Нурпаша Кулаев:

— Полковник, они все там рядом. Недалеко разговаривали друг с другом.

— Потерпевшая Пак. Имя отчество.

— Марина Алексеевна.

— Год рождения.

— 65.

— Место жительства.

— Беслан.

— Место работы?

— Дом детского творчества города Беслан.

— Марина Алексеевна, Вы предупреждаетесь об ответственности за дачу ложных показаний и за отказ от дачи показаний, в соответствии со статьями 307, 308 УПК РФ. Пожалуйста, распишитесь. Пожалуйста.

Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:

— Марина Алексеевна, вам доводилось ранее встречаться с подсудимым?

— Нет.

— Скажите пожалуйста, кто из членов вашей семьи оказался в числе заложников в первой бесланской школе?

— Моя дочь, Цой Светлана Сергеевна.

— Какого года рождения?

— 91 года.

— Она в какой класс ходила?

— В 6 пошла.

— Все?

— Да.

— А где Вы были в это время?

— Я была у себя на квартире. Я услышала, как потом оказалось, это были выстрелы, но большинству из родителей показалось, что это был фейерверк. Все удивились, почему линейка началась намного раньше, чем она планировать. Чем она обычно проводилась. Эти выстрелы уже прозвучали в 9.15 утра.

— Значит, вы услышали выстрелы?

— Да, я поняла, что что-то нехорошее. По Беслану последние два месяца ходили слухи, что будет нападение. Я побежала туда. Я пыталась добраться до школы, но она оцеплена оказалась. Я не успела.

— Ваша девочка погибла?

— Да.

— Гибелью дочери какой вред Вам причинен?

— Я считаю этот вопрос не уместным и не этичным.

— Этот вопрос нужно выяснить в Ваших интересах.

— Во всяком случае, у меня даже есть какие-то претензии не к Кулаеву, а к государству.

— Но Вам причинен какой-либо вред?

— Она у меня была единственная.

— Моральный вред вам причинен?

— Да.

— Скажите пожалуйста, если суд признает Кулаева виновным в совершении этих преступлений, ваше мнение о мере наказания?

— Я считаю, что его нужно наказать только по тем статьям, по которым он виновен. Лично я его считаю виноватым только по одной статье. Он виновен в том, что он решил захватывать школу, за участие в теракте. В нападении я его не считаю виноватым, потому, что он является жертвой в данном случае.  Я считаю Кулаева самым незначительным лицом в таком крупном деле.

— Что Вам известно о его действиях в отношении заложников в школе?

— Я в школе не находилась, поэтому я даже не имею право по словам кого-то судить о нем. Я могу руководствоваться только своим чувством, и тем, что я сейчас вижу. Я имею сейчас право к нему обратиться?

— Вы ответьте на вопрос.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— Вы пока да, на вопросы ответьте.

— Извините, повторите пожалуйста вопрос.

— Что Вам известно о действиях Кулаева в школе в отношении заложников?

— Со слов заложников, находившихся в школе, я знаю, что он на второй день, ночью, со 2 на 3, когда уже было запрещено давать воду, он разрешал вопреки всему пить воду. И после взрыва, имея возможность застрелить их всех, он сидел с ними там.

— Это кто говорил Вам?

— Это говорили бывшие заложники. Они буду Вам давать показания.

— Но фамилию назовите.

— Цебоева.

— Она находилась там, где был он?

— Да.

— Она уверена, что это он был?

— Ну, она так утверждает.

— Скажите пожалуйста, а ваш муж где находится?

— Мы с ним в разводе и я не знаю.

— Вопросов нет к ней.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— У потерпевших есть вопросы?

— Нет.

— Подсудимый, у Вас есть вопросы?

— Нет.

— Адвокат?

— Нет.

— Скажите пожалуйста, Вы сказали, что Вы считаете, что он виноват только в одном, в захвате заложников, да?

— Да.

— Почему Вы так решили?

— У меня сложилось мнение. Следствие заявляет, что убиты все террористы, кроме него. Значит, все те, кто это совершил, фактически наказаны. Выяснять сейчас, что они там делали, в общем-то, не имеет смысла. Мне важно, чтоб на этой скамье рядом с ним сидели истинно виновные люди. Те, кто допустил, те, кто всю эту операцию подготовил, более важные государственные лица. Меня интересует очень сильно вопрос, я не знаю, кому я его должна задать, почему он пришел и изменил свои показания? Адвоката или его, кого я должна спросить?

— Какие показания?

— До этого он не давал такие показания. Потом, он дал показания, что его избивали 2 чеченца.

— Это не в школе?

— Не в школе, на следствии. Так? Значит, он подвергался давлению. Я хочу сделать заявление, которое занесут в протокол. Я как пострадавшая убедительно прошу, чтоб на подсудимого не оказывали никакого физического давления, потому что я считаю, что в данном случае, на самом деле, он больше должен проходить по этому делу не как подсудимый, а как свидетель, который может рассказать очень важные обстоятельства, которые должны вывести дело на ту ступень, где можно будет вывести все-таки виновных. И если он подвергается давлению, если он изначально под давлением давал показания, а сейчас почему поменял.

— Марина Алексеевна, а Вы его спросите.

— Я вот хочу спросить, Нурпаши, ты можешь сказать, тебя заставили сейчас говорить нам правду или нет?

Нурпаша Кулаев:

— Меня не заставили. Раньше, я говорю, мне это говорить не давал никто.

— Значит, ты под давлением каким-то вначале давал показания, да?

— Первые под давлением давал, да.

— Я хочу тебе сейчас одну вещи сказать, Нурпаши. Я знаю, у тебя дочь родилась. У меня единственная девочка была. Я тебя прошу, ради Бога, если ты веришь в Бога. Я знаю, мы живем в таком государстве, и ты живешь и я живу. Расскажи все. И молясь за своих детей, я буду молиться и за твоих детей. Но ты должен нам сказать. Они нам не скажут, эти люди. Вот они заставляют.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— Кто Вам скажет? Кулав Вам скажет?

— Я хочу обратиться к адвокату. Вы профессионал, юрист. Все дают клятву говорить по закону и служить закону. Это мое право, говорить это. Если он даже знал о ситуации, я его считаю наименьшим виновником во всех этих делах. И все погибли, как Вы понимаете. Если сейчас нас лишили какой-то доли правды. Хорошо, если он это добровольно делал. Но если он это делал под нажимом, и вы нам какую-то порцию правды решили выдать, это очень серьезно, понимаете?

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— Марина Алексеевна,  Вы его спросите, он это делает добровольно или под нажимом? И пусть он Вам ответит. Кулаев, ответьте, Вы показания которые даете...

— Он дает добровольно, я слышала. Я одно понимаю, если сейчас нас наше государство лишает правды, я хочу, чтоб вы все знали. Я хочу, чтоб вы видели глаза этих матерей. Если у нас, на нашей земле нет правосудия, и нет надежды на то, что мы будем жить в правовом государстве, то есть еще высший суд. Он на небесах, и вас, и судей они будут проклинать каждого виноватого в этой ситуации. Вот эту правду, чтоб знали все. Я свою жизнь, до конца жизни буду посвящать тому, чтоб каждое утро всех этих людей проклинать.

— Марина Алексеевна, на Ваши вопросы будут ответы, я надеюсь. Так, потерпевшая Габисова. Имя, отчество.

— Ирина Зелимхановна.

— Год рождения.

— 1973.

— Место жительства?

— Город Беслан, улица Плиева, 6, кв. 23.

— Место работы.

— Средняя школа №2, учитель начальных классов.

— Вы предупреждаетесь об ответственности за дачу ложных показаний и за отказ от дачи показаний, в соответствии со статьями 307, 308 УПК РФ. Пожалуйста, распишитесь в протоколе. Пожалуйста.

Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:

— Ирина Зелимхановна, вы подсудимого видели ранее?

— Нет

— Отношений никаких между Вами?

— Нет.

— Кто из членов вашей семьи погиб?

— Мой сын.

— Как звали сына?

— Шавлохов Аслан Васильевич.

— Какого он года рождения?

— 1998 года.

— В каком классе он учился?

— Не успел.

— В первый класс пошел?

— Да.

— Вы там находились?

— Нет.

— Кто еще из членов семьи был в числе заложников?

— Его бабушка.

— Как ее звать?

— Хаутова Залина Михайловна.

— Сколько ей лет?

— Не знаю.

— Что с ней случилось?

— Погибла.

— Других членов семьи не было в заложниках?

— Нет.

— Скажите пожалуйста...

— Уже достаточно вопросов.

— Ну, мы должны выяснить всех раненых, погибших. Поэтому мы спрашиваем. Гибелью сына какой вред Вам причинен?

— Вопросы насчет семьи вообще мне не задавайте.

— Мы должны выяснить...

— Но я Вас тоже прошу. По-русски.

— Я не от себя задаю, и не потому, что мне интересно.

— Большой вред. И знаете как, Вы можете мне помочь оценить?

— И во сколько вы оцениваете?

— Оцените пожалуйста жизнь Вашего ребенка, и напишите точно так же.

— Невозможно оценить, да? Скажите пожалуйста, что Вам известно о действиях подсудимого Кулаева в отношении заложников?

— Ничего.

— Если суд признает его виновным в совершении преступлений, которые ему вменяются, какого наказания он заслуживает?

— Если честно, то мне безразлично.

— Нет вопросов к ней.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— У потерпевших есть вопросы к Габисовой?

— Нет.

— Подсудимый, у Вас есть вопросы?

— Нет.

— Адвокат?

— Нет.

— Скажите, Ирина Зелимхановна, Вы сами не хотите сказать?

— Спросить. У меня такой вопрос. Общался ли ты с кем-нибудь близко из детей, пока находился в школе? И говорил ли ты кому-нибудь, что ты не по своей воле очутился в школе?

— Со мной сидел учитель, мы с ним говорили.

— Я сказала, из детей?

— Из детей я не говорил ни с кем.

— Ты тесно ни с кем не общался?

— Нет.

— Тогда скажи мне пожалуйста, а как ты думаешь, вот ты говоришь, что не по своей воле попал, а были такие, на твой взгляд, боевики, которые тоже не по своей воле попали туда?

— Был со мной еще один там. 18 лет, Ислам Чибиханов. Его тоже из дома забрали.

— А ты знаешь, как его забрали?

— С нами забрали. Нас вместе забрали.

— А когда он находился в зале, он общался с кем-либо из детей, выходил к ним?

— В столовой, с кем я знаю, он общался. Я не знаю точно.

— А как его забрали, ты не знаешь?

— Нас вместе забрали. С одной квартиры забрали.

— Не с улицы?

— Сперва меня одного забрали с улицы. Потом нас всех забрали.

— У меня вопрос еще. Скажи мне пожалуйста, я прошу тебя, да. Когда вы находились в машине, когда вы ехали. Все эти три часа или сколько, неужели ни разу не слышали от них разговоров?

— Они не говорили и нам говорили, не разговаривайте вообще.

— И еще. Я никогда не думала, что я буду просить тебя. Но я прошу, и все остальные, на самом деле, мне, как и тебе терять уже нечего. Просто скажи правду для детей, которые остались жить еще. Понимаешь? Скажи правду. И все, о тебя никто ничего не требует. Скажи правду! Откройся в один миг, и все. Нам. У меня все.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— Присаживайтесь. Потерпевшая Нагаева. Не появилась? Есиев. Имя, отчество пожалуйста.

— Есиев Виктор Николаевич.

— Год рождения.

— 1938 года, 18 июля.

— Место жительства.

— Город Беслан, улица Плиева, 20, кв. 23.

— Место работы.

— Пенсионер.

— Виктор Михайлович, Вы предупреждаетесь об ответственности за дачу ложных показаний и за отказ от дачи показаний. Пожалуйста, распишитесь в протоколе. Пожалуйста.

Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:

— Виктор Николаевич, подсудимого Вы ранее знали?

— Нет. Не знал, и не хочу знать.

— Скажите пожалуйста, кто из членов Вашей семьи оказался в школе при нападении на нее?

— Сын, Есиев Эльбрус Викторович, 67 года рождения. Сноха.

— Его жена?

— Да. Томаева Фатима Георгиевна, 68 года рождения.

— Еще внуки?

— Внучки. Есиева Милана Эльбрусовна.

— Сколько ей лет было?

— 7. И Есиева Диана Эльбрусовна.

— Сколько ей лет было?

— 5.

— Из членов Вашей семьи кто погиб?

— Есиев Эльбрус.

— Сын Ваш, да?

— Да.

— Известны ли Вам обстоятельства гибели его?

— Известно.

— В какой он день погиб, в первый, во второй?

— 1 сентября, в 2 часа дня. В 14.00.

— Скажите пожалуйста, вот при каких обстоятельствах?

— Его расстреляли в комнате и выбросили со второго этажа, в сторону железной дороги.

— В комнате, Вы имеете ввиду в классе?

— В комнате, где их расстреливали, да. С правой стороны.

— А Вам известно, сколько всего их расстреляли?

— Мне известно, что все, кого они боялись, они их в первый же день расстреляли. А сколько, всего 20 человек, по-моему.

— Известно ли Вам, кто расстреливал?

— Кто расстреливал не знаю, но то, что боевики пришли, и с первого дня, с первых минут было известно, что они пришли убивать, это уже было на территории школы видно. Когда они стали уже на территории, на площади, где дети собрались, и там стали убивать. Давно было известно. Когда они в первый день мужчин убивали, было известно, что эти террористы ни на какие переговоры не пойдут. Потому что были только условия этих переговоров. Потому что знали все. Президент России Путин на это дело не пойдет, чтоб войска вывести, потому такие предложения давали.

— Скажите пожалуйста, из других членов семьи, кто-либо ранения получил?

— Сноха.

— В больнице лежала?

— В Москве. Сноха, Томаева Фатима Георгиевна. Милана Эльбрусовна.

— Тоже она была ранена, да?

— Тяжело ранена.

— И Есиева Диана.

— Тоже была ранена?

— Была ранена. Все лежали в Москве.

— Скажите пожалуйста, какой вред Вам причинен гибелью сына.

— Этот вред никто не оценит. Потому что, вот лекарства в кармане. До сих пор, с 1 сентября, я ношу эти лекарства, от сердца, вот. Во-первых здоровье мое. Единственного сына моего убили. Что, это не материальный вред? Что, это для моего здоровья, при старости лет меня оставили без моего кормильца. Это какой вред? Судите сами и оцените этот вред. Я, мать вон в углу стоит, из больницы, второй группы. Я тоже первой группы был, но уже не пошел. У меня состояние здоровья тоже такое. Вот что мне выплатит, вот этот вот идиот, стоит передо мной. Он говорит, не виноват. Он виноват в том, что он, почему он не застрелился?! Почему он не сказал, ради этих детей, я в школе себя убиваю! Вот тогда бы он был героем. И сказал бы. Вот ради этих детей, ради своих будущих детей, я не должен убивать вот этих малышей. И застрелился бы! Вот как генералы стреляют, когда они виноваты, вот так надо было тебе тоже застрелиться! И сейчас ты свой этот вниз. Там гордый ходил по залу и столовой, а сейчас нос опустил.

— Эльбрус Викторович, что Вам...

— Виктор Николаевич.

— Ой, извините. Виктор Николаевич, что вам известно о действиях Кулаева в отношении заложников?

— Фамилии я не помню, но я слышал, что Кулаев прикладом автомата бил детей. Убивал он их, или нет, но он бил. И топтал их ногами. А каких детей, я вот не в курсе дела. Но то, что он издевался над детьми, это было. Он виноват в том, что он уже в банде! И по всем статьям его надо судить! Расстрелять его надо! Вот на площадь вывести и там расстрелять, на ту!  Самосуд ему надо. Когда 330 детей погибло. 330 человек. И Вы до тех пор людей мучаете, Вы нас мучаете, вот на него, на этого подлеца смотреть. Это не человек! Если б меня из дома забирали, из дома, я бы сказал, я лучше себя застрелю, но с вами не пойду, с бандой! А сейчас мы его только оправдываем.

— Значит, вот это Ваше мнение относительно меры наказания?

— Не надо наказания! Расстрелять! Высшая мера наказания! Вот, если б у Путина, запишите мои слова, если б у Путина, дай Бог его детям здоровья, вот так пострадали, он запрет бы снял на расстрел. Вышестоящее руководство его просило, его просят. Я уже слышал, что большие такие ученые, что снимите мораторий. Нет, он не снимает. Гражданин судья, я Вас прошу, никому не верьте, он уже в банде был, значит он уже по всем статьям виновен. Все. Буду я там, меня тоже значит должны так же расстрелять. Высшая мера наказания. Потому, что я уже в банде. Это общая группировка была. Общая. Это группа, которая вместе ехала для захвата школы. Все! Они все прекрасно знают, что он ехал куда-то. Прекрасно знают.

— Вы можете назвать фамилию хотя бы одного заложника, кто видел его действия?

— Я его действия, не могу назвать ни одного заложника. Я по слухам, вот.

— Понятно, но Вам же кто-то сказал.

— Нет, я не могу назвать.

— Нет вопросов к нему.

— Значит, я еще вот что хочу сказать. До меня тут говорили, что. Я против того, чтоб ему смягчили наказание. Я против. Я что Вам хочу, гражданин судья сказать, вот здесь родители. Пусть они будут пока только в качестве свидетелей, пусть они пока. Но они должны все вызываться, руководители района, руководители республики, руководители Москвы. Все! Почему эти руководители не соизволят извиниться перед теми матерями, у которых погибли дети. И они даже не выходят к ним, и ни разу не сказали, извините нас, дорогие, мы ваших детей не сохранили. Почему до сих пор я не вижу руководителей, которые б отвечали за это?! Почему милиция, я не против них, но они перегородили, милиция от школы 70 метров, они перегородили бетонными блоками. И после 8 часов вечера не проехать было. Вот в этот день, 31 августа, а 1 сентября совершился теракт. И я в 8 часов проходил там, и там милиционер стоял, "Волга" и блоки с той и с этой стороны. Что, не знали? А почему тогда перегородились, если они не знали. Вот поэтому, я Вам, гражданин судья, и ставлю вопрос, почему руководители не здесь, и вот с них не спросите. Почему милицию охраняли, а первую школу не охраняли?

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— Я Вам отвечу сейчас.

— У меня все! Хочу сказать, я в этой школе, я извиняюсь, что я Вас так долго. Я в этой школе проработал завхозом, и прежде, чем детей заводить, я утром рано приходил и обходил все классы, всю территорию, в туалете, где там были такие помещения. Везде смотрел, в каком состоянии находятся они. Почему 3 месяца дети не учились и никто, ни директор, никто не зашел и не проверил классы? Я в генеральной прокуратуре я уже сказал свое мнение. И это мое предчувствие. И я сказал, что боевики за сутки раньше были на территории первой школы и заняли оборонительные на чердаке. Когда они подъехали и загоняли людей туда, их прикрывали, и уже там рассредоточились. Это первая группа была. А вторая группа должна была загнать в тот день, 1 сентября, детей в школу. Никто этим не занимается. Я предчувствую это, что там. Я бывший работник милиции, и я предчувствовал, что они там. Вот он молчит, что ты молчишь?! Тебе жизни не дадут. Ты скажи правду, что боевики были там, что они стреляли, когда вы подошли, они уже вас прикрывали, чтобы вас никто не ранил.

— Я Вам отвечаю на Ваш вопрос, почему там только Кулаев. Передо мной уголовное дело, по которому проходит один только Кулаев. Если будут другие дела, по которым будут проходить другие подсудимые, мы будем их рассматривать. Если Вы работали в милиции, уважаемый Есиев, то гражданин судья, я не гражданин судья, и не Ваша Честь может быть даже, а гражданин начальник говорят в другом месте.

— Ну, гражданин, это российское слово, это не оскорбление. Гражданин Российской Федерации.

— Виктор Николаевич, я Вам говорю, у нас по делу проходит только Кулаев. Следствие по уголовному делу продолжается. Из этого уголовного дела общего выделили уголовное дело в отношении Кулаева. И направили в Верховный су. Сегодня мы рассматриваем только это дело.

— Я Вас прошу, не прикрывайте других. Вот о чем я только Вас прошу.

— Я никого не прикрываю.

— Вот прокуратура, следственные органы, чтобы тщательно расследовали этот теракт. Потому, что в мире никогда не происходил такой теракт. Этот теракт был единственный за всю жизнь, где погибли столько людей и детей. У него вот дети, маленькие дети. С какой совестью он шел в школу. И вот говорят, он по каким-то статьям не виноват. Как не виноват?! Он с террористами шел. Убивать, уничтожать детей.

Голоса из зала:

— Виноваты те, кто допустили это! Мало ли кто сюда придет!

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— Марина Алексеевна, успокойтесь пожалуйста.

— Виктор Николаевич, как бывший завхоз школы, вот Вы недавно были там. Некоторые заложники заявляли, что оружие было там, как Ваше мнение. Как завхоз, вы что-нибудь заметили?

— Я бывший завхоз. После меня там еще три завхоза было.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— А когда Вы ушли со школы?

— В 81 году.

— Больше нет вопросов. Присаживайтесь. Потерпевшая Бероева. Имя, отчество.

— Бероева Лидия Семеновна.

— Год рождения.

— 50 года рождения.

— Место жительства.

— Зильги, Титова, 6.

— Место работы.

— Зильгинская амбулатория.

— Лидия Семеновна, Вы предупреждаетесь об ответственности за дачу ложных показаний и за отказ от дачи показаний, в соответствии со статьями 307, 308 УПК РФ. Пожалуйста, распишитесь у секретаря. Пожалуйста.

Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:

— Лидия Семеновна, подсудимого Вы знали ранее?

— Нет.

— Никаких отношений не было между вами?

— Нет.

— Скажите пожалуйста, кто из членов Вашей семьи оказался в числе заложников?

— Бероев Аслан Зелимханович, 1979 года рождения.

— Он работал там?

— Он работал в пожарной части. Его послали туда проверить противопожарную безопасность. И он оттуда не вышел. Он проверил, и уже выходил. И их уже загнали в зал. Я в течение суток даже не знала, мне даже не сообщили, что моего сына захватили в заложники.

— Его 1 января послали?

— Не 1 января,  1 сентября. Послали его в школу. Была получена телефонограмма. Это мне потом, приехали из Москвы, полковник Боритов, что вот так и так.  В течение суток я не знала, где мой сын находится. А он был расстрелян в школе 1 сентября, вместе с другими мужчинами.

— Кто Вам сообщил о том, что Ваш сын расстрелян?

— Я в течение суток не знала. В течение трех дней еще верила, что его нет в школе. Но машина его стояла во дворе. А люди видели, что он убит. Люди видели как его выкинули как собаку со второго этажа. Просто они не хотели мне это говорить. Я в течение трех дней находилась на территории этого дворца и ждала, что мой сын еще жив. А сама не знала, что он уже расстрелян. А мои братья, моя семья, уже знали об этом.

— Скажите, какой вред причинен вам гибелью сына?

— Я не могу соизмерить свою боль. Я действительно уже не человек. Я на своей медсестерской зарплате и на пенсии мужа вырастила двух сыновей, выучила. И я не знаю, почему 1 сентября мой сын вчера работал в милиции. Он закончил юридический факультет, и для него не было здесь места, и он поехал в Израиль, чтобы себе заработать денег, чтобы устроиться здесь куда-то работать. Чтобы купить себе работу у нас в Осетии. И там тоже постоянные теракты. И я ему написала, нам твои деньги не нужны, возвращайся. И он приехал, устроился на работу помощником инспектора участкового. Эти несчастные погоны ему не дали. И он постоянно дежурил в этой школе. Каждый раз усиление. И все праздники он постоянно дежурил в первой школе. Директор Цалиева прекрасно его знала. Даже заводила пить чай. И поэтому первого мои племянники там находились и сказали, что под дулом автоматов вывели, и сказали, выходи. Откуда они знали, что он бывший мент, я не знаю. Потому, что директор прекрасно знала его.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— Скажите, он дежурил там в качестве пожарного инспектора или сотрудника милиции?

— Нет. Пожарником он устроился в 2002 году, а сейчас работал в милиции. То есть он был там, как милиционер. В этот день никто уже не дежурил. Как мой сын, ушел в январе 2004 года с этой работы. Он пожарником работал всего 4 месяца, чтоб ему дали эти офицерские погоны. Они же не знают офицер и какой службы он. Из-за этого убили его.

Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:

— Лидия Семеновна, Вам что-нибудь известно о действиях Кулаева в отношении вашего сына, в отношении других заложников?

— Мне ничего не известно.

— Если суд признает виновным подсудимого Кулаева в совершении преступления, какое наказание, по Вашему мнению, он должен понести?

— Я так считаю. Если Кулаев нам всю эту правду рассказал, что было в Беслане. Я не считаю его настолько виновным, что вот единственно этого Кулаева нашли, и его посадят, и мне от этого станет легче. У меня у второго сына нет никакого будущего.  Потому что, как только он окончит высшее образование, как мой первый сын, который работал несчастным пожарным, и я каждый день думаю, он приедет ко мне домой или не приедет. Вот кто их пустил, пусть он нам расскажет, кто содействовал этому преступлению. Если все сядут на скамью подсудимых, даже директор. Почему этого директора не вызвали?! Мужчина, который рядом с ним копал оружие, рядом с моим сыном, он говорит, что вот мы с твоим сыном копали оружие, и тут же его вынесли 10 мужчин со дворца. Потому что он правду сказал, что в школе было оружие. Пусть он подтвердит, что в школе было оружие. О чем рассказывали мужчины и старшеклассники. Даже женщины видели, что выносили со школы оружие. И мой сын рассказывал это тоже.

— Скажите, кто с Вашим сыном раскапывал оружие, и где это было?

— Дзарасов Казбек. И из него сделали дурака, что он пьяница, что он этот.  Вот я фотографию вот так держала, и он мне сказал, я видел твоего сына, я с ним копал оружие в библиотеке.

— В какой? Значит, Дзарасов Казбек тоже был в числе заложников?

— Да.

— И вместе с вашим сыном выкапывал оружие? Откуда выкапывал?

— В библиотеке, из пола.

— Какое оружие? Он говорил это, Дзарасов?

— Какое оружие, меня это не интересует. Я в нем не разбираюсь. Кулаев же показывает, что два дня ему не давали оружие. Ему в школе дали оружие. Он же без оружия приехал.

— Сколько оружия, он говорил? Дзарасов.

— Весь зал был полный, и он это громко сказал, и его вынесли. И пригрозили, и он до сих пор молчит. Это даже его мать может подтвердить, что ему угрожают, и он не ходит.

— Значит, сколько оружия, Вы не знаете?

— Нет.

— Что еще Вам известно? Вы говорите, в помещении библиотеки оружие выкапывали. А в других местах было оружие?

— Еще одна заложница, она рассказывала, я видела прямо вынесли со спортзала оружие, вот такое. Я не знаю, как оно называется. Вот такое, зеленое оружие.

— А кто эта заложница?

— Кусова Эльвира Дзарахметовна.

— Они что, выкопали в спортзале его?

— Это, говорит, подростки выкапывали. Я говорит, видела.

— Но где выкапывали?

— В спортзале.

— Но в спортзале очень много людей было. И никто больше этого не видел?

— Ну, может и видели, не знаю.

— Вот Вы говорите, что дети выкапывали. Их заставляли?

— Заставляли? Конечно заставляли.

— Кулаев, Вам говорили, где он находился все эти дни. В спортзале или в другом помещении?

— Я не знаю.

— Кто Вашего сына отделил от группы, Вы слышали показания прежних потерпевших, что там группу вывели мужчин? Он вместе с этой группой был? Или он отдельно был?

— Он прямо у входа в столовую. Я лечилась даже, но мне когда после, вот сейчас, мне когда показывают и то говорят, что он где-то в углу сидел с моими племянниками. И племянник мой рассказывает, может быть его и не увидели бы, если б он не был в форме, и снял бы свою форму. Дзилихова видела, как он забежал в туалет и свои погоны снял и в карман положил. А форма офицерская была. Ну, его с другими мужчинами и вывели. И моя сноха говорит, что спросила у одного, который вернулся из этой группы, где тот, который в форме. Он говорит, не спрашивай меня, а то меня бандиты убьют. И он ей ничего не сказал. А мои 3 племянника и сноха были там. И они мне вот это рассказали. А старший племянник, 90 года, он говорит, что бандит пришел и говорит ему, выходи. И там была его сестра маленькая, 5-классница. Она его держит, и говорит, Асик, не уходи, тебя убьют. А он ей отвечает, если меня среди вас убьют, это что, лучше будет? Нет, лучше я пойду, мы поработаем, и я вернусь. И вот они тут же их убили и выкинули.

— Вы в ходе допроса сегодня сказали, что он бывший работник милиции и директор знала его, как работника милиции. И сейчас это тоже произнесли. Вы связываете, что директор могла сказать это боевикам?

— Я уверена в этом. Откуда знали эти боевики, что он бывший мент?

— Скажите, а Ходова, о котором здесь уже говорили, вы не знали?

— Нет.

— Ну, я вопросов к ней не имею.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— У потерпевших есть вопросы?

— Нет.

— У подсудимого есть вопросы?

— Нет.

— У адвоката?

— Нет.

— Лидия Семеновна, скажите, вот Вы говорите, что Ваша сноха и 3 племянника были в школе. Сноха, это жена другого сына?

— Нет, жена брата. У меня другой сын тоже не женат.

— Аслан тоже не был женат, да?

— Нет.

— А сноха Ваша жива осталась?

— Да.

— Она придет в суд?

— Ну, если вызовут, придет конечно. Она сама вот уже до сих пор инвалид 2 группы. Дети все живы.

— Хорошо, присаживайтесь. Есиев, у меня к Вам еще вопрос. Вот Ваша сноха где сейчас?

— Моя сноха в отъезде сейчас.

— В отъезде, на месте нет?

— Нет.

— Но она сможет прийти в суд, когда вернется?

— Конечно может, если вызовите.

— Вызовем.

— Она живет отдельно.

— А фамилию, имя, отчество назовите.

— Томаева Фатима Георгиевна. Коминтерна, 75.

— Хорошо, спасибо. Потерпевшая Ханаева. Имя, отчество.

— Алла Аслановна, 70 года рождения.

— Число, месяц.

— 5 ноября.

— Место жительства.

— Город Беслан, улица Плиева 10, кв.44.

— Место работы.

— Не работаю.

— Алла Аслановна, Вы предупреждаетесь об ответственности за дачу ложных показаний и за отказ от дачи показаний. Пожалуйста, распишитесь. Пожалуйста.

Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:

— Алла Аслановна, Вы подсудимого ранее видели, знаете его, отношения какие-либо между вами есть?

— Отношений никаких не было, ранее, до 1 сентября я его не видела.

— До 1 сентября какого года?

— До 1 сентября 2004 года.

— Увидели Вы его где первый раз?

— Увидела его в зале в проеме двери у выхода в школу.

— В зале, Вы имеете ввиду в спортивном, да?

— В спортивном зале, при выходе из зала в проеме двери.

— Вы оказались в числе заложников?

— Да.

— С кем вы из детей были?

— Я была со старшей дочерью.

— Как ее звать?

— Рамонова Марианна Касболатовна, 89 года рождения.

— В какой класс она ходила?

— В 10 класс.

— И?

— И с младшим сыном, Рамоновым Ирбеком Касболатовичем, 96 года рождения. Еще у меня есть средняя дочь, которая убежала с линейки, ее схватила шахидка, но она вырвалась.

— Как ее звать?

— Рамонова Диана Касболатовна.

— Какого года рождения?

— 1990.

— Она, Вы говорите, заметила вовремя, да?

— Да. Не то, что заметила. Она вырвалась у шахидки, потому что шахидка ее схватила.

— И куда она убежала?

— Убежала за пределы школы. Не в сторону железной дороги, а в сторону милиции.

— Там кто-то в котельной спрятался, а она там не была?

— Нет, она там не была.

— Значит, заложником были Вы, Ваша дочь и ваш сын?

— Да.

— Скажите пожалуйста, Вы видели этот момент нападения боевиков на школу и где Вы находились в этот момент?

— Мы пришли в школу, так необычно в этом году к 9 часам, и без 10 9 уже находились на территории школы. Где-то через 15-20 минут, уже в 10 часу, может минут 10-15 десятого, страшно громко играла музыка, просто бешено. И мы просто не могли даже не то, что слышать, общаться. Рядом со мной стояла моя подруга.

— Скажите, что за музыка играла, все время пытаюсь спросить. Это был магнитофон или оркестр был?

— Это был магнитофон. Магнитофон с большими колонками. Мы стояли за колонками.

— Колонки были на улице, да?

— Колонки были на улице. Еще возмущались вот этой бешенной музыкой. Очень громко, и вообще это не нормально.

— Что за музыка вообще играла?

— Школьные годы, по-моему Овсиеко исполняла песню. Школьная пора и что-то такое. Тут начались выстрелы, я стояла рядом. Слева от меня стояла моя соседка, которая тоже была в заложниках.

— А откуда выстрелы доносились?

— Выстрелы начались с левой стороны. Оттуда доносились, со стороны железной дороги. Не то, что доносились, там уже бежали люди на территорию школы, то есть боевики. В масках, в камуфляжной форме. На нескольких были черные куртки.

— Не торопитесь. А форма эта черная, она что собой представляла?

— Черные куртки были.

— А что за куртки?

— По-моему, спортивного типа.

— А Вы знаете, что такое разгрузка куртка?

— Куртку я знаю, на тех были надеты жилеты с какими-то карманчиками.

— А жилеты какого цвета были, тоже черные?

— Жилеты были защитного цвета хаки.

— Зеленого, да?

— Да.

— А вот в этих жилетах Вы видели какое-либо оружие?

— Видела. Гранаты, патроны.

— И что они, куда бежали?

— Они бежали, во-первых мы опешили, мы не знали куда, вот ничего не могли понять.

— Много их было?

— Да, их было много.

— А откуда они появились?

— Они появились с левой стороны, со стороны железной дороги.

— А вот туда как они, видно было на чем они туда приехали?

— Нет, я не видела.

— На ходу стреляли они?

— Они стреляли на ходу, да. Они стреляли в воздух, кричали, загоняли нас.

— Что они кричали?

— Они кричали: "В здание! В здание!"

— Скажите, вот когда увидели Вы их, вот эти крики, выстрелы, что Вы подумали?

— Я сразу ничего не поняла. У меня никак не было мысли, что это теракт, что это бандиты. Но, когда они уже начали кричать: "В здание!", когда эта толпа ринулась, когда я видела, что стреляют уже по ногам, поняла все. Потому, что я довольно таки большой промежуток стояла, не могла, я сразу не кинулась бежать, я не знала, к кому из трех  детей мне бежать. Кого в этой толпе искать.

— Они стреляли по ногам кому?

— Они стреляли по ногам убежавшим. Рядом со мной я не знаю эту женщину, она сидела в зале с пулей до конца. Я не знаю, выжила она, не выжила. Я даже не знаю имя.

— Кто убегал со двора школы?

— Кто убегал со двора школы, да, им стреляли по ногам.

— А таким образом они много ранили людей? По ногам стреляя.

— Находившиеся рядом, я ж говорю, сидела женщина, лет 30, была с пулей в ноге.

— Это с Вами сидела в зале, да?

— Да. Она сидела в зале.

— А Вы знаете, как ее звать, фамилия?

— Я не знаю, как ее звали. Не знаю ничего. Просто потом ей принесли бинт, она перевязала ногу.

— И как судьба этой женщины сложилась?

— Не знаю, как сложилась. И сидел рядом мужчина с нами, раненый в плечо, он истекал кровью.

— Это мужчина и женщина были ранены во дворе школы?

— Да. Ранены были во дворе школы.

— А мужчину этого знаете?

— Мужчину этого не знаю. В последствии я узнала, что он тоже был расстрелян.

— А кто это был?

— Я не знаю, просто интересовалась мужчиной, который истекал кровью. Его конкретно знали женщины, сидевшие рядом.

— А какого числа он был расстрелян?

— Второго. Я вообще предполагаю, что первого числа мужчин не расстреляли. Расстреляли второго числа.

— Скажите пожалуйста, кто вот отбирал мужчин на расстрел?

— Кто отбирал конкретно? Боевики, бандиты.

— Кулаев был в числе тех, кто отбирал мужчин?

— Нет, Кулаева я не видела среди отбиравших.

— Вы сказали, в самом начале своего допроса, что Вы Кулаева увидели в дверном проеме при входе в зал. Что он там делал?

— Стоял, смотрел в зал. Я на тот момент выносила ребенка.

— Подождите, расскажите, как он был одет, обут, что у него было в руках?

— Одет, обут я не помню, как он был одет, обут. Я просто запомнила его лицо. И на голове была типа вязанной шапочки, что-то надето. Может это была маска, но просто подогнута.

— Какого цвета?

— Черного.

— А в руках что у него было?

— В руках оружия не было.

— Что он делал?

— Стоял.

— Ну, стоял, не загонял?

— Стоял в проеме двери, где-то вот так. То есть держаться за обналичники двери.

— А как вы проходили, если он закрыл.

— Вот поэтому я обратила на него внимание. Я схватила ребенка, соседского, я его несла на руках. И мы столкнулись с ним в двери.

— Это Вы уже в зале находились?

— Мы находились в зале.

— Вы куда заносили ребенка?

— В туалет.

— Он вас спросил, куда идете?

— Ничего не спрашивал.

— Вы сказали ему, что вы идете в туалет?

— Ему я не сказала. Я сказала боевику, который стоял возле двери с оружием. Перед ним.

— Скажите, впоследствии вы можете описать действия Кулаева в отношении заложников, которые были в спортивном зале.

— Я не могу описать действия Кулаева. Потом я его не видела, впоследствии. Нигде, ни в столовой, ни в зале. Вот этот момент я помню. И все.

— Если Вы видели его лицо, как он выглядел?

— Он не был заросшим, но и бритым тоже не был. Вот как у мужчин бывает, щетина чуть-чуть.

— Значит, потом вы не можете сказать о его действиях. Кроме того, что он постоял в дверном проеме, потом куда он ушел или остался стоять?

— Наверное он ушел, в зале его не было, значит он ушел туда.

— А куда ушел?

— Не знаю, куда ушел. У меня не было возможности ходить по школе.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— Скажите, возвращаясь, его не было уже?

— Нет, не было. Там стояла только шахидка с оружием, в дверном проеме.

Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:

— Как долго она стояла, шахидка?

— Шахидка стояла где-то часов до 10 вечера. Между 9 и 10 часами вечера. Потом ее уже не было, ни одной, ни второй.

— Вы видели двоих, да?

— Я видела двоих.

— Скажите пожалуйста, а Вам известна судьба этих шахидок.

— Да. Мне известна судьба шахидок.

— Что с ними случилось?

— Потом уже нас не пускали в туалет, нас выводили в класс. Я пошла своего ребенка, сына, вывести в класс, уже вечером, где-то вот в это время, между 9 и 10 часами. Там маленький коридорчик был, школьный коридор...

— Так что с шахидками случилось?

— Я Вам рассказываю. Выходя оттуда, ведя своего ребенка, я услышала какой-то спор. Этот спор был между женщиной и мужчиной, то есть, повернув голову, я увидела, что шахидку прикладом автомата, я думаю, что это был их главарь, он был в тюбетейке, шел между ними какой-то спор. Я единственное, что слышала, она сказала русским языком, на русском языке без акцента, она кричала, что нет, нет, я не буду, вы сказали, что отдел милиции. Эти слова я четко помню. После того, как мы вернулись в зал, мы услышали, сильный был взрыв.

— Это вечером?

— Это вечером. Услышали взрыв. После меня женщины тоже выходившие и заходившие в туалет, это было вечером между 9 и 10 часами, сказали, что одну шахидку подорвали, кто-то видел, а вторая вот погибла от осколков. Рядом она стояла.

— От взрыва?

— Да.

— А подорвал кто?

— Наверное. Главарь.

— Скажите пожалуйста, а Кулаев где в это время находился?

— Потом я его уже не видела до самого конца. Я же сказала уже.

— Кто из членов Вашей семьи погиб?  

— Погибла моя старшая дочь, Рамонова Марианна.

— Она где погибла?

— Она погибла в столовой. Буквально за 3 минуты, как я ее вытащила в окно.

— Скажите пожалуйста, гибелью дочери какой вред Вам причинен?

— Вы знаете, у меня не осталось никаких чувств, чтобы как-то осознать свой вред. Ни моральный, ни материальный, ни физический.  Только остались эмоции и ненависть.

— Если суд признает виновным Кулаева в совершении этих преступлений, какое наказание, по Вашему мнению, он должен понести?

— Я не знаю, что признает суд. Но я бы хотела, по-моему мнению, не знаю, что скажут другие. Я просто видела смерть детей, смерть людей, их мучения. Я б хотела, чтоб семьи тех боевиков, которые совершили этот теракт, их дети в частности, конкретно их дети. Чтоб нам поставили в Беслане монитор, где-нибудь на центральной улице, посадили их в такую же клетку, вместе всех, вот в такую же клетку, сколько человек не зависимо. Не давали им ни воды, ни еды. И чтоб мы могли наблюдать их мучения. Как я наблюдала мучения наших детей.

— Скажите пожалуйста, Вам какие-либо ранения были причинены?

— Да, у меня были ранения спины, минновзрывная травма. Пулевое ранение в голову.

— Другие ранения?

— Множественные осколочные ранения, которые еще до сих пор.

— Вы находились на излечении в больнице?

— Да. Я находилась в Москве. И здесь у нас.

— Сколько времени вы находились в больнице?

— До ноября месяца. С 3 сентября до 2 ноября.  

— Скажите, а вот амбулаторно после этого Вы лечились? Ну, находитесь на учете, может быть.

— Ну, я ходила к психологу, к психиатру.

— Ваша другая дочь, да? Или сын. Сын был ранен?

— Сын получил пулевое ранение в ногу.

— Лежал в больнице?

— Да, он лежал в больнице во Владикавказе. И к нашему несчастью, наши врачи не уделили никакого особого внимания ребенку, началась гангрена. Спасли ребенку ногу только московские врачи.

— Сколько времени он лежал в больнице?

— С 3 сентября до 28 ноября. Ногу спасли после 2 операций.

— Скажите пожалуйста, вот за лечение Вас и Вашего сына Вы оплачивали?

— Нет, не оплачивали ничего.

— В принципе я не имею вопросов.

— Кулаева, вы говорите, в зале не видели. А вот его брата? Особая примета, то, что у него не было правой руки.

— Нет, я не видела бандита без руки. Не видела.

— А что-нибудь вы можете прояснить вот по поводу Аушева?

— Я помню также, что Аушев зашел второго сентября. Как уже говорили в черном одеянии, в длинном плаще. Они объявили нам, что сейчас к нам придут гости. Они ждали кого-то. И пришел Аушев. Вообще в зале и речи не было, что придет Аушев. Но его приход нас абсолютно, лично меня, не беспокоил. Для меня Аушев такой же бандит, как и все остальные.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— У потерпевших есть вопросы?

— У меня есть. Дзидзоева Людмила. Алла, вот ты видела фотографии всех погибших боевиков?

— Я видела фотографии погибших боевиков, но не всех боевиков. По моему мнению, потому, что я была от начала до конца. Я находилась в столовой, когда нас гнали, после первого взрыва нас гнали. После первого взрыва я потеряла сознание, очнулась тогда, когда моя дочь с сыном затащили меня в тренажерный зал, начали откачивать. С нами были человек 15, даже могу сказать, кто был рядом с нами. В том числе был Кониди. И где-то через какое-то время заскочил боевик с длинными волосами, пухлые губы у него были, и вот тут, на подбородке у него было ранение. Он нас погнал, то есть он сделал из нас живой щит. И через спортзал он нас погнал в столовую. Я не знала куда он нас гонит. Он говорил, идите вперед, сейчас будет третий взрыв. При том при всем были живые люди, они просто были ранены. Я видела живых людей, которые просто не могли двигаться. Когда нас боевик вывел уже в этот коридорчик и вел из зала до столовой, по над стенками стояли боевики абсолютно с другими лицами. Понимаете? Они, то есть в зале этих боевиков я ранее не видела. В столовой также стояли другие боевики с абсолютно другими лицами. Их стояло в столовой человек 15. когда нас загнали, мы легли на пол, заставляли кричать нас, что не стреляйте. Лежали на полу. И я хочу сказать такой момент, что боевики, находившиеся в столовой, они не стреляли ни в нас. Не стреляли, говорили, что не бойтесь, не бойтесь, только кричите, что не стреляйте. Стреляют из вне. То есть стреляли, закидывали гранаты снаружи, вот. Между мной и окном лежала моя дочь. Эта женщина, которую звали Арина, она лежала на своих детях. Я помню, влетела граната, и осколком ей попало в спину. Арина погибла. Арину боевики не убили, это точно, это 300%. Потом они заставили стать детей на окна, дали им тряпку, дети начали махать. Стали дети на окна такие, которые естественно были без родителей. Они ж там держали своих детей, а им ничего не оставалось делать. И эти детки стояли на окнах. И были застрелены мальчики из вне. Потому что я сидела под окном, лежала, и ребенок упал прямо с ...

— Я имею ввиду то, что я среди убитых боевиков на фотографиях не опознала человека три. Таких, которые были в зале. И после того, как нас привезли в больницу, в больнице, уже стреляли в сторону больницы, за территорией, уже стреляли в сторону больницы. И почему не рассматривается тот факт, что кто-то из боевиков ушел? 100%. Чтоб наши в стону больницы стреляли, я в это не поверю. Я пошла искать свою младшую дочь. И она в сторону инфекционного отделения. И уже со стороны стреляли в сторону больницы. Может мне показалось.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— Есть вопросы еще?

— Можно еще один вопрос. Адырхаева. Кассету, которую выбросили боевики, ты видела, что записано на этой кассете?

— Внутри снимали на кассету, на обычную камеру боевики. Потом ко мне приехали где-то в ноябре месяце, в конце ноября приехали работники прокуратуры. Привезли какую-то бумагу, которую я подписала. Так как кассета была наша, мы как хозяева кассеты не имеем право держать ее при себе. Я говорю, могу потом когда-то у вас потребовать, попросить, чтобы эту кассету вы мне отдали? Они говорят, да, только не сейчас, только по окончании следствия.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— Скажите, а кто у Вас забрал видео камеру?

— Видео камеру боевики. Потому, что они когда нас уже загнали в зал, они заставили забрать сотовые телефоны, выкинуть вперед все видео камеры.

— Снимали вас с Вашей камеры, да?

— Снимали с нашей камеры. Потому, что первые несколько, вот начальные съемки, снимала моя дочь. И видимо были в кадрах мы, потому, что она дома начала снимать, и вот. Они бы просто так не приехали, работники прокуратуры, лично ко мне, если бы ...

Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:

— Скажите пожалуйста, боевики забрали камеру. А потом как она к Вам вернулась?

— Не вернулась камера. Там была целая куча камер в этой свалке. И они перебирали камеры. Когда подняли они нашу камеру, там была просто двух часовая батарейка, на 2 часа заряжена. Обычно не все камеры такие, на 10, на 15 минут рассчитаны. А мы зарядили батарейку на 2 часа. Марианна сказала, мама, наша камера.

— Но к Вам не вернулась эта камера.

— К нам не вернулась конечно. Откуда она еще могла вернуться.

— А что снимали боевики на Вашу камеру?

— Они снимали зал, потом они поставили какое-то устройство, множество проводов, поставили телевизор. Мы, то есть, видели себя в этом телевизоре.

— Скажите пожалуйста, а вот видели, кто минировал зал?

— Да, я видела. Минировали боевики. Заносили множество катушек с проводами. Заставляли мужчин и детей развешивать их.

— Скажите, а вот минирование зала было произведено сразу, как людей туда загнали или впоследствии уже, через какое-то время.

— Нет, минирование зала произведено было сразу, как только нас загнали. Минировали нас где-то часа полтора.

— Те взрывные устройства, которые они принесли. Они что собой представляли? Можете описать?

— Все взрывные устройства были абсолютно разной формы. Были величиной с почтовый ящик, как вот раньше были почтовые ящики. Были меньше, были круглые.

— Они их что, раскладывали, подвешивали?

— И подвешивали, и раскладывали, и прибивали к стене. Потом расставили стулья. Поставили на стулья тоже. Самые большие стояли на стульях. Я помню, что один из боевиков сказал, что у нас, говорит, посмотрите на эту самую маленькую штучку, здесь, говорит, находится 17 тысяч осколков. И сказал так, что сидите тихо, если даже начнется штурм, у нас на 5 дней есть оружие отстреливаться, на шестой день мы все взрываем. Так и сказал, у нас есть оружие отстреливаться на пять дней.

— Скажите пожалуйста, вот Вы говорите, что в первый день давали попить, а второй, третий день давали пить воду?

— Нет.

— Кушать давали?

— В первый день давали попить. Но до многих вода не доходила. Да, только дети. Второй день мочили тряпки, то есть одежду свою сняли и мочили. Учительница одна, которая погибла, Злата Сергеевна, вот она мочила тряпки, кидала их. Кому попадалась эта тряпка, тот ее брал, обтирал ребенка. Третий день уже дети полезли на провода, боевики уже тоже себя неадекватно вели.

— Вы эти три дня были без пищи?

— Да, без пищи.

— Скажите пожалуйста, а боевики кушали?

— Я помню 3 числа боевик зашел и поднял двух женщин, одна из которых Залина Дзгоева, вторая пошла сама. Их повели в столовую, чтоб приготовить кушать. То есть, перед взрывами это было. И создалось такое впечатление, что боевики не собирались взрывать ничего. Во всяком случае на тот момент.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— скажите, где Вы находились, вот когда раздался первый взрыв.

— Я стояла у стены боком. Девочка моя тоже стояла, мальчик сидел. То есть те, кто находились возле стены, им разрешили встать. Поэтому я встала во весь рост. Я помню вспышку. Вот как вот что-то, понимаете, залетело, звук, вот этот вот звук. Была яркая вспышка и все, я теряю сознание.

Потерпевшая:

— Скажи, а дети пили мочу?

— Это мы видели. Этот факт есть.  И дети, и взрослые. Но перед взрывом уже, третьего числа, очень многие взрослые находились без сознания. Кто-то кричал, помогите нам.

Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:

— Вопрос. Скажите, что взорвалось и почему?

— мне кажется. Мне не кажется, я сейчас уверена на 300%, что это было спровоцировано из вне. Внутри ничего не взорвалось. Потому что на дверях тренажерного зала сидел боевик, резко тогда подскочил, начал кричать, бежать. Я этого уже не видела, куда он делся, но он сидел спокойно. Если бы что-то предполагалось у них, если бы что-то хотели сделать на тот момент, они б не сидели спокойно.

— Вот такой вопрос. А вот этот боевик, который вскочил, он не на кнопке сидел.

— Нет, он не на кнопке сидел.

— А Вы видели боевика, который на кнопке сидел.

— Да, я видела боевика, который сидел. Это была не кнопка, какая-то педаль.

— Вот на педали на этой кто сидел?

— На этой педали сидел боевик, который все три дня не снял своей маски. У него на правом боку был то ли синяк, то ли ожог, красного, бардового цвета. Он просто сидел.

— А его не меняли?

— Его меняли, но на тот момент, сидел тот боевик. Там поставили телевизор и он там сидел. Я попросила его воды, он сказал, когда эти уйдут. Он на самом деле пропустил нас, я набрала 4 баклажки воды. Я спросила у него, что будет с нашими детьми. Он сказал, я сам ничего не знаю.

— Скажите, какие требования выдвигали боевики, до вас доходили их требования?

— Они говорили, что они просили в зал Аслаханова, Дзасохова, Зязикова, и потом, через какое-то время Рошаля.

— И что они хотели от этих лиц?

— Они от этих лиц хотели то, чтоб они явились в спортзал. Все вместе.

— Ну, хорошо. Зайдут в зал, а потом, что? Что дальше будет с ними?

— А потом мы не знали, что будет с ними. Мы не думали, что будет с ними.

— Говорили они, что при условии если эти люди зайдут в зал, то они выполнят там что-то.

— Да, они говорили, что если они пойдут хотя бы на половину, то детей они выпустят.

— Скажите пожалуйста, Вы постоянно находились в зале. Вы видели, когда мужчин уводили на расстрел.

— Я видела.

— В какой это день было?

— В первый день вывели мужчин. В два этапа.

— Примерно в какое время?

— Примерно между 7 и 8 часами вечера.

— Сколько всего увели?

— Первый раз их было где-то человек 18. Потому что в первый раз увели больше. Во второй раз увели меньше. И первый, и второй раз вернулся мой сосед Мисиков. Вся семья их была в зале.

— А другие? Из 18 человек кроме Мисикова еще кто-нибудь вернулся.

— Еще парень с выбитым глазом. Потом в разговоре оказалось, что это был оператор, откуда-то его пригласили, чтоб он снимал линейку.

— А второй раз.

— Второй раз тоже вернулся. Просто мы сидели рядом, и я видела.

— Мисикова и еще кого?

— Других не видела. Может кто-то зашел на другом конце зала.

— Вы спрашивали у Мисикова, куда его водили, и что там случилось?

— Да. Так как там была его жена, и мы находились вместе, я спросила. Они, говорит, отсчитали 10 человек. По какому принципу они считали, я не знаю. Последнюю группу они вернули в зал. Он был там. Второй раз его, этого Мисикова, еще второго мужчину, поставили перед лабораторией физики. И боевик им сказал, я вам даю 10 секунд. Если вы не выбьете дверь, я вас расстреливаю, если выбьете, пойдете в зал. Они выбили. Когда начался штурм, я лежала на полу, прикрывая своих детей. И я б их спасла. Я больше чем уверенна, что мою дочь убили тоже не террористы.

— Нет вопросов больше у меня.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— У потерпевших есть вопросы?

— Нет

— Подсудимый Кулаев, у Вас есть вопросы?

— Нет.

— Адвокат?

— Нет.

Потерпевшая:

— Я хочу Кулаева спросить, скажи пожалуйста, сколько все-таки вас было?

Нурпаша Кулаев:

— Нас было 32 на машине которые.

— Еще с вами ехали машины?

— С нами я не видел, я не знаю.

— когда находился ты в школе, и ехал столько времени с боевиками, которые находились с тобой в машине, были какие-то другие лица, которых ты не знал. Скажи, были же другие лица?

— Я не был на втором этаже, я не знаю, что там было.

— Дело в том, что когда нас загоняли в зал, я также пыталась вырваться через классы, со всех сторон там были боевики. И не могли боевики притащить столько оружия. Ну, ни как не могли. Они просто с тяжестью все раскладывали и развешивали, понимаете? Вот еще такой вопрос. Ты вообще знал куда ты едешь? Ты знал, кого ты едешь убивать?

— Я не знал, конечно. Если б я знал куда, тогда я бы там не был.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— Маргиев. Имя, отчество.

— Маргиев Валико Сергеевич. 1949 год рождения. 10 января.

— Место жительства.

— Беслан, Коминтерна, 75, кв.11.

— Валико Сергеевич, Вы предупреждаетесь об ответственности за дачу ложных показаний и за отказ от дачи показаний. Пожалуйста, подпишите протокол. Ногаева не появилась? Пожалуйста.

Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:

— Валико Сергеевич, доводилось встречаться где-либо с подсудимым ранее?

— Нет.

— Отношений никаких между вами?

— Никаких.

— Скажите пожалуйста, кто из членов Вашей семьи был в числе заложников в первой бесланской школе?

— В 8 часов 50 минут из дома вышли супруга Светлана Петровна.

— Маргиева, да?

— Да, Маргиева Светлана Петровна, 59 года рождения.

— Еще кто?

— Дочь Эльвира Валикоевна.

— Какого года рождения?

— 92 года, 10 января.

— Еще кто?

— Внучка, Анна Алексеевна, тоже 92 года, 12 января.

— А фамилия ее как?

— Маргиева тоже.

— Внучка приехала к Вам откуда-то?

— Она приехала 27 мая из Санкт-Петербурга на каникулы.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— Скажите, я извиняюсь, это не Ваша дочь от первого брака?

— От первого брака, это внучка.

Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:

— Значит, жена, дочь и внучка. Что вам стало известно о нападении? И когда вы узнали?

— В 8.50 они вышли из дома. И в 9 часов я услышал выстрел одиночный.

— Вы недалеко от школы проживаете?

— Да. И что-то мне подсказало, я сразу вспомнил слова жены 28 числа. Если вы ее рассказ помните, то 28 числа она мне звонила с работы. А мы собирались выехать с семьей на природу. И так как она предупредила о том, что 28 августа, это было где-то в 10 часов 30 минут, вспомнил про это. И был не рад тому, что случилось. Сразу как-то сердце екнулу. Захватили школу. Я побежал в сторону школу, 500 метров, такое расстояние в школу ведет. Недалеко от частного дома стояли несколько человек, человек 8.

— Что это за люди были?

— Это были гражданские люди. Они тоже пришли, прибежали на выстрелы.

— В смысле жители города Беслана?

— Да, житель города Беслана. И на их крик, я прямо направился в сторону, то есть побежал, в сторону школы, к воротам. И кто-то меня вот, какой-то мужчина ухватился сзади и меня потащил. И он мне на что-то показывает руками, а я не могу сообразить, на что он мне показывает. А потом, когда я уже, пелена упала, немножко глаза открылись, я увидел мужчину ничком вниз с левой стороны заднего колеса. Они мне показывают, посмотри, уже, говорит, убили человека.

— Значит, убитый лежал возле машины, да?

— Да.

— Это было на улице, вот убитый?

— Это было на улице. За оградой, то есть на улице Коминтерна.

— А Вам сказали, кем убит?

— Понятно было, кем убит. Боевиками.

— Скажите пожалуйста, кто из членов Вашей семьи погиб?

— Дочь. Эльвира Валикоевна.

— Ваша жена и ваша внучка были ранены?

— Супруга с осколочно пулевым ранением, перелом левого бедра.

— Она находилась на излечении?

— Да. С 3 сентября по 5 октября.

— Внучка, что с ней?

— Внучка обожженное тело. Ожоги были.

— А она находилась в больнице?

— Да, она находилась здесь в городе, а потом ее увезли в Санкт-Петербург.

— Сколько времени она здесь лежала?

— 10 дней пролежала, и там лежала.

— Скажите пожалуйста, какой вред причинен Вам гибелью дочери?

— Моральный и физический.

— Вы оцениваете этот вред в какую-то сумму, желаете компенсации?

— Я вообще хочу задать один вопрос.

— Маргиев, у Вас будет возможность задать ему вопрос.

— Ваша Честь, я бы удовлетворился тем, если бы я видел рядом с ним тех, кто заказал этот теракт. Или кто сорвал процесс переговоров. Или кто дал приказ на военные действия. Я подтверждаю, это не была операция по освобождению заложников. Это были военные действия. А также, того человека, который в течение этих трех дней так ловко обманывал. Вот этим я довольствовался бы.

— Чтобы были привлечены те, кто сорвал переговоры, Вы имеете ввиду между боевиками и руководством. Вот так, да? Скажите, если суд признает виновным Кулаева в совершении преступлений, по Вашему мнению, какого наказания он заслуживает?

— Я с ними согласен.

— С чем Вы согласны?

— С тем, что, то, что он заслуживает, он должен понести это наказание.

— Ну, какое наказание, по Вашему мнению?

— Я не могу сказать. Это суд определит.

— Я не имею вопросов к нему.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— У потерпевших есть вопросы к Маргиеву?

— Нет.

— Подсудимый, у Вас есть вопросы?

— Нет.

— У адвоката?

— Нет.

— Маргиев, Вы что-то хотели спросить.

— Я хотел дополнить к своему рассказу, что школа окружена тремя переулками и одной улицей. И вот была возможность по Коминтерна, по Бирагова, по Ватагова, переулок Ватагова подойти к школьному переулку. Проходя по переулку Ватагова, мне знаете что в глаза бросилось? Я на право посмотрел, там частные дома и огород. Мне показалось, что там тропа. Или же они здесь прошли в спортзал, или же я не знаю откуда она взялась, но эта тропа шла прямо к школе, в обход школы. Второе, выглянув из за угла по Школьному переулку, увидел, это мы потом поясним. Нурпаши, вот ты сказал, что когда был в лагере, то видел три машины: ГАЗ-66 зеленого цвета, а вот другие две машины. Нурпаши, опиши пожалуйста эти машины.

Нурпаша Кулаев:

— Ну, я видел "десятку" белую. А другую я не видел. Но, по-моему, "11" была.

— Но Вы говорили, что Вы видели УАЗик.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— Какой УАЗик? УАЗики бывают как скорая помощь.

Потерпевший:

— Когда я шел по переулку, я видел УАЗ-461. Когда я посмотрел в сторону школы, то я увидел этот УАЗик белого цвета. И не "десятку", а по-моему "семерку" и УАЗик. Ну, цвет у него был потрепанный, глиняного слегка цвета. И, почему-то, я подозреваю, что они приехали раньше на это УАЗике, а потом приехали они.

— Они что, рядом стояли?

— Да, рядом. Вначале я видел, как они ехали со стороны железной дороги. И поэтому хочу спросить, если вы ехали в машине ГАЗ-66, Полковник пересел в "семерку". Когда вы приехали в школу, эти машины рядом стояли?

Нурпаша Кулаев:

— Ну, "семерку" я там не видел. Там много машин стояло. ГАЗ-66 видел. Они наверное раньше приехали, не знаю.

— Короче, никакой машины кроме ГАЗ-66 ты там не видел, да?

— Там много машин было.

— Тогда у меня есть еще одно дополнение. На показаниях Кулаев говорил, что 2 террориста остались в лагере. А 2 террориста и Абу-Валид, потом ты их в школе видел?

— Нет, не видел. Их там не было.

— Дальше. ГАЗ-66 рюкзаками при тебе грузили, или когда ты пришел, они уже были в машине?

— Взрывчатка уже там была, когда мы сели. А рюкзаки у них с собой были.

— Покажи, какие размеры были у взрывчатки?

— Вот маленькие, вот такие. Круглые. И 4 вот таких больших.

— А вот передо мной потерпевшие говорили, что были вот такие большие.

— Я не помню тоже, там 2 или 4 были такие.

— Дальше. А были у вас управляемые взрывчатки?

— Я не знаю. Я не видел. Может на шахидках только, потому что они в руках держали какие-то кнопки.

— Вот Вы говорили, что во время взрыва стояли недалеко от Полковника и видели, как он присел. Что у него было в руках?

— Автомат у него был в руках. Снайперский.

— А телефон?

— Не знаю, я не видел.

— Последний вопрос. Кто с кем во время первого, второго, третьего числа вели переговоры террористы?

— Ну, я не знаю. Я знаю Полковник, каждый раз ему по телефону давали приказы. И потом говорил уже, людям ничего не давайте, и требования говорил. А потом еще раз позвонили и он сказал, вообще к воде не пускать. Но я не знаю, с кем он разговаривал.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— Что значит не знаю. Неужели он даже ни разу имя не произнес того человека, с кем он разговаривал. 

— Ну, я знаю, что когда взрыв был, он по телефону кому-то сказал: "Что ты натворил?!" Тот ему что-то сказал, и он ему ответил: "Твои люди сняли человека, который на кнопке стоял и штурмовали." Он потом с ним разговаривал, а там какая-то бумага. И он взял и бумагу порвал и телефон тоже разбил.

— Вот от кого он получал команды воду не давать, еду не давать. Он не называл ни имени, ни фамилии?

— Он ничего не называл. Я помню, когда во второй день он по телефону разговаривал, то после этого он сразу сказал, воду никому не давать.

Потерпевший:

— Нурпаши, когда ты садился в машину, что ты там увидел?

— Ну, там 2 или 4 лежали больших взрывчатки. И они сказали: "Там взрывчатка, смотрите аккуратно."

— А в столовой, там просто цинки были? Как они там оказались, пустые ящики?

— Я не знаю, но в машине никаких ящиков не было. Там железные были.

— Ну, цинки, это же железные коробки.

— Ну, на машине не было. На базе я видел.

— То есть, ты в лагере цинк видел?

— Да.

— Я тебя тогда еще раз спрашиваю, в столовой деревянные ящики из под цинка. Они в машине были?

— В машине не были.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— Все, Маргиев?

— Все.

Заместитель прокурора РСО-Алании Аслан Черчесов:

— Вопрос можно? Кулаев, на каком языке общался Полковник с боевиками и когда получал команды?

Нурпаша Кулаев:

— На русском он разговаривал.

— А по-ингушски?

— По-ингушски я не слышал, чтоб он по телефону говорил.

Голоса из зала:

— Его что-то спросили по телефону, и он ответил: "Я эти вопросы не решаю, надо мне со старшими созвониться"

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— Это он по-русски говорил?

— Да.

— Это он сам позвонил, или ему позвонили.

— Ему позвонили.

— Это на какой день было?

— На второй.

Голоса из зала:

— Можно я тоже по этому же вопросу выскажусь. Вот в декабре, когда была встреча с Рогозиным...

— Как Ваша фамилия?

— Дзарахова. Он рассказывал, он же три дня возле школы тоже был.

— Нет, он не возле школы. Он был в администрации.

— Ну, он возле школы тоже ходил. И вот он рассказывал, когда взрыв произошел, в этот момент Полковник разговаривал с Гуцириевым. И Полковник его спрашивал: "Вы штурмуете, что ли?". Вернее Гуцириев сперва его спросил: "Что там за взрыв? Вы что взрываете?" а Полковник ему: "Это вы нас штурмуете!" А в этот момент штаб договаривался с Полковником, чтоб забрали трупы. И в этот момент этот взрыв и произошел. То есть Полковник не ожидал этого взрыва. И Гуцириева поэтому спрашивал: "Вы нас что, штурмуете?!"

— Скажите, из тех, кого сегодня вызывали, но не допрошены, кто-нибудь в зале есть?

— Да.

— Сколько вас? Встаньте пожалуйста. Присаживайтесь. Вы как хотите, продолжить или объявить перерыв?

— Перерыв.

— Тогда объявляется перерыв на пол часа. Тех, кого еще не вызывали, попрошу остаться в зале. Из числа потерпевших. Секретарь составит список.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— Хадикова. Имя, отчество.

— Зара Габоевна.

— Скажите, Вы признаны потерпевшей по делу?

— Сын признан.

— А сын Ваш где?

— Он дома.

— Скажите, он не придет на суд?

— Он нет.

— Он не хочет, чтобы его допросили?

— Он мне сказал: "Сама скажешь"

— Скажите тогда, он был в заложниках?

— Нет, не был.

— Зара Габоевна, Вы хотите, чтоб Вас допросил суд?

— Да. Я не живу с сыном и снохой.

— Ребенок с кем проживал?

— Со снохой, а я бабушка.

— А сноху допрашивали?

— Да.

— Зара Габоевна, Вы что-нибудь, кроме того, что сказала Ваша сноха, знаете?

— Я что видела, вот это хочу вопрос задать.

— А что Вы видели? У Вас кто-нибудь еще другой был в заложниках кроме сына?

— Нет.

— То есть, потерпевшей признаны не Вы. Зара Габоевна, когда мы начнем допрашивать свидетелей, мы Вас допросим. Вы не против?

— Ну, нельзя сейчас сказать?

— Когда мы Вас будем допрашивать официально, тогда Вы сможете задать свой вопрос.

— Хорошо.

— Догузова. Имя, отчество.

— Ирина Юрьевна.

— Год рождения.

— 57

— Число, месяц.

— 20 марта.

— Место жительства.

— Владикавказ, Миллера, 33, 10.

— Место работы.

— Не работаю.

— Ирина Юрьевна, Вы предупреждаетесь об ответственности за дачу ложных показаний и за отказ от дачи показаний. Пожалуйста, распишитесь у секретаря. Пожалуйста.

Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:

— Ирина Юрьевна, Вы с подсудимым ранее встречались или были какие-нибудь отношения?

— Нет.

— Кто из членов Вашей семьи находился в числе заложников в бесланской школе №1.

— Я находилась и двое сыновей.

— Назовете сыновей.

— Джиоев Артур Ахсарбекович.

— Какого года рождения?

— 95. И Джиоев Азамат Ахсарбекович.

— Какого года рождения?

— Он 96.

— Как Вы оказались там? Я имею ввиду, Вы же рядышком живете, в городе Владикавказе.

— Нет, я прописана во Владикавказе, а живу у матери в Беслане. Мы пошли в школу в 9 часов. И уже выходили на линейку. И в коридоре я уже детей раздала по учителям. Все собрались на линейку, играла музыка.

— А Вы где находились?

— Я, где начальные классы. А потом я подошла к подруге. Мы с ней разговаривали. А когда я шла обратно в начальные классы, уже начались выстрелы. Я посмотрела в ту сторону.

— В какую сторону?

— В сторону начальных классов, потому что, когда я услышала выстрелы, я не поняла сначала, что это.

— А где стреляли, на территории?

— На территории.

— А кто стрелял?

— Террористы. Я сначала думала что это шутка. Не поверила.

— А как Вы их увидели?

— Я увидела их с автоматами.

— Сколько Вы видели человек?

— Человек 6.

— Еще что было? Какая на них форма была?

— Черная. Камуфляж. Черные штаны, берцы и кофта.

— а что такое камуфляж?

— Ну, вот эти, с рисунками.

— То есть, у одних черная одежда, у других камуфляж. А маски на них были?

— Были, но не на всех. Я запомнила, один был без маски.

— Что они делали?

— Они стреляли, кричали.

— Что кричали?

— Я не помню. Я побежала к своим детям, и не помню, что кричали. Я помню, что кто-то закричал, что это теракт.

— Кто-то из родителей закричал?

— Да.

— Какие Ваши действия были?

— Я побежала к детям и поймала младшего. А Артура я не нашла. Но они стреляли, останавливаться было нельзя. И мы забежали под окна. А старший, Артур, нашел нас. И мы сели под окнами.

— Под окнами, это в здании школы?

— Во дворе. А потом, когда террористы выбивали окна, они сказали, чтоб мы передали им детей, а потом самих туда затащили.

— А террористы выбивали окна со стороны двора?

— Изнутри.

— То есть, они уже находились там? Они окна на первом или на втором этаже выбивали?

— На первом.

— Вы и два Ваших сына подчинились? То есть, залезли туда?

— Да.

— Где Вы находились в помещении?

— В спортзале. Потом подошла к одному из террористов. Он тоже был без маски, черный такой. И говорю: "Не трогайте,  пожалуйста, детей" Он сказал: "Не будем."

— Вы все три дня были в спортзале?

— Да.

— В Вашем присутствии спортзал минировали?

— Да.

— Кто минировал спортзал?

— Террористы. А старшеклассники помогали им.

— Они заставили их?

— Да.

— Что они держали?

— Взрывчатые вещества.

— Долго они минировали?

— Полтора часа.

— Вы видели человека на кнопке, который там постоянно сидел?

— Видела, но сначала не обратила внимание.

— Эти взрывные устройства, они подвешивались или раскладывались?

— Подвешивались к баскетбольной корзине. И от нее вдоль спортзала провода к другой корзине. А недалеко от нас еще один был подвешен. Прямо над головой.

— А между заложниками, на полу, были разложены взрывные устройства?

— На полу я не видела, на стульях были. 

— Что они собой представляли?

— Продолговатые, круглые, обмотанные скотчем. Еще квадратные были и побольше.

— Боевики говорили, что они занесли?

— Я не слышала, что они что-то говорят. Но я знала, что это.

— Кулаев что делал там?

— Я его не видела.

— А где Вы его видели?

— Я его вообще не видела.

— До Вас допрашивали потерпевшую, она видела, как он стоял в дверном проеме, то ли не пускал, то ли не позволял выходить. Вы не видели его, стоящим в дверном проеме?

— Нет.

— Кроме спортивного зала, в каком помещении Вы еще были?

— Больше нигде.

— В столовой не были?

— В столовой мы были 3 сентября.

— Кто туда Вас пригласил?

— Во время взрыва ...

— Взрыва это где?

— В спортзале. Там был небольшой доступ воздуха. Этот взрыв был глухой. У входа в тренажерный есть проем, и он прозвучал с той стороны. А потом другие взрывы, с запахом таким.

— Что взрывалось?

— Вот эти взрывчатые вещества, продолговатые. И от взрыва старшему сыну попал осколок в голову.

— Сын погиб?

— Да.

— Вы получили ранения?

— Ожоги.

— Старший сын, значит, Ваш погиб в спортивном зале.  Какие повреждения Вы получили?

— Ожоги на ногах. Больше никаких.

— А Ваш другой сын?

— У него было ранение головы, шишка на голове.

— Это от чего?

— Что-то упало.

— Вы находились в больнице?

— Да. Но когда я узнала, что старший погиб, я ушла оттуда. И младший тоже там не лежал.

— А амбулаторно Вы потом лечились?

— Да.

— Вы просите взыскать какую-то сумму денежной компенсации?

— Нет.

— Скажите пожалуйста, если суд признает Кулаева виновным в совершении преступлений, Ваше мнение о мере его наказания?

— Я бы его пожизненно посадила.

— Кто-либо из Ваших знакомых, находящихся в числе заложников, видел Кулаева там?

— Нет.

— В Вашем присутствии из зала уводили мужчин на расстрел?

— Уводили, но мы не знали, что на расстрел.

— Сколько раз забирали мужчин?

— Один раз, человек 20. А потом еще несколько человек, но я не помню сколько. В этот же день. В первый.

— Кто-либо из этих людей вернулся?

— Несколько вернулось.

— Когда увели этих мужчин, Вы слышали выстрелы?

— Выстрелы были постоянно.

— Когда Вы узнали, что этих людей расстреляли и от кого?

— Сама догадалась, когда они не вернулись.

— Еще кого из заложников выводили из зала, из детей?

— Ну, детей уводили в туалет с родителями.

— Что Вам известно относительно того, что там в школе было где-то спрятано оружие, и с помощью заложников боевики это оружие доставали.

— Нет, я ничего не могу сказать. Я только после ходила в школу. И видела, что полы были вскрыты.

— А кто-нибудь из заложников не говорил, что в библиотеке мы подняли полы, и там оружие?

— Нет, не говорил.

— У меня вопросов нет.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— У потерпевших есть вопросы?

— Подсудимый, у вас есть вопросы?

— Нет.

— Адвокат?

— Нет.

Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:

— А Вы знаете, что такое взрывчатка?

Потерпевшая:

— Нет, не видела.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— Догузова, у меня к Вам еще один вопрос. Все таки, вы Кулаева нигде не видели?

— Нет, не видела.

— Хорошо, присаживайтесь. Баликоев. Имя, отчество.

— Константин Рамазанович.

— Год рождения.

— 1938

— Число, месяц.

— 11 октября.

— Место жительства.

— Город Беслан. Улица Строителей, 21.

— Работаете где?

— Пенсионер.

— Вы предупреждаетесь об ответственности за дачу ложных показаний и за отказ от дачи показаний. Пожалуйста, распишитесь у секретаря. Пожалуйста.

Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:

— Константин Рамазанович, Вам доводилось встречаться с подсудимым когда-нибудь и где-либо?

— Никогда.

— Кто из членов Вашей семьи находился в заложниках в школе?

— Внук, ранили его.

— Это кто? Имя, отчество.

— Баликоев Константин Викторович.

— Какого года рождения?

— 92.

— В какой класс он ходил?

— В первый пошел.

— Вы говорите, он был ранен?

— Да. В плечо.

— Понятно. Еще кто был?

— Дочь моя.

— Фамилия, имя, отчество.

— Баликоева Лариса Константиновна.

— Год рождения?

— 76.

— С ней что случилось?

— Погибла.

— Все?

— Да.

— Скажите, сколько времени Ваш внук находился на излечении?

— Долго очень. Он до сих пор продолжает лечение.

— А учебу он тоже продолжает?

— Да, учится. В шестой школе.

— Гибелью дочери и тем, что внук был ранен, какой вред вам был причинен?

— У меня сердце болит, дышать не могу, температура.

— То есть Вы заболели после этого?

— Да.

— Какой у Вас диагноз?

— Сердце.

— А моральный вред? Возмещение морального вреда. Вы вправе требовать компенсацию.

— Я ничего не требую.

— Я Вам разъясняю, закон таков. Вы сейчас желаете заявить какие-либо требования?

— Нет.

— Что Вам известно от других заложников, которые находились там, о действиях Кулаева?

— Эти дни я в Беслане не был. Про Кулаева мне никто ничего не говорил. Мне про него вообще никто ничего не говорил.

— Это понятно, но Вам что-либо известно, как он себя вел там.

— Как разбойник.

— А конкретно, Вы не можете.

— Нет, не могу.

— Скажите, если суд признает его виновным в совершении тех преступлений, которые ему вменяются, какого наказания, по Вашему мнению, он заслуживает?

— Высшая мера.

— Больше вопросов нет.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— У потерпевших есть вопросы?

— Нет.

— Подсудимый, есть вопросы?

— Нет.

— Адвокат?

— Нет.

— Константин Рамазанович, потерпевшим вас признали или зятя?

— Меня.

— Все, спасибо, садитесь. Дудиева. Имя, отчество.

— Марина Умаровна.

— Год рождения.

— 67, 25 марта.

— Место жительства.

— Беслан, Полевая, 20.

— Место работы.

— Магазин "Строитель", Беслан.

— Марина Умаровна, Вы предупреждаетесь об ответственности за дачу ложных показаний и за отказ от дачи показаний. Пожалуйста, распишитесь у секретаря. Может Вам воду дать? Пожалуйста.

Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:

— Марина Умаровна, Вам доводилось когда-либо встречаться с подсудимым?

— Нет.

— Кто из членов вашей семьи находился в школе в момент нападения.

— Моя мама Дудиева Тина Сослановна.

— Сколько ей лет?

— 35 года рождения.

— Она работала там?

— Нет. Она пошла с моей сестрой Кудзаевой Алиной.

— Сколько ей лет?

— 73 года. Ее супруг, Кудзаев Руслан.

— А сестра там работала?

— Нет, они своего ребенка туда повели.

— Ему сколько лет?

— 71 года. И с ними дети были. Кудзаева Дзерасса.

— Какого года?

— 98. И Кудзаева Алина.

— Другая дочь?

— 2003 года рождения.

— Что с ними случилось?

— Мама погибла. Зять, Кудзаев Руслан выпрыгнул из окна.

— Как ему удалось сбежать? С какого этажа он прыгнул?

— Со второго. Я не знаю, что его заставляли делать, но по его словам, он трупы выбрасывал из окна.

— А он сам может прийти?

— Наверное, может.

— Его там заставляли трупы выбрасывать?

— Да.

— И ему удалось сбежать?

— Да, он прыгнул из  окна. Жену и ребенка вывел Аушев.

— С двумя?

— С одним ребенком. Девочка осталась в зале.

— И что с ней случилось?

— Она ранена была. Осколочное ранение.

— То есть, кроме Вашей матери, все остальные выжили. Скажите, гибелью Вашей матери какой вред Вам причинен?

— Я сегодня весь день здесь сижу и слушаю этот вопрос. Какой вред. Как жить после этого?! Слов нет. Вред тот, что наша жизнь закончилась.

— То есть, моральный вред Вы тоже испытали. И физическую боль тоже? Все болит из-за того, что нет Вашей матери, да? Вы вправе требовать возмещение денежной компенсации.

— Об этом не может быть и речи.

— А Вам что-нибудь известно со слов сестры о действиях Кулаева в здании школы?

— Нет. Я с сестрой разговаривала, она его вообще не видела.

— Если суд признает Кулаева виновным за эти преступления, Ваше мнение, какого наказания он заслуживает?

— Ну, не знаю. Но он же виновен. Он пришел к нам с оружием.

— Мы пока говорим если. Потому что только суд может признать человека виновным. Поэтому я не могу сказать сейчас, что он виновен.

— Как суд решит.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— У потерпевших есть вопросы?

— Нет.

— Подсудимый Кулаев. Есть вопросы к потерпевшей?

— Нет.

— Адвокат?

— Нет.

— У меня еще один вопрос. Вашу сестру и Вашего зятя в суд могут вызвать.

— Наверное. Я не знаю. Конечно.

— Они где, они в Беслане?

— Да. Можно я дам показания. Может они помогут следствию. Первого числа мои попросили оператора городского снять. Их девочка должна была пойти в первый класс и должна была давать звонок. К этому празднику мы готовились три месяца. И был у меня такой вариант. Пригласить оператора. Я утром поехала за ним во Владикавказ. Вызвала такси, и поехала во Владикавказ. Утром по дороге во Владикавказ мне встречались машины с 6 регионом. И я как-то в шутку сказала: "Что на нас ингуши напали?" Просто в шутку. Приехали домой, забрала я маму и направились мы к сестре. Где сестра моя живет. Мимо первой школы, по как его, Коминтерна называется? Мимо первой школы. Каждый раз мы опаздывали. На все мероприятия мы опаздываем. И там говорит: "Посмотри школу. Интересно,- говорит, — дети собрались?" Мы ничего не видели, потому что стоял товарный состав. Стоял он прям напротив школы.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— То есть, Вы ехали по другой стороне?

— Мы ехали через переезд.

— Вот где спортивный комплекс?

— Да, прям напротив спортивного комплекса мы проехали. И когда мы переезжали, мы на переезде встретили, вот она тоже может дать показания, Дудиева Фатима. Она тоже была заложница. Мы ее видели на остановке, она стояла, ждала автобус. И мы когда проехали, навстречу нам попалась "девятка" темная с шестым регионом. У "девятки" были синие номера. Я е знала, что это были милицейские номера. Потом, когда уже все случилось, мне сказали, что это милицейские номера были. Мы доезжаем до спорт комплекса, нам встретились 2 военные машины. Машины были высокие, вот людей перевозят в этих машинах, военные машины. Машины были закрыты, но я видела трех солдат, спускавшихся на обочину, как будто они направлялись к этому составу. Товарному составу. Я почему обратила внимание, потому что я хотела посмотреть во двор школы. Как только мы отъехали, ну, мы проезжали мимо, нам попалась машина опять с шестым регионом. Она была бежевого цвета в зеленую полоску. Тоже мне сказали, что это инкассаторская машина была.

— Скажите, на следствии вы эти показания давали?

— На следствие меня никто не вызывал. Никому я эти показания не давала.

— Скажите, Вас не допрашивали на следствии?

— Нет.

— Подождите, а как вы потерпевшей признаны?

— Меня такие вопросы не спрашивали. Меня спрашивали: "Вы были в школе? Что Вы можете сказать насчет террористов?" Что я могу сказать! Я сидела все три дня возле дворца. Что я могу об этих террористах сказать. Я никого, ничего не видела.

— Хорошо, понятно, присаживайтесь. Маргоева. Имя, отчество.

— Ирина Заурбековна.

— Год рождения.

— 65, 12 августа.

— Место жительства.

— Город Беслан.

— Улица.

— Розы Люксембург.

— Место работы.

— Налоговая инспекция, Беслан.

— Ирина Заурбековна, Вы предупреждаетесь об ответственности за дачу ложных показаний и за отказ от дачи показаний. Пожалуйста, распишитесь у секретаря.

Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:

— Ирина Заурбековна, ранее встречались где-либо с подсудимым, виделись, знали?

— Нет.

— Скажите пожалуйста, кто из членов вашей семьи находился в числе заложников в школе?

— Моя дочь.

— Как ее звать?

— Хаева Беслана.

— Сколько лет ей было?

— 12.

— В какой класс она ходила?

— В 6.

— Она была ученицей этой первой школы?

— Да.

— Ну, 1 сентября 2004 года она одна пошла в школу?

— Да.

— Когда Вам стало известно, что на школу совершено нападение бандитское?

— Я была дома. Дочь отправила в школу. Где-то через пол часа я услышала уже выстрелы. Одиночные выстрелы. Потом эта стрельба. Тогда я поняла. Я думала, что напали на рай отдел. Начала звонить, набирать по всем кабинетам. Никто не отвечает. Побежала. Сосед меня посадил в машину.

— Сосед Вам сказал, что на школу напали?

— Да. Уже я знала это. Он мне сказал, что захватили первую школу.

— Вот, входе этого захвата, что случилось с вашей дочерью?

— Погибла.

— Скажите пожалуйста, гибелью дочери какой вред вам причинен?

— Какой и всем — моральный.

— Возмещение морального вреда, Вы вправе требовать денежную компенсацию.

— Я не требую.

— Что Вам известно о действиях Кулаева в отношении заложников в помещении школы?

— Мне ничего не известно. Я не была в школе.

— Это понятно. А может быть кто-то из заложников видел его там в действии.

— Не знаю. Я слышала, что учитель физкультуры, Цаголов, сидел рядом с ним. Вот и все.

— В смысле, с кем сидел?

— Рядом с Кулаевым.

— И что?

— И ничего. Не стрелял, говорит.

— А где они сидели рядом?

— В спортзале.

— Скажите, если суд признает Кулаева виновным в совершении преступлений, какого наказания он заслуживает по Вашему мнению.

— На усмотрение суда.

— Нет вопросов.

Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:

— У потерпевших к Маргоевой есть вопросы?

— Нет.

— Подсудимый, у Вас есть вопросы?

— Нет.

— Адвокат?

— Нет.

— Маргоева. Вы хотите что-нибудь сказать?

— Хочу, чтоб он помог нам. Просто выявить настоящего виновного.

Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:

— Ваша Честь, можно Кулаеву вопрос, в связи с допросом потерпевшей? Кулаев, все потерпевшие, они, вот как видно, где-то даже Вам сочувствуют. Что Вы оказались вот один там, в клетке. Может быть Вы скажите правду? Вот они хотят слышать от вас правду. Понимаете? И добиваются от Вас этого, чтобы Вы правду сказали. Расскаазали, как все, с чего началось. Кто Вас туда направил. Можете сказать потерпевшим правду?

— Я не знаю, кто туда направил. Но это все правда. Если они захотят, это можно узнать. Телефоны, с кем Полковник разговаривал. Если смотреть там. Если они запись записали этого араба, как он своей маме звонил, эта запись тоже должна там быть.

— Кто разговаривал с матерью?

— Со мной, которые сидят, они говорили: "Мы тогда телевизор смотрели, — они говорили, — араб там со своей матерью разговаривал. Они записали и по телевизору показывали." А эта запись тоже тогда там должна быть. Полковник с кем разговаривал, кто ему приказы давал.

— А Вы не знаете, с кем он разговаривал?

— Я не знаю. Не он ничего не сказал, с кем он разговаривал.

— Вот Вы в ходе Вашего допроса, вы постоянно говорили, что вот он там что-то сделает, или что-то скажет, и говорил Вам об этом. Один раз, второй, третий раз. А может быть он вам говорил с кем он разговаривал по телефону?

— мне он ничего не говорил. Я слова слышал. Постоянно с кем-то разговаривал. Я один там не был.

— Нет вопросов у меня. Не хочет правду сказать.

Голос из зала:

— Можно вопрос Кулаеву. Рамонова. Вы видели женщину, которая водила детей в туалет и чтобы дать им воду. Видели ее?

Нурпаша Кулаев:

— Я не знаю ее.

— Громче говорите.

— Я не знаю, кто она.

— Вы не видели ее?! Я не потому спрашиваю. А Вы не видели, как вошел Аушев?

— Я видел.

— Видели Аушева, когда он вошел?

— Да.

— Вы по-ингушски понимаете?

— Не понимаю по-ингушски.

— Понимаете по-ингушски? Вы ингуш по национальности?

— Нет. Я чеченец.

— Чеченец, а по-ингушски не понимаете? Как его встречали, Аушева там террористы? Если Вы честно говорите, отвечайте честно! Давайте, быстрее отвечайте! Как встречали Аушева в зале?! Он говорит неправду! Что-то говорит чуть-чуть. Как встречали Аушева Вы и Ваши сообщники?! По стойке смирно. Ни так ли? И как он ответил потом? "Действуйте по плану" Так было?!

Полные стенограммы судебных заседаний:

• Первое заседание (17 мая 2005 г.)
• Второе заседание (19 мая 2005 г.)
• Третье заседание (31 мая 2005 г.)
• Четвертое заседание (2 июня 2005 г.)
• Пятое заседание (7 июня 2005 г.)
• Шестое заседание (14 июня 2005 г.)
• Седьмое заседание (16 июня 2005 г.)
• Восьмое заседание (21 июня 2005 г.)
• Девятое заседание (23 июня 2005 г.)
• Десятое заседание (30 июня 2005 г.)