Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Продолжаем рассмотрение уголовного дела в отношени Кулаева Нурпаши Абургкашевича, обвиняемо в совершении преступлений, предусмотренных статьями 209 ч.2, 205 ч.3, 30 ч.3, 206 ч.3, 105 ч.2 пунктами: а, в, д, е, ж, з; 30 ч.3, 105 ч.2, пунктами: а, в, д, е, ж; 317, 223 ч.3 Уголовного кодекса Российской Федерации. Прошу секретаря доложить о явке потерпевших.
Секретарь:
— На судебное заседание явились потерпевшие: Гумецев вместо его жены Торчиновой, Албегова, Варзиева вместо мужа Варзиева Эльбруса, Ногаев вместо его жены Ногаевой, Сохов Руслан и Кусаева потерпевшая. Остальные по неизвестным причинам не явились.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Объявляю состав суда. Председательствующий Агузаров. Обвинене представлено в лице 1-го заместителя прокурора РСО-Алании, старшего советника юстиции Черчесова Аслана Владимировича, старшего прокурора управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе, старшего советника юстиции Семисыновой Марии Степановны. Защитник подсудимого — адвокат Плиев. Секретарь судебного заседания Кохова. Потерпевшие Гумецев, Албегова, Варзиев, Ногаев, Сухов, Кусаева. Гумецев вместо жены Торчиновой. Гумецев, встаньте пожалуйста. Вы кого представляете?
— Я отец девочки, которая погибла.
— Нет, потерпевшим кто признан по делу? Жена здесь. Торчинова, Вы хотите, чтоб он Вас представлял? Вы хотите, чтоб мы его допросили?
— Да.
— Хорошо, присаживайтесь. Варзиева, по делу кто признан потерпевшим? Варзиев Эльбрус? Ваш супруг? Его не будет на суде? Вы хотите его представлять? Хорошо, присаживайтесь. Ногаев, Вы кого представляете? Дочь признана потерпевшей? А сколько лет дочери?
— 22.
— А почему она не может?
— Ну, там по работе.
— Сегодня не смогла, а в следующий раз?
— Я буду.
— Вы хотите. Хорошо.
Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:
— Ваша Честь. В связи с тем, что Гумецев, Варзиева и Ногаев вместо признанных потерпевшими на предварительном следствии Торчиновой, Варзиева и Ногаевой явились в судебное заседание. Государственное обвинение просит признать их потерпевшими вместо тех потерпевших, которые были признаны органами предварительного следствия. Мы просим признать их потерпевшими в судебном заседании и допросить в качестве таковых.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Так, потерпевшая Сидакова здесь?
— Да.
— Течиев, Вы согласны, чтобы мы их признали потерпевшими и допросили?
— Да.
— Хамицева, вы согласны?
— Да.
— Дудиева?
— Да, согласна.
— Урманова.
— Нет ее.
— Смирнова
— Да.
— Маргиева?
— Да.
— Дзгоева?
— Нет ее.
— Бердикова?
— Да.
— Гадиева?
— Да.
— Балаташвили?
— Да.
— Тебиев?
— Да.
— Худалова здесь?
— Нет ее.
— Есиев здесь?
— Здесь.
— Вы согласны?
— Да.
— Габисова?
— Нет ее.
— Бероева?
— Да.
— Ханаева здесь?
— Нет ее.
— Дудиева, Вы согласны?
— Да.
— Маргиев?
— Д.
— Маргоева?
— Да.
— Албегова, Вы согласны?
— Да.
— Кусаева?
— Согласна.
— Подсудимый Кулаев, Ваше мнение?
— Да, я согласен.
— Защита?
— Не возражаю.
— Значит, суд, совещаясь, на месте определил допросить в качестве потерпевшего Гумецева, Варзиеву и Ногаева. Потерпевшие, Вам в соответствии со статьей 168 УПК РФ, разъясняются Ваши права. Вы в праве знать о предъявленном обвиняемому обвинений, давать показания, отказываться свидетельствовать против самого себя и своих близких родственников, представлять доказательства, заявлять ходатайства, давать показания на родном языке, иметь представителя, знакомиться с процессуальными документами, получать копии постановлений, участвовать в судебном разбирательстве, в суде 1 и 2 инстанции, надзорной инстанции, выступать в судебных прениях, знакомиться с протоколом судебного заседания, приносить на него свои замечания, обжаловать приговор, постановление суда. Вы не в праве уклоняться от явки по вызову в суд, давать заведомо ложные показания или отказываться от дачи показаний, разглашать данные предварительного следствия. При этом, при неявке потерпевшего без уважительных причин он может быть подвергнут судебному приводу. Потерпевший Гумецев, Вам ваши права ясны?
— Да.
— Потерпевшая Албегова?
— Ясно.
— Потерпевшая Варзиева, Вам ясны права?
— Да.
— Потерпевший Ногаев?
— Да.
— Потерпевший Сохов.
— Да.
— Потерпевшая Кусаева?
— Да.
— Продолжаем допрос потерпевших. Гумецев. Имя, отчество.
— Гумецев Александр Георгиевич.
— Год рождения.
— 1965.
— Место жительства.
— Город Беслан, Октябрьская, 36, кв. 2
— Место работы?
— В данный момент не работаю.
— Гумецев, Вы предупреждаетесь об ответственности за дачу ложных показаний и за отказ от дачи показаний, в соответствии со статьями 307, 308 УПК РФ. Пожалуйста, распишитесь у секретаря. Обвинение, пожалуйста.
Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:
— Александр Георгиевич, с подсудимым были знакомы ранее?
— Нет.
— Отношений никаких?
— Никаких.
— Скажите пожалуйста, кто из членов Вашей семьи находился в числе заложников в школе №1 города Беслана?
— Аза Гумецева.
— Она Вам кто?
— Дочь, Гумецева Аза Александровна.
— Какого она года рождения?
— 92.
— В какой класс она ходила?
— В 6.
— Одна дочь, да? Что случилось с ней?
— Третьего числа погибла.
— 3 сентября 2004 года?
— Да.
— Скажите пожалуйста, что Вам известно относительно действий Кулаева при нападении на школу?
— Ничего.
— Со слов тех заложников, которые находились там, в школе, ничего не известно?
— Тоже ничего.
— Гибелью дочери какой вред Вам причинен?
— Моральный.
— Вы вправе требовать компенсации возмещения морального вреда с виновного лица. Об этом Вы должны заявить суду.
— К Кулаеву нет претензий. Потом к государству предъявлю.
— Желаете еще что-либо дополнить?
— Нет
— К нему вопросов нет у меня.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Потерпевшие, у кого есть вопросы. Представляйтесь.
— Сидакова. Саша, скажи пожалуйста, как вы узнали, что линейка должна была первого сентября начаться в 9 часов? Ведь мы же все знали, что линейка в 10 бывает. Как Аза узнала, что ей надо к 9 идти?
— Нас предварительно обзвонила классный руководитель. Она сказала девочкам, а потом девочки позвонили нам.
— Какого числа? Накануне 1 сентября.
— Со слов жены, накануне. Я в отъезде находился. Но в принципе 31 обзванивали.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Есть вопросы у потерпевших?
— Нет.
— Подсудимый Кулаев, у Вас есть вопросы?
— Нет.
— У защиты?
— Нет.
— Присаживайтесь пожалуйста.
— А вопрос мне к Кулаеву можно?
— Только давайте мы не будем те вопросы, котрорые уже повторялись. Мы все прекрасно знаем, какие вопросы уже задавались. Поэтому, если что-то другое Вы хотите выяснить, давайте.
— Кулаев, меня интересует, от чего произошел взрыв по Вашему мнению?
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Где взрыв произошел? Какой взрыв?
— В спортзале 3 сентября.
Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:
— Он же не был в спортзале, он же в столовой был.
Голоса из зала:
— Ну, пусть он об этом скажет. Что вы за него отвечаете?
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Никто ни за кого не отвечает. Каждый пусть сам за себя отвечает. Давайте мы не будем, не начинайте. Кулаев, Вам вопрос понятен? отвечайте.
Нурпаша Кулаев:
— Ну, я точно не знаю. Но они как говорили, снайпер снял человека, на кнопке который сидел.
Потерпевший:
— Еще один вопрос. Когда вы познакомили власти со своими требованиями? Первого числа и во сколько это было?
— Ну, я точно не знаю. Но с первого дня они звонили кому-то и говорили.
— Кто к вам вышел на связь? Кого вы ознакомили и когда?
— Я не знаю, кто вышел с ними на связь.
— Еще один вопрос можно? По рупору вы связывались с людьми на улице. О чем вы с ними говорили.
— Ну, я не знаю, с кем так связывались на улице. Но они говорили с кем-то из правительства.
— С правительством связывались?
— Да. Они говорили с кем-то из правительства.
— Во сколько это было. Хотя бы приблизительно.
— Ну, я не знаю точно, но до обеда они связывались.
— До обеда?
— Да.
— У меня больше нет вопросов.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Присаживайтесь. Албегова. Имя, отчество как Ваше?
— Цебоева Светлана Петровна.
— Где Ваша дочь?
— Я буду ее представлять.
— По делу кто признан потерпевшим?
— Я тоже.
— Официально вас признали потерпевшей? Постановление следственные органы вынесли?
— Признали.
— А где она?
— На выезде.
— А когда она вернется?
— Наверное через неделю. Спросите меня, она от меня ушла в школу. я ее отправила в школу.
— Для того, чтобы Вас допросить Вас надо признать потерпевшей.
— Я сама ее воспитала...
Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:
— Речь идет не о воспитании, а об участии. Но поскольку она близкая родственница потерпевшей, давайте признаем ее потерпевшей, бабушку. И допросим в качестве таковой. Но просто на будущее, я думаю, следует объявить всем потерпевшим, чтобы являлись те лица, которые были признаны потерпевшими на предварительном следствии.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Дочь была в школе?
— Нет, внучки были.
— Две внучки?
— Да.
— Потерпевшие, ваше мнение?
— Все согласны.
— Подсудимый Кулаев, Ваше мнение?
— Согласен.
— Адвокат?
— Поддерживаю данное ходатайство.
— Суд, совещаясь на месте, определил, признать Цебоеву Светлану Петровну потерпевшей по делу и допросить ее в качестве потерпевшей. Год рождения Ваш?
— 1941
— место жительства.
— Беслан, Переулок школьный, 37, 38.
— Место работы?
— а пенсии.
— Светлана Петровна, Вы предупреждаетесь об ответственности за дачу ложных показаний и за отказ от дачи показаний. Пожалуйста, распишитесь у секретаря.
Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:
— Светлана Петровна, подсудимого не знаете?
— Нет.
— Отношений никаких между вами?
— Нет.
— Скажите пожалуйста, кто в заложниках был из членов Вашей семьи.
— Внучки мои. Албегова Зарина Тамерлановна.
— Сколько ей лет?
— 93 года.
— В какой класс ходила?
— В пятый класс.
— И Албегова Залина Тамерлановна.
— Она какого года рождения?
— 95 года. 3 класс.
— Вот давайте поподробнее. Кто из них погиб?
— Залина.
— Старшая внучка Зарина получила какие-либо ранения?
— Была ранена очень сильно.
— Скажите пожалуйста, она находилась на излечении в больнице?
— Дома только.
— Лечилась амбулаторно, правильно?
— Операция у нее была.
— Что за операция у нее была?
— У нее доставали осколок в горле. В голове тоже и вот здесь.
— Рука, вот Вы показали. Значит. Какая рука правая, левая?
— Правая.
— Еще где Вы говорите?
— Голова.
— Вы говорите, операцию сделали. Это операция по удалению осколков?
— Да.
— А находилась она в больнице?
— Нет, мы забрали ее сразу.
— В тот же день, 3 числа Вы ее забрали?
— Как долго она амбулаторно лечилась?
— Месяца два.
— Скажите пожалуйста, вот за лечение амбулаторное Вы оплачивали?
— Нет, бесплатно.
— Скажите, какой вред Вам причинен гибелью Вашей внучки?
— Моральный.
— Вы вправе требовать компенсации возмещения морального вреда. Имеется ввиду, денежной компенсации. Вы желаете заявить это сейчас суду.
— С Кулаева нет.
— Что Вам известно о действиях Кулаева по отношению к заложникам?
— Ничего.
— Понятно. Больше нет вопросов.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— У потерпевших есть вопросы?
— Нет.
— Подсудимый Кулаев, у вас есть вопросы?
— Нет.
— Адвокат?
— Нет.
— Присаживайтесь. Светлана Петровна, скажите, ваша дочь после того, как вернется, она в состоянии прийти в суд, чтобы ее допросили?
— Не знаю.
— Варзиева. Имя, отчество.
— Зинаида Дзарохметовна.
— Какого года?
— 55.
— Место жительства.
— Селение Новый Батако.
— Место работы.
— Дом управления №2 города Беслана.
— Зинаида Дзарохметовна, Вы предупреждаетесь об ответственности за дачу ложных показаний и за отказ от дачи показаний. Пожалуйста, распишитесь у секретаря.
Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:
— Зинаида Дзарохметовна, знаете подсудимого, встречались раньше?
— Нет.
— Отношений никаких между Вами?
— Нет.
— Кто из членов Вашей семьи находился в заложниках?
— Сыновья.
— Назовите пожалуйста.
— Варзиев Эдуард Эльбрусович.
— Какого он года рождения?
— 92 года.
— В каком классе он учился?
— В 6.
— И Варзиев Эрик Эльбрусович. Тоже 92 года рождения.
— Тоже шестиклассник?
— Да.
— Скажите, что случилось ними?
— Эдик погиб.
— А где он находился, содержался. Вот вам известно? В каком помещении?
— В спортзале.
— И там погиб, да?
— Нет. Они сидели на подоконнике. Когда взрыв произошел Эдик успел спрыгнуть с подоконника, а Эрик остался там. Его видимо волной выбросило. И видимо когда бежал, я уже предполагаю так. А из окон стреляли.
— Вы сейчас рассказали несколько подробностей, при каких обстоятельствах он погиб. От кого Вам известно, как погиб Ваш сын?
— Эдуард мне рассказывал, что вот я ему говорю: "Давай спрыгивай с окна" Вот в этот момент произошел первый взрыв. Эдик спрыгнул, он остался. И вот волной его вынесло на улицу.
— Во время взрыва, да?
— Да.
— Относительно того, что он был прострелян. Это кем он был прострелян? Кто стрелял в него бегущего? Вам известно?
— Нет.
— Наверное, террористы.
Голоса из зала:
— Наши!
— Там такая стрельба шла, что я даже не знаю, чьи пули.
— Скажите пожалуйста, какой вред вам причинен гибелью сына?
— Смысл моей жизни пропал. И моральный, и материальный, и физический. Я не знаю, что можно говорить. первым долгом я хочу сказать, что я доверила своих детей школе. За день раньше нас классный руководитель предупредил, что к 9 часам. Они у меня на борьбу ходили, и утром ходили на территорию школы, там турники были, занимались. И там встретила их классный руководитель Касумова, предупредила, что к 9 часам. Если б она не предупредила, они бы у меня пришли к 10 часам, как обычно. Претензии к государству, ко всем. к правительству, что не защитили наши границы. Как они могли проехать туда?! И к Путину тоже еще претензии, что не спасли наших детей.
— Скажите, другой мальчик не был ранен?
— У него контузия была левого уха.
— У Эдуарда, да?
— У Эдуарда, да. Множество ссадин и ожогов.
— Не торопитесь. Он находился на излечении?
— Находился. Две недели.
— В какой больнице он лечился?
— В республиканской.
— В РКБ, да? Потом амбулаторно лечился?
— Потом у него было воспаление уха. Через 3 недели опять в городе лежал. Уже с гайморитом, со всем. Опять лечились.
— Как сейчас чувствует себя Ваш сын? Ходит в школу?
— Нет. Он неделю походил. Потом вроде бы сказали, что захватили третью школу.
— Значит, он шестой класс у Вас по сути дела не посещал, да?
— Считается так.
— А с нового учебного года он пойдет в школу?
— Посмотрим.
— Ну, относительно возмещения вреда Вы сказали к кому вы имеете претензии.
— Вот ко всем.
— К Кулаеву не имеете претензий по возмещению вреда?
— К Кулаеву не имею. Если бы был порядок здесь, Кулаев бы к нам не пришел. А я вот правительство и Путина, и наше правительство и школы, всех обвиняю. Что допустили вот это.
— Скажите пожалуйста, что Вам известно вот о действиях Кулаева в отношении заложников? Ваш мальчик, другой, который был в числе заложников. Вот по телевизору показывали сразу, когда захватили. Ваши дети постоянно находились в спортзале. Там он его не видел, в спортзале?
— Нет, не видел.
— О его действиях за пределами спортзала не известно. Ясно. Нет вопросов у меня.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— У потерпевших есть вопросы? Маргиев.
Потерпевший Маргиев:
— Скажите пожалуйста, ранение сына какое?
— У него сквозное ранение вот отсюда и до сюда.
— Со спины, да?
— Нет, сбоку.
— Убегал со школы. Получил ранение со спины.
— Убегал, с боку вот так. Другой тоже оттуда уже сам выбежал.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Подсудимый Кулаев, у Вас есть вопросы?
— Нет.
— Адвокат.
— Нет.
— У меня вопрос какого плана, скажите пожалуйста, Ваш сын Эдуард был допрошен следователем?
— Был допрошен.
— Он признан потерпевшим?
— Да.
— Зинаида Дзарохметовна, мы должны будем его допросить на судебном заседании. Как Вы на это смотрите?
— Если нужно. Если он сам захочет. Просто опят вот это все, он даже не хочет обо всем об этом вспоминать.
— Ну, вы как мать тогда выясните этот вопрос, и тогда нам сообщите. Хорошо?
— Хорошо, хорошо.
— Что Вы хотите?
— Задать вопрос Кулаеву. Ты можешь еще жить и жить, радоваться своим детишкам. А моего сына жизни лишили. У меня вот такой вопрос. Вот когда у вас такие требования были, вот там если Дзасохов зайдет, 150 человек они выпустят. Если Зязиков зайдет, тоже 150. Были у вас такие требования? Слышали?
Нурпаша Кулаев:
— Да.
— Напишите в протоколе.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Протокол ведется. В протоколе все пишется. Вы задавайте вопрос, и он будет отвечать. Все протоколируется.
— Вот еще такой вопрос. Аушев когда людей выпускал, он заранее не подготавливал списки, кого он выпускал. Или вот как они были. Почему там большинство взрослых оказалось, нежели детей.
— Ну, я не знаю. Они говорили, грудных детей отпустили с матерями.
— Что говорите?
— Грудных детей они отпустили с матерью. Этот Полковник.
— Там такие дети были. Там такие взрослые дети, которые сами по себе, по-моему. Грудные там еще и остались. Почему их не выпустили. А взрослые большинство вышли.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Кулаев, Вам вопрос понятен
— Да. Я не знаю, почему они отпустили. Но я знаю, они отпустили детей и женщин.
Потерпевшая:
— Вот еще вопрос такой. Может Вы знаете. Когда выпускал заложников Аушев, говорили, что в эту же ночь он с собой увел человек 13 террористов. На самом деле это так?
— Нет. Он туда не зашел, я знаю.
— Вы знаете?
— Не зашел он ночью туда.
— вы е видели?
— Я не видел. Если он зашел с первого этажа, я б видел.
— Вот у нас еще проводились в школе ремонтные работы. Это время было, я не могу точно сказать, но я могу точно уточнить, и газету найти, где наша директор, Лидия Александровна, давала интервью в газете, что выдуться ремонтные работы. И там она указывала, что бригадиром ингуш. Фамилия ингуша. А Вы не знаете, ваши люди проводили у нас какие-нибудь ремонтные работы до теракта.
— Не знаю я вообще. Я никогда в жизни не был.
— Больше нет вопросов.
— Присаживайтесь. Ногаев. Имя, отчество.
— Эльбрус Маирбекович.
— Год рождения.
— 1959 года.
— Место жительства.
— Беслан, Братьев Ногаевых, 28.
— Место работы?
— Правобережное УВД.
— Кем Вы работаете?
— Начальник следственного отдела.
— Эльбрус Маирбекович, Вы предупреждаетесь об ответственности за дачу ложных показаний и за отказ от дачи показаний. Пожалуйста, распишитесь у секретаря.
Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:
— Эльбрус Маирбекович, Вам знаком был ранее подсудимый? Отношений никаких?
— Нет.
— Скажите, из членов Вашей семьи кто-либо находился в заложниках.
— Супруга, Ногаева Рита Мухтаровна.
— Сколько ей лет было?
— 43.
— Еще?
— Дочь.
— Ногаева Элина Эльбрусовна.
— Какого она года рождения?
— 95.
— В какой класс ходила?
— В 4.
— Все?
— Да.
— Вдвоем они были.
— Вдвоем.
— Что случилось с ними?
— Супруге повела дочь в школу 1 числа.
— Ну, давайте пока ответьте на вопрос. Что с ними случилось? Они выжили?
— Нет, они погибли.
— Оба?
— Да.
— И жена и дочь погибли?
— Да.
— В какой день они погибли Вам известно?
— 3 числа.
— От чего погибли?
— Они погибли точно от взрывов.
— Где они находились в момент взрыва?
— В зале.
— Я опознавал сам лично. Тела порваны буквально от взрывов.
— Предполагаете, что они находились в самом эпицентре взрыва?
— Да. Дочь по ДНК опознал.
— Скажите пожалуйста, какой вред вам причинен гибелью Ваших близких, жены и дочери?
— Моральный.
— Вы вправе, как юрист вы знаете, требовать возмещение морального вреда компенсацией с виновного лица.
— Это невозможно.
— То есть к виновному лицу, если он будет признан виновным, Вы претензий к нему не имеете?
— Нет.
— Скажите пожалуйста, если суд признает его виновным в гибели ваших близких родственников, Ваше мнение о мере наказания его?
— Если суд признает, если в материалах его дела будет доказана его вина, что они взорвали зал и сожгли их, тогда его надо повесить. Если на самом деле докажут, что террористы взорвали.
— Значит, по всей строгости закона, так?
— Но если террористы не взрывали зал, то я прошу увидеть того. кто виноват. На самом деле, это самое главное, почему произошли взрывы. Если только кто-то виноват, не зависимо в погонах или нет, он должен стоять рядом с ним.
— Скажите пожалуйста, вот Вы как работник следственных органов, вам известно, кто минировал зал?
— только со слов заложников.
— Кто минировал зал?
— Террористы.
— Взрыв произошел тех устройств взрывных, которыми они минировали, правильно?
— Да.
— Теперь вот скажите, как все-таки работник правоохранительных органов. Достаточно приняли мер правоохранительные органы района, чтобы вот обезопасить этих людей, предотвратить это нападение?
— Нет. До того, как они захватили, да?
— Да.
— Нет, там всего была одна инспектор, женщина.
— А Вам известно, как расчет сил и средств должен был быть расположен?
— Не известно. Потому что, как это произошло, стали как-то задним числом все это писать. Были сняты начальники.
— Я почему спрашиваю, потому что многие заложники не знают об этом. Они ставят вопрос о привлечении к ответственности работников силовых структур. Первые шаги сделаны. Чтоб Вы довели до сведения. Я поэтому задаю Вам такой вопрос.
— Все, из-за чего это все произошло, это только из-за взрыва. Было спокойно. Заложники, которые были внутри, они тоже говорят, что ничего не предвещало взрыв. Все произошло неожиданно.
— Скажите пожалуйста, при нападении на улице были убиты нападавшими лица? Вам известно?
— Да. Фраев.
— Как его звали?
— Руслан.
— Вот в момент нападения.
— Да, Фраев Руслан.
— Скажите, а что Вам известно. Там были жертвы еще в первый день.
— Больше ничего.
— Известно Вам, что группу мужчин в первый же день расстреляли бандиты?
Голоса из зала:
— Гаппоев тоже.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Кто это, встаньте. Есиев.
— Я говорю, Гаппоев тоже на улице был убит.
Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:
— Значит, Фраев и Гаппоев. Что вам известно относительно того, что в первый день была тоже группа мужчин убита, известно?
— Ничего.
— Еще такой вопрос к вам. Вот о действиях Кулаева в отношении к залоникам что-либо известно?
— Нет.
— Нет вопросов к нему.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— У потерпевших есть вопросы?
— Есть. Маргиев. Как работник следственных органов, как Ваше мнение, какой характер носил третьего числа штурм. Боевых действий или освобождения заложников?
— Боевых действий.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Маргиев, но он же не эксперт.
Потерпевший:
— А суд я могу спросить об этом?
Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:
— Конечно. Что Вы хотите, высказывайте.
— Можно сказать, что обстоятельства дела, расследованием установлено, кто взорвал все-таки зал. Кто начал, что все погибли из зала. Лично мои погибли от взрыва. И вот ну не понятно, почему. Вот суд может сказать, что это доказано, что взорвали вот так. Если нет, то заведите дело.
Заместитель прокурора РСО-Алании Аслан Черчесов:
— Уголовное дело заведено.
— По факту взрыва, да?
— В целом. По действиям органов, которые проводили мероприятия по освобождению. Это все, все эти вопросы найдут ответы. Сейчас вопрос о Кулаеве.
— Но это принципиальный вопрос.
— Согласен.
— Можно сказать, что по факту, что взрыв произвели террористы. Вот это можно сказать однозначно.
Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:
— Вот работник правоохранительных органов. Вы сейчас прекрасно понимаете, дело рассматривается в отношении Кулаева, в отношении конкретного лица. Вы сейчас говорите совсем о другом.
— Нет, но Вы же его обвиняете в убийстве.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Процесс по сути только начался. Суду, Вы знаете, по процессу не задают вопросы. А Вы задаете. Называйтесь пожалуйста, протокол.
— Баликоев. Когда появились вертолеты?
Потерпевший:
— Вертолеты появились как раз в тот момент, когда был взрыв. Это случайность или нет?
— Дудиева. Эльбрус, вот до 1 сентября, ты же был в райотделе?
— Да.
— Ты в курсе, что не могли найти ключи от оружейного склада, и очень долго не могли оттуда, где-то до часа они не могли оттуда выехать. До этого была стрельба холостыми.
— Это точно не правда. Я сам получил оружие, боевое.
— Мы все тоже стояли на улице. Потом в новостях мы слушали все дни подряд, уже в шесть часов прошла информация молния, что группа из 13 человек где-то сбежала. Ушла вдоль железнодорожного полотна. Ты слышал вот эти вот сводки? Ты предполагал, что группа сбежала?
— Если честно, я в те дни телевизор вообще не смотрел.
— Но предполагал, что сбежала?
— Что сбежала, да, говорили.
— Эльбрус, скажи пожалуйста, почему твоя семья ушла на линейку к 9 часам. Информация откуда?
— Я случайно приехал домой. Они торопились. Их предупредил классный руководитель.
— Спасибо.
Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:
— Можно вопрос, вот в связи с вопросом потерпевших? Вы на вопрос Дудиевой ответили, что Вы сами получали оружие. Скажите, после начала вот этого нападения, через сколько времени вы оружие это получили?
— Тут же.
— Тут же, это во сколько, примерно?
— Вот началась стрельба.
— Сколько было примерно времени, когда стрельбу Вы услышали?
— Ну, в 9.15, 20. Мы тут же получали оружие, и кто успевал, тот выбегал на улицу.
— Примерно во сколько, в 9?
— Ну, 5, 10 минут.
— Нет вопросов у меня.
— Дзгоева. Вот когда Вы получили оружие, что Вы делали? Когда шел захват в районе школы ни одного милиционера не было. Никто туда не прибегал. Если вам выдали оружие, почему вы, ни один из вас не соизволил хотя бы приблизиться к школе?
— Значит так. Сотрудники милиции не смогли подойти, потому что обстреливалось там. Мы заняли оборону. И простреливались подходы к этой школе. Они могли только погибнуть, а подойти не могли. Возникает вопрос, почему не погибли. Ну, не погибли, не стали героями посмертно.
— Я не знаю, какие герои, но в течении часа ни один милиционер не подошел к корпусу. Они все боялись подойти. Все боялись. Вам что, распоряжение какое-то дали, или что-то.
— Нет, наверное, каждый хотел жить.
— Каждый хотел жить?
— Наверное, да. Но никто не знал, что будет такой конец.
— Просто я, женщина, не боялась за свою жизнь. Мы вынесли раненого с ребенком. Мы за свою жизнь не боялись. Из-за корпуса к нам вышли тогда милиционеры. Только из-за корпуса, когда мы уже вынесли раненого.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Подождите, это вопрос к Ногаеву конкретно? Вот Вы там стояли?
— Нет, мы имеем ввиду сотрудников милиции.
— Но он же не начальник милиции. Подождите. Дзгоева, у Вас конкретно к Ногаеву какой вопрос? Вы видели, что Ногаев там стоял?
— Ему ж дали оружие.
Пострадавший:
— Дело в том, что если бы погиб один и спаслись дети. Все рассчитывали, что все будет как всегда. Вот, подведут автобусы и заложников отпустят. А кто знал, что будет такой конец? Если б я знал, что будет такой конец. Мы же люди, мы ж не звери.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Кулаев, у вас есть вопросы?
— Нет.
— У адвоката есть вопросы?
— Нет.
— Ногаев, присаживайтесь. Сохов. Имя, отчество.
— Сослан Александрович.
— Год рождения.
— 1976.
— Место жительства.
— Город Алагир, улица Коста, 126.
— Место работы.
— МЧС.
— Сослан Александрович, Вы предупреждаетесь об ответственности за дачу ложных показаний и за отказ от дачи показаний. Пожалуйста, дайте расписку суду. Пожалуйста.
Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:
— Скажите пожалуйста, были знакомы Вы ранее с подсудимым?
— Нет.
— Нигде не доводилось встречаться?
— Нет.
— Кто из близких Ваших родственников находился в числе заложников в школе?
— Сестра, Макеева Людмила Александровна, 72 года рождения.
— Дальше.
— Сын ее, Макеев Станислав.
— Какого он года рождения?
— 91.
— В какой класс ходил мальчик?
— В 7.
— Макеева Оксана, дочь ее.
— какого года рождения?
— 94.
— Ученица какого класса?
— 4.
— И третий ребенок тоже?
— Макеев Олег.
— какого года рождения?
— 2003.
— С грудным ребенком, да? Что с кем случилось? Подробно расскажите.
— Сестра и Станислав погибли.
— Где они погибли? Вам известны обстоятельства?
— Нет.
— А Оксана и Олег? Они ранены были, нет?
— Оксана сама выбежала.
— Но ранения были у нее, нет?
— Да, осколочные ранения.
— А вот этот ребенок.
— А Олежку кто-то вынес. Кто-то его схватил и вынес.
— Вы имеете ввиду, кто-то из заложников, да?
— Да, кто-то из заложников. Увидел, что сестра погибла, взяли ребенка и вынесли.
— Ну, мальчик не был ранен?
— Был.
— Какие у него ранения?
— Ушибы и ссадины.
— Скажите, сейчас дети с кем находятся?
— С отцом.
— Кто их отец?
— Макеев Георгий Михайлович.
— Где они проживают?
— В поселке Пенькозавод.
— Вот эта девочка ходит в школу, вам что-либо известно?
— Нет. Они посещают психологические центры, психолога.
— Скажите, вот те ранения, которые получила Оксана, она лечилась по поводу этих ранений?
— Да, в детской больнице лежала.
— Можете назвать период пребывания ее там?
— Ну, где-то месяц.
— Амбулаторно лечилась, нет?
— Амбулаторно нет.
— Значит стационарно. В каком отделении?
— В травматологии.
— Скажите пожалуйста, гибелью вот Вашей систры и племянника какой вред Вам причинен?
— Моральный.
— Вы признаны органами предварительного следствия потерпевшим. Вы вправе как потерпевший требовать возмещения в денежном выражении морального вреда. Компенсации за моральный вред с виновного лица.
— Виновным кого признали.
— Ну, Вы пока ответьте на вопрос.
— В смысле по отношению к Кулаеву никаких претензий нет по возмещению вреда. И возможно мне он не возместит то, что я потерял.
— Скажите пожалуйста, если суд признает виновным Кулаева, как его следует наказать, по Вашему мнению.
— Я думаю, об этом надо спросить всех.
— Мы пока Вас спрашиваем.
— Сами решите.
— скажите, что-либо Вам известно относительно действий Кулаева по отношению к заложникам.
— Нет, не известно.
— Нет вопросов к нему.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— У потерпевших есть вопросы?
— Нет.
— Подсудимый, у Вас есть вопросы?
— Нет.
— Адвокат?
— Нет.
— Скажите, Сохов, вы говорите, что дети сейчас живут с отцом. На тот момент они не жили с отцом?
— Жили.
— Скажите, отец не был признан потерпевшим?
— Отец тоже признан потерпевшим.
— Ваш зять, отец этих детей, он сможет прийти на суд?
— Я с ним не общаюсь.
— Почему вы с ним не общаетесь?
— Семейные отношения. Ухудшились после этого теракта. После получения денег, или чего, я не знаю. Сторона жены ему больше не нужна.
— Хорошо, присаживайтесь. Кусаева. Имя, отчество.
— Регина Николаевна.
— Год рождения.
— 73.
— Число, месяц.
— 9 декабря.
— Место жительства.
— Беслан, Переулок школьный, 39, кв. 11
— Место работы.
— Не работаю.
— Регина Николаевна, Вы предупреждаетесь об ответственности за дачу ложных показаний и за отказ от дачи показаний. Пожалуйста, дайте подписку суду. Пожалуйста.
Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:
— Регина Николаевна, вам знаком подсудимый?
— Нет.
— Ранее нигде его не видели, ни при каких обстоятельствах не встречались?
— Нет.
— Скажите пожалуйста, кто из Ваших родственников находился в заложниках?
— Я находилась с двумя детьми.
— С кем?
— Дочь, Кусаева Изета Казбековна.
— Какого года рождения?
— 95, в 3 класс. И сын Кусаев Фидар Казбекович, 2000 года.
— Скажите пожалуйста, вот в момент нападения, поскольку вы находились там, в момент нападения. Вот давайте поподробнее. Где Вы находились, на территории школы, в здании школы? Вот более подробно, где вы находились?
— Дочка моя ушла пораньше, я немножко задерживалась. Когда я зашла, я стояла...
— Куда вы зашли?
— Зашла на территорию школы. Вывели детей на линейку. Их поставили на линейку. Я искала глазами дочь, но я ее не увидела. Увидела знакомых, соседку.
— Линейка ужа началась?
— Линейка нет. Вот вывели детей на линейку, поставили в строй. Я подошла к соседке, у которой дочь шла в 1 класс, и стала с ней разговаривать.
— Минуточку. Кто соседка была?
— Дзампаева.
— Как звать ее?
— Оксана. Она снимала на камеру 1 класс. Мы говорили с ней. И вывели первоклашек. И в этот момент я увидела, что бегут вооруженные люди, бегут дети. И я сначала подумала...
— Минуточку. Вот уточните, они бежали по территории двора или за пределами?
— По территории двора. Со стороны железной дороги.
— Много детей бежало?
— Нет. Человек 7-8.
— Вы имеете ввиду школьники?
— Да, школьники.
— Ну, в каком возрасте были примерно эти дети?
— Я думаю, от 9 до 12, так приблизительно.
— Так, куда они бежали?
— Бежали в сторону выхода.
— Что-либо кричали эти дети?
— Я не слышала, что они кричали.
— А нападавших Вы видели?
— Следом я увидела нападавших.
— Вот расскажите пожалуйста, как выглядели нападавшие?
— Они были в масках, в камуфляже, у них было оружие, они стреляли.
— Какое оружие Вы увидели?
— У них были автоматы.
— Скажите, куда они стреляли?
— Они стреляли в воздух.
— Что-либо кричали вот эти бандиты?
— Как только я их увидела, я как-то сразу все поняла. Первая моя мысль была, что со мной нет дочери. Я стала искать дочь.
— Подождите, что Вы поняли?
— Я поняла, что это захват.
— Нашли дочь?
— Нет. Сразу нет. Я стала кричать, и побежала мимо окон спортзала. Там толпа была, и через окно перелезли в здание.
— Не торопитесь пожалуйста. Скажите, окно Вам что, открыли?
— Я когда подошла, оно было выбито.
— Вы одна залезли?
— С мальчиком.
— В спортзал, да?
— В коридор сначала. Потом мы прошли по коридору, куда все, туда и я. И там уже стояли террористы. И к одному из них я подбежала.
— К моменту как Вы зашли в спортзал, там уже были люди.
— Не в спортзал, на входе в спортзал. Все стояли.
— Так вот террористы где стояли Вы говорите?
— В коридоре на входе.
— Давайте уточним. Вход осуществляется через дверной проем, так я понимаю?
— Через окно мы залезли в коридор. И вот здесь спортзал, вот здесь стоял...
— Но вход через дверной проем?
— В спортзал?
— Да.
— Через дверной.
— Так вот, на дверном проеме стояли террористы?
— Да.
— Много?
— Один был со шрамом, я сразу обратила внимание. Очень большой шрам на горле.
— Не торопитесь. Сколько их стояло?
— Два террориста.
— Были вооружены?
— Да.
— Вооружены чем?
— Автоматами.
— Вы говорите один со шрамом. Шрам где был?
— Шрам был на горле, прям большой такой. И к одному из них я подошла, и я говорю: "Вы во дворе уже кого-нибудь убили? – я говорю, — Дочь не могу найти." Он говорит: "Заходи в зал, никого мы не убили. Сейчас найдешь свою дочь. А у меня, — говорит, — вот такую дочку убили. Я ее уже никогда не найду."
— Скажите, а в зале в спортивном были террористы?
— Я не могу сказать. Я искала все время глазами ребенка, когда зашла в зал. Я не могу сказать.
— Но Вы нашли дочь?
— Да.
— Где вы нашли дочь?
— Уже в зале. Она ко мне сама подошла.
— И Вы с ней находились, да?
— С ней. Они потом сами, если кто-то потерялся, они поднимали ребенка, и он говорил имя, фамилию. И рассаживали к своим родным.
— Все три дня Вы находились в зале?
— Да.
— Расскажите пожалуйста, в каких условиях Вас содержали?
— Мы сидели на полу.
— Это террористы вас рассадили?
— Да.
— Так, дальше. Пить, кушать вам давали?
— Пить в первый день они поднимали по 5 человек. И выводили пить воду. Я с двумя детьми тоже туда ходила по коридору. Там вдоль стены сидели в коридоре мужчины. Руки у них были за головой.
— Это где сидели?
— Это сидели вот в том маленьком коридорчике, перед входом в зал.
— А что это были за мужчины?
— Это были мужчины, которых они до этого вывели.
— Заложники?
— Да.
— Сколько было мужчин?
— Я не знаю. 8 или 10, я не знаю. У меня на руках двое детей было.
— Скажите, а вот как задолго до этого их вывели оттуда?
— Незадолго. Может час или пол часа. В общем, трудно ориентироваться было там во времени.
— Потом, кто-то из этих мужчин, их завели потом в спортзал?
— Потом завели 4 мужчин. Они сели рядом с нами. Очень сильно избитые. У одного глаз выбили. У другого, видимо, были сломаны руки и пальцы. Когда нас выводили в туалет...
— Подождите, вот они говорили, почему с ними так поступили?
— Они ничего не говорили. Они были в шоковом состоянии.
— Ну, пожалуйста, что вы хотели сказать.
— Когда нас выводили, мы пили воду, в туалет сходили, выходили обратно. Взрыв какой-то произошел. Я вот уже только зашла в зал, и произошел какой-то взрыв. Потом уже сказали, что это взорвалась одна смертница.
— А где она взорвалась.
— Ну, я не видела, я слышала это.
— В какой день, вот это взорвалась?
— В первый.
— Она сама взорвалась или взорвал ее кто-то.
— Я не могу сказать, я не знаю. И вот после этого завели этих мужчин потом.
— Скажите, а Вы сами видели вот этих смертниц, что там были?
— Да.
— Сколько Вы видели смертниц?
— Я видела двоих. Они нас обыскивали. Телефоны забирали.
— Вот после этого взрыва, Вы другую видели смертницу?
— Нет.
— Скажите пожалуйста, Вы постоянно находились в зале все три дня, вы говорите.
— На вторую ночь я была в раздевалке. Некоторое время.
— А почему. Как вы попали в раздевалку?
— Нас вывели, когда я проходила к выходу в туалет, то одна из женщин мне говорит, из заложниц, якобы она слышала, Цкаева Фатима, якобы она слышала, что как будто собираются выводить детей, и их собирают в одну кучу, где шведская стенка. И вот в этот угол, якобы, собирают детей.
— В тренажерный зал
— Нет. Спортзал. Девочку я посадила туда, а сама пошла в туалет. Когда я вышла в коридор, боевик меня позвал в раздевалку. Я вышла, там были другие женщины с детьми. Какое-то время я провела там. У меня дочь в зале осталась. В один момент один террорист зашел, и говорит: "Что-то вас тут много." Я говорю: "Можно я выйду?" И сразу вышла. Я где-то около часа, наверное, провела там. Девочка лежала, вот с сердцем было очень плохо. Мы ей ноги растирали, вся холодная была. Ну, много нас там было. Мы сидели на стульях, человек 10.
— Вы сказали, в первый день по 5 человек водили пить воду. В последующие дни давали пить воду заложникам.
— Они давали пить, но там очередь...
— В первый день?
— Да.
— Вопрос слушайте, мой вопрос. В последующие дни, на 2, на 3 день давали пить воду?
— Нет.
— А просили воду?
— Конечно.
— Скажите, а еду?
— Нет, не давали. Единственное, когда в туалет выходила, там к Фатиме Цкаевой подходила, им видимо покушать что-то давали. Она была с очень маленьким ребенком. С тремя детьми. Один из них очень маленький. И они сидели как раз в той раздевалке, где я провела какое-то время. Она говорит: "Ну, нас хоть кормили там." Печенье, сгущенку. Что-то давали ей, с ее детьми, в раздевалке.
— Скажите, а кто давал им вот это печенье, сгущенку?
— Террористы давали.
— Скажите, а кушать просили заложники?
— У террористов?
— Да.
— У террористов нет.
— А вот террористы сами в Вашем присутствии кушали?
— Нет, я не видела.
— Скажите пожалуйста, где погибла Ваша дочь и в какой день?
— Моя дочь жива! И сын и дочь мои живы.
— Слава Богу! Я поняла так, что... Значит, ранены были?
— Были.
— Кто был ранен из вас?
— И сын, и дочь, и я. Все.
— Так, какие ранения у Вас?
— У меня контузия и барабанная перепонка лопнула. У дочери дисфункция желчного пузыря.
— Вот давайте с Вами. По поводу контузии и других ранений. Вы находились на излечении в больнице?
— Я, сразу у меня не увидели нарушение барабанной перепонки. Потом я заболела с сыном. Так капали что-то. Но в общем-то.
— Амбулаторно лечились?
— Я не лечилась. Я смотрела за сыном.
— Но где Вы смотрели.
— В Москве, в больнице.
— Ну, так и говорите. Значит, одновременно лечили и Вас, да?
— Ну, так. Капли мне дали.
— У дочери какие ранения были?
— Дисфункция желчного пузыря, пост стрессовая травма.
— Она находилась в больнице?
— Да, здесь в городе. В детской.
— Сколько времени она находилась?
— Где-то неделю.
— Сын был ранен?
— Множественные осколочные ранения. Отек легкого.
— Где вы находились на излечении?
— Сначала здесь, потом в Москве.
— Здесь в какой больнице?
— В детской, в городе.
— Сколько времени Вы находились вот с сыном на излечении?
— Два месяца.
— как сейчас себя чувствует сын?
— Осколки остались.
— Осколочные ранения получены в результате чего?
— Взрыва.
— В спортивном зале вы находились в момент взрыва?
— Да.
— Можете сказать, в результате чего произошел взрыв.
— Я не могу сказать.
— Вот от того места, где произошел взрыв, Вы примерно на каком расстоянии сидели?
— Я сидела в середине зала.
— А взрыв где был?
— А взрыв, я так думаю, видимо был на входе.
— А вот там, на входе, где произошел взрыв, там террористы были?
— Да.
— Террористы погибли от взрыва?
— Я не знаю.
— Скажите пожалуйста, вот вы сказали, что там человек 7-8 вывели мужчин, а большую группу мужчин выводили?
— Мужчин выводили практически всех. Но, кто сидел вокруг меня. Сзади парень очень молодой сидел, ну, лет 20. они показывали пальцем, они поднимались, и выходили. Но потом я видела в зале еще каких-то мужчин.
— Так сколько раз выводили?
— Я видела один.
— Скажите, а Кулаева вы видели?
— Я не помню.
— В связи с чем вы не помните. Если Вы видели его там, то Вы должны были запомнить его лицо.
— Я не помню потому, что там были боевики, которые были без масок. Я видела фотографии и никого из них не опознала.
— А много было вот террористов без масок.
— Ну, человек 5 я видела.
— А всего в зале сколько их было?
— Ну, я так пыталась посчитать. Мне казалось, человек 15. Одни выходили, другие заходили.
— Вы сейчас знаете, сколько вообще их было? Вот установлено, что их было 32, вот такое количество.
— Теперь я знаю, да.
— Можете сказать, может быть их было больше 32?
— Возможно.
— но примерно пытались посчитать, и у Вас 15, да, получилось.
— Те, которые заходили. Я не всех видела.
— Скажите пожалуйста, вот когда Вас выводили пить в первый день. Это куда Вы ходили пить воду?
— В туалет. Я очень плохо знаю школу. Моя дочка училась в маленьком здании. Я не очень хорошо знаю, что там. Но это – туалет.
— И там умывальная, наверное. Оттуда пили воду?
— Да.
— Скажите, а в столовую не заходили?
— Нет.
— Во время вашего нахождения в спортивном зале, вот кто-либо из террористов снимал вас на камеру?
— Да.
— Кто это был?
— Когда проводили Аушева, вот до этого они сняли. И когда он был в зале, снимали.
— Снимал кто из террористов?
— Не знаю. Один из них.
— Он был в маске?
— Да. Они одели маски, когда зашел Аушев. Они стали друг другу кричать: "Оденьте все маски." Они все одели маски.
— Вот, когда пришел Аушев, он разговаривал с людьми, что-либо говорил? Призывал к чему-либо?
— Перед тем, кА он должен был прийти, нас предупредили: "Сейчас придет Аушев. Если кто-то из вас что-то хочет сказать, скажите ему. Только не кричите, говорите по одному, не перебивайте друг друга. Соблюдайте тишину." Так как был постоянно шумно очень там.
— Столько много людей, конечно.
— Да. Потом, когда он зашел. Он был в черном плаще с капюшоном на голове. Он зашел, поднял голову, посмотрел в зал. И сказал: "Теперь разрешите я с ними поговорю"
— С кем?
— Это он к нам обратился.
— Чтобы вы разрешили?
— Да.
— А к вам он обращался. Он спрашивал, может у кого какие просьбы?
— Это единственное, что он сказал.
— Ну, вы разрешили ему?
— Ну, да.
— Как вы свое согласие выразили?
— Молчанием.
— Никто к нему ни с какими просьбами не обращался?
— Нет. Когда он зашел была тишина. Вокруг стояли они, 7-8 человек. Тут же развернулся и сразу вышел. Больше мы его не видели.
— Вот после его посещения, расскажите пожалуйста о поведении террористов по отношению к заложникам. Вот он посетил. Что-либо улучшилось, ухудшилось?
— Нет.
— Может быть вам больше внимания стали уделять?
— Нет, нам не стали больше внимания уделять. Все было так, как до него.
— Может быть больше стали проявлять агрессию?
— Я бы не сказала, что вот он ушел, и сразу появилась агрессия. Агрессия у них появилась...
— Через какое время?
— Третьего утром они были уже вообще. Постоянно кричали, постоянно кричали. Но точно также и с залом творилось третьего. У детей были судороги, теряли сознание. Матери их выносили. Они их сажали. Наставляли автомат: "Сядь!", она все равно шла. Начинал кричать, начинал стрелять.
— А стреляли куда?
— В воздух. Стреляли наверх.
— Говорили террористы, что они вот хотят потребовать тем самым, что вот они захватили вас?
— В первый день, когда уже расселись, пошла с ними директор.
— Разговаривать?
— Ну да. Они подняли ее и вывели. Потом она вернулась и говорит: "Мы никому не нужны. Никто нигде не поднимает трубку. Ни в нашем правительстве, ни президенту." Они пытались звонить Путину. И нигде никто не поднимает трубку. И она нам на осетинском языке говорит: "Мы никому не нужны."
— Подождите, одну минуточку. Вот вы говорите, что в первый день директор с ними переговорила. Вот результаты этих переговоров Вы знаете. О чем она говорила?
— Она сказала, что они пытались дозвониться хоть до кого-нибудь. Но нигде никто не поднимает трубку.
— Но до кого именно хотели они дозвониться?
— В приемную президента России. К нашему правительству. Потом она зашла и были в зале Мамсурова дети. Подняли их, девочку и мальчику, чтоб они сказали номера телефонов отца. Чтоб к нему хоть дозвониться. Вывели обоих этих детей вместе с директором.
— Вы сразу, потому что вот протокол ведется, поясняйте. Что вот дети Мамсурова, это какой пост он занимает в республике, Мамсуров?
— Сейчас он президент, насколько я знаю.
— Так, ну а на тот момент? Почему вот именно детей Мамсурова?
— Он в правительстве работал, поэтому его детей и вывели. Директор сказала, что вот дети Мамсурова.
— Это кому она, это она для сведения боевиков сказала?
— Они вернулись, она говорит, по именам обратилась к детям: "Пойдемте с нами, попробуем дозвониться папе." Что она с боевиками говорила, я не знаю. Меня там не было. Потом боевики нам сказали: "Мы требовали к себе Дзасохова. Сначала сказали, что он вне республики. Оказывается он сидит в штабе и прячется, вами избранный президент. Вот как вы ему нужны."
— Они объяснили, вот Дзасохов зачем им нужен?
— Не объясняли. Они просто сказали, что им нужен Дзасохов.
— Кроме Дзасохова еще кого-либо они хотели видеть?
— Они сказали, что: "Мы требуем прекращение венных действий в Чечне." И, это я уже слышала в зале от заложников, что якобы освобождение боевиков, которые в нашей тюрьме были. Они обвинялись в нападении на Ингушетию.
— А сколько их было? Этих боевиков, которые под Орестом были, Вам известно?
— Я не помню.
— Кроме Дзасохова еще каких должностных лиц они хотели бы видеть у себя?
— Зязиков, Аслаханов и Рошаль.
— Они говорили, зачем эти лица им?
— Нет.
— Говорили ли террористы, что в случае невыполнения вот этих требований их, как они поступят с заложниками?
— "Всех взорвем!" Можно сказать? В первую ночь боевик сказал, по-моему он сказал 3 часа или 4 часа, посмотрел на часы в первую ночь, и сказал: "Сейчас мы прекращаем давать воду. Где-то, — говорит, — а час, на два сделаем перерыв. Потому, что, исходя, — говорит, — из предыдущего опыта, мы предполагаем, что будет штурм. Возможен штурм." Это он к нам обращался. "Если услышите выстрелы, или вдруг погаснет свет, ложитесь все на пол. Не вставайте, не бегите, ваши же вас и перебьют. Мы попытаемся отбиться. У нас много оружия. И мы так думаем, что первую атаку мы отобьем."
— Скажите...
Голоса из зала:
— Пусть продолжает!
— Пожалуйста, продолжайте.
— "первую атаку мы отобьем. И будем дальше сидеть, и требовать свои требования. А когда уже совсем не будет никакого выхода, мы отпустим кнопки. В общем, взорвем нас всех вместе."
— Теперь, скажите пожалуйста. Вот то оружие, которое вы видели, Вы говорите, автоматы. Кроме автоматов другое оружие было у них? Ну, гранаты, может быть пулеметы?
— Я видела, как они устанавливали в зале уже...
— Вот эти самодельные взрывные устройства?
— Да. Стояли в проходах, на стульях, над головами.
— Это в Вашем присутствии вот они раскладывали?
— Да.
— Сколько человек минировали зал?
— Может быть человек 5, я не знаю точно.
— Они заставляли помогать им заложников?
— Старшеклассников заставляли.
— Скажите пожалуйста, был ли разговор о том, что вот они хотели увесит заложников куда-то в горы? А потом их отпускать потихоньку.
— Нет. Я не слышала. На второй день, по-моему, после обеда наверное, я слышала разговор. Было очень шумно, отрывки, скажем так, разговора. Разговаривала директриса с одним из террористов, который видимо общался по телефону. Вот у него был телефон. Он ей сказал, что: "Вот, вы шумите а мне на телефон был звонок. Из-за вашего шума я не услышал звонок. А возможно, это путь к вашему спасению." Поэтому я знала уже, что видимо он общается по телефону. Потом он разговаривал с директором. То. Что я слышала, она говорит: "Ну, как будет? Как вы думаете, как будет?", — что-то типа этого. А он говорит: "Все хорошо должно быть. Мы сами не ожидали, что будет все хорошо." – что-то типа этого. "Что нас отпустят" – так что-то.
— Скажите, вот в этой группе, кто-то был у них главный? Как они обращались к нему?
— Я не знаю. Один был вот этот, который со шрамом. Одна из заложниц говорит, что он сказал, он был низкий такой, светлый, между зубами такая щель большая была. Что, говорит сказал: "Вы что думаете, я пешка какая-то. Я очень большой человек." А так, чтоб я. В одно время мальчики встали, пить просили. Один из них стал выводить их пить, а другой встал, не разрешал им. Это уже когда не разрешали давать воду. И они стали спорить. Но так, чтобы явный лидер, я не видела. Они все время менялись. Одни выходили. А вот этот со шрамом, он был в спортивном костюме. И еще кто-то там был в спортивном костюме.
— А вначале в каком костюме был он?
— А вначале в камуфляже.
— А спортивный костюм какого цвета?
— По-моему, синее что-то было.
— Скажите пожалуйста, вот Вам предъявляли на опознание трупы?
— Нет.
— Боевиков я имею ввиду.
— Нет.
— Потому, что там в основном все заросшие. Вот Вы говорите, выбритые, да?
— Да.
— А сколько человек выбритые?
— Я так 2 могу сказать. Со шрамом и еще один молоденький парень. Сейчас уже точно не скажу.
— Нет вопросов у меня.
Заместитель прокурора РСО-Алании Аслан Черчесов:
— А брата Кулаева вы видели? Вот боевик без правой руки.
— Нет, я не видела. Они все были одинаковые.
— Нет. Но у него не было правой руки.
— Нет. Так вот с перебинтованной, а так.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— У потерпевших есть вопросы?
— После чего вам перестали давать еду, после каких действий?
— На второе утро. Вначале они давали воду, час перерыв был как бы. Потом настало утро. Какое-то время утром они еще давали. Потом они вышли и сказали: "Мы вместе с вами объявляем голодовку. То есть, сухую голодовку. Не будете пить." Якобы для того, чтобы приняли меры о прекращении войны в Чечне. "Террористы? Какие мы террористы. Мы борцы за свободу." – что-то типа этого.
— До первого взрыва, настроения были у них, чтобы всех взорвать? Как они?
— Хотели взорвать, не был. Они чаще стреляли. Успокаивали как бы толпу. Но так, чтобы хотеть взорвать. Почему-то мы думали так, или надеялись, или что, якобы нас выпускают. Они зашли и сказали: "Сестра Фраева, встань. Кто сестра Фраева?" и там какая-то толпа на входе, они встали. Они выбрали кого-то. Женщин каких-то, потом посажали обратно. Я почему-то про себя подумала что за эту Фраеву дают наверное выкуп, и наверное ее выпускают. У меня такая мысль была. И я потом подумала, что их выпускают. Я подняла своих двоих детей, отправила их тоже в проход и сказала: "Стойте там." Что-то такое, хаос был какой-то. Постоянно плакали дети. А они меня не знали.
— Где произошел первый взрыв?
— Взрывчатка там висела. Где произошел взрыв, я не поняла. Я вообще ничего не поняла. Как только мели дети, произошел взрыв. Я даже расстояние не могу сказать.
— Когда ты пришла в себя? Как убежала из этой школы? Из спортзала, через какой выход?
— Когда я пришла в себя, я попыталась встать. Я взяла своих детей на руки, и за руку девочку. И смотрю, вроде бы там выход. Я попыталась туда, но очень сильная стрельба была. И знаете, я села на место, собрала что-то, что упало с потолка, обломки и накрыла ими детей. Сама села рядом. Два боевика сидели, один на выходе. Там была забарикодированна дверь. Один на выходе сидел. Еще одна дверь была с другой стороны. Потом в зал стреляли. Они на улицу стреляли, в сторону двора школы. Потом я подняла голову, чтоб посмотреть, что случилось. И один из них направил на меня автомат. И показывает мне. Опусти голову. Я опустила голову естественно, и дальше боялась ее поднять. Но боковым зрением случайно я увидела, как один другому показывал, что крыша горит. И я подняла голову, и вижу, правда горит. Тут они сразу встали и говорят: "Вставай! Быстрее вставайте, а то сейчас все здесь сдохните." И я встала, и пошла. Когда я лежала, я четко слышала свист этих пуль. Такой шквальный огонь был. Я еще думала. Откуда они стреляют, за что они в нас стреляют. У меня было ощущение, что стреляют с улицы. Но я знала, что террористы в школе. Откуда же тогда эти дикие выстрелы с улицы. Когда он подошел, я встала, взяла детей и пошла к выходу. Там террорист, это я поняла потом, что он террорист, сказал: "Бегите, прячьтесь". Я пошла в столовую. Там мы сразу стали пить воду. Люди накинулись на эту воду. Я тоже напоила детей. И они нам говорят: "Бегите отсюда, потом попьете" И повели нас в актовый зал. В актовом зале тихо было, по сравнению с тем, что было в столовой. Там дети маленькие тоже были. Кто-то дал кофе и банку сгущенки. Потом мы сидим, и забегают опять террористы и говорят: "Сейчас эта часть здания будет обстреливаться. Убегайте отсюда." Мы снова встали. Опять взяли детей и побежали. На первом этаже я вижу, стоят террористы. Одного из них я помню, но их было больше, по-моему 4. Я ему говорю: "Куда вы нас опять. Вы нас опять будете убивать?" А он говорит: "Кто вас убивает. Вы не видите, кто вас убивает. Мы вас не убиваем, бегите и прячьтесь." Нас опять вывели в столовую. В столовой я села с детьми к окну. Они сидели кучей рядом, террористы, и пытались куда-то позвонить. Звонили, звонили. Потом они стали заставлять подниматься людей и ставили их на окна. "Кричите, — говорят, — чтобы вас не убивали ваши же. Чтоб они знали, что вы заложники." И показывали, кому нужно всавать и сорвали занавески. И этими занавесками заставили махать. Мы все кричали: "Не стреляйте! Тут дети! Не убивайте нас!" Я своими глазами видела, как одна женщина, она стояла на окне и махала этой занавеской, и потом смотрю, и у нее вот сюда было ранение, и она упала с этого окна. У второй женщины была щека обмотана. Я посмотрела на нее, у не занавеска вся красная. Она говорит им: "Дайте мне другую занавеску." Они ей отвечают: "Ничего. Маши, пусть видят кровь." Потом одна из моих знакомых, она тоже на этом окне стояла, это как она рассказывает, когда она стояла на окне, подъехала машина БТР, с него спрыгнули 3 человек, БТР поехал дальше, а они в упор стали расстреливать тех, кто стояли на окнах. "Я, — говорит, — успела спрыгнуть с окна, и подбежала к террористам и говорю им, в нас стреляют. А он отвечает, смотрит так, иди садись, прячься." Потом девочка моя крикнула: "Моя спина!" Я подскочила, мне аж страшно стало. Ну, я подбежала к окну, чтоб увидеть, кто там стрелял. Рядом стоит спецназовец, и он мне показывает, прыгай через окно. Я кинула ребенка под окно. Потом сама вскочила на подоконник и прыгнула, а там меня уже подхватили.
— Скажите пожалуйста, а где находилась директор?
— Я точно не могу сказать.
— Вот Вы говорили, вы через окно перебирались, там насыпи никакой не было, чтоб легче было перебираться?
— Что-то было. Ну как-то легко было. Нет, что-то было, на что-то я встала. На что, я не помню. То ли это что-то деревянное, ящик или что. Но что-то было. Точно я не могу сказать, что.
— Когда вы поднялись наверх, сколь террористов там было? Какие они были?
— Они нас завели. Тогда я никого там не видела. А когда нас выводили, видела одного, молодой такой, с голубыми глазами, вот к которому я обратилась. Я вот только эти голубые глаза помню. Но у него, я помню, была еще и рыжая борода. Но может ее и не было, точно я не помню.
— Их много было?
— Но у меня такое состояние было. Ну, человек 5.
— Из актового зала когда выходишь, там есть коридор, вы их там видели?
— Да, там возле лестницы. И внизу тоже, когда мы в столовой сидели под окнами, я видела, по нам стреляли чем-то таким, что был красный огонь. Я все время видела что-то такое, как будто выдыхает огонь изо рта. Это со столовой. Я не могу сказать, что это, я могу только показать. Видимо танк.
— Когда Вы были в столовой, Вы слышали, как стреляли из танков?
— Может быть. Я все время сидела, и огонь был очень сильный. Причем по нам террористы не стреляли. Я их не боялась абсолютно. Я боялась только огня с улицы. И у меня была такая мысль, что они сначала убьют всех террористов, а потом зайдут, и убьют всех нас. Потому что я видела, как с улицы убивают людей, которые стояли в окнах.
— Многие говорили, что прямо дети выбегали, и огнеметы их заживо поджигали. Вы видели это?
— Нет, я такого не видела.
— А вы точно видели, что огнемет стрелял по школе?
— Да, это я видела.
— Как вы думаете, в школе было уже оружие. Вы уже столько слышали, что Вы об этом думаете.
— Нет. Я об этом ничего не могу сказать. Я сидела в зале с детьми, я не видела.
Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:
— Вы рассказывали, что на 3 день женщины с детьми, с больными и обессилившими, пытались пойти и напоить их, а боевики наставляли на них автоматы, а они все равно шли и ругались с ними. А боевики вели беспорядочную стрельбу. Во время этой беспорядочной стрельбы могли они повредить эти провода, на которых висела взрывчатка?
— Ну, они контролировали наверное, куда стреляли. Но я не знаю.
— Но можете сказать, взрыв самодельного взрывного устройства произошел после очередной такой стрельбы?
— Нет. До этого они стреляли. А прям перед этим стрельбы не было.
— Скажите, зал был заминирован. А где-то был пульт управления, кто-то стоял на нем?
— Ну, я видела там сидел человек, и его нога была на пульте.
— Это что за человек был, заложник или боевик?
— Это был террорист.
— Говорили ли боевики, что это за кнопка, на которой сидел террорист?
— Нет, я не слышала, чтоб об этом кто-то говорил. Но они говорили, что: "Вот нажмем на кнопку, и мы все взлетим."
— Если отпустят эту кнопку?
— Да.
— Перед тем, как произошел взрыв, Вы не видели, отпускал террорист ногу или нет?
— Я не видела. Я за ним не следила. Я знаю, что террористы ходили по залу, и у кого-то что-то отбирали. Но вот такого, что сейчас будет взрыв, я не слышала. Я думаю, они сами тоже не ожидали.
— До взрыва окна в зале были открыты, выбиты или что-то там?
— В первый день старшеклассники выбивали окна чем-то деревянным. Стекла на верхних частях окон со стороны двора. Потом, на второй день они выбили полностью все окна. Когда они выбили с противоположной стороны, в середине сидел террорист на стуле. Он подозвал другого боевика и что-то ему в окно показал. Тот тоже туда посмотрел, и они заставили залезть туда мужчин, и он прибил туда черную занавеску.
— Сколько стекол было выбито?
— С правой стороны только верхние стекла. А с другой стороны одно они выбили, и потом они что-то заметили, и они занавесили.
— А Вы не знаете, что они заметили?
— Я не видела.
— Вопрос такой. Вы проживаете в Школьном переулке, дом 39, кв. 11, да?
— Да.
— Скажите, Ваш дом обстреливался?
— Не знаю. Когда обстреливался?
— Во время нападения.
— Я же в здании была школы. Как я могла видеть, обстреливался ли мой дом?
— А потом вы не видели. В Вашей квартире повреждений не было?
— Нет.
— Скажите тогда, какой вред Вам причинили вашим пребыванием в заложниках с Вашими детьми? И ранениями, которые получили Вы и Ваши дети.
— Ну, моральный вред. А как это оценить, я не знаю.
— То есть, не подлежит оценке?
— Да.
— Скажите, о возмещении морального вреда вы можете заявить требование.
— Кулаеву я не могу ничего предъявить.
— Претензий тоже не имеете?
— Нет у меня претензий. От кого зависело. Мы сидели, мы каждую минуту ждали, нас вот сейчас выпустят, вот сейчас. Я считаю, что ничего не было сделано для спасения заложников.
— Скажите пожалуйста. Если суд признает Кулаева виновным в совершении преступлений, в которых он обвиняется, ваше мнение о мере наказания?
— Я не знаю. Если будет доказано, то по закону пусть понесет ответственность.
— А Вы потом видели убитых боевиков?
— Я только фотографии видела. Но они настолько изуродованы, что я там ничего не смогла понять.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Подсудимый, у вас есть вопросы?
— Нет.
— Защита?
— Нет.
— У меня есть один вопрос. Скажите, Вы все три дня находились в школе. Вы были в спортзале, в столовой, в актовом зале. Все-таки Вы может вспомните, видели Вы где-нибудь подсудимого?
— Нет, не видела.
— Скажите, после прихода Аушева некоторых женщин с грудными детьми выводили из школы. Почему Вы не попали?
— Я не попала, потому что девочку оставила с родственницей, а сама пыталась пройти к проходу, чтобы моего мальчика кто-нибудь забрал. Покричала соседке, потом другой женщине. Но как-то никто не захотел. Я даже не поняла, как их вывели оттуда. Я просто узнала, что их вывели. А сам процесс, что их выводили, я не видела. А сама бы я ни за что оттуда не вышла, но мальчика я хотела, чтоб вынесли.
— Больше нет вопросов, присаживайтесь. Мириков. Имя, отчество.
— Алан Борисович.
— Год рождения.
— 69.
— Место жительства.
— Беслан. Братьев Ногаевых, 3.
— Место работы.
— МВД, ЦПВР.
— Это сидящим в зале ничего не говорит. Расшифруйте, пожалуйста.
— Паспортно-визовая служба.
— Вы предупреждаетесь об ответственности за дачу ложных показаний и за отказ от дачи показаний. Пожалуйста, распишитесь у секретаря. Пожалуйста.
Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:
— Алан Борисович, Вам доводилось где-либо встречаться ранее с подсудимым?
— Нет.
— Посмотрите, Кулаев, как мужчина плачет. Вы признаны потерпевшим?
— Да.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Мириков, Вы сможете давать показания?
— Нет.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— У нас сегодня все потерпевшие, которые были вызваны, они допрошены?
— Келехсаева.
— Имя, отчество, пожалуйста.
— Фатима Петровна.
— Подождите, Келехсаева. Год рождения.
— 64.
— Место жительства.
— Правобережный район, село Брут.
— Место работы?
— Учитель биологии средней школы.
— Вы предупреждаетесь об ответственности за дачу ложных показаний и за отказ от дачи показаний. Пожалуйста, распишитесь у секретаря. Пожалуйста.
Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:
— Фатима Петровна, Вам ранее доводилось с подсудимым встречаться где-либо?
— Нет.
— Кто-либо из ваших близких родственников находился в числе заложников в первой бесланской школе?
— Да, моя дочь. Арсоева Софья Владимировна, 14 лет. В 9 классе.
— Она первый раз туда пошла?
— Да.
— Что случилось с ней в результате этого нападения?
— Она погибла. Сгорела.
— В каком месте обнаружили ее?
— Вы знаете, я сама к сотрудникам ФСБ подходила на второй день и говорила им, что у меня дочка в школе. Меня туда не пускали, хотя я туда пробивалась. Но я ее там не видела. Но я знаю, что она сидела возле второго окна.
— в спортзале?
— Да, в спортзале.
— У Вас это единственная дочь?
— Еще сын есть.
— Гибелью дочери какой вред вам причинен?
— Вы знаете, у нас уже нет никаких целей. Засыпаешь, просыпаешься, и не понятно, для чего.
— Значит, моральный вред причинен?
— Разумеется.
— Возмещение морального вреда вы вправе требовать денежной компенсации с виновного лица. Вы желаете заявить суду?
— Вы знаете, когда все вот это случилось, то любая мать готова отдать все, чтобы защитить своего ребенка. Я вообще не представляю такое государство, которое не смогло защитить наших детей.
— Вам что-либо известно о действиях Кулаева по отношению к заложникам?
— Нет, не известно.
— Если суд признает Кулаева виновным в совершении преступлений, которые ему вменяются как следует его наказать, по Вашему мнению?
— Наверное, по вей строгости закона. Я не держу зла на всех ингушей, но то, что он был в школе и принимал в этом участие, поэтому он должен ответить по всей строгости закона.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— У потерпевших есть вопросы?
— А Вы не присутствовали в школе на линейке?
— Линейка началась в 9 часов. И я как раз шла туда, но я шла с дедушкой, и задержалась. В пол девятого я говорила со своей дочкой. Она уже оделась, приготовилась идти в школу. В пол девятого я ее последний раз слышала. Я ее спросила: "Куда ты так рано?" Она сказала: "Нам сказали, прийти пораньше."
— Фатима, как вы думаете, почему линейку перенесли на 9 часов?
— Я не знаю, но ее подружка не пошл, потому что не знала об этом. А я ее не хотела еще и одну отпускать.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Больше нет вопросов?
— Нет.
— Кулаев, есть вопросы?
— Нет.
— Адвокат?
— Нет.
Потерпевшая:
— Можно я слово скажу? Вот я живу на Кавказе. Я не знала, что у нас на Кавказе найдется мужчина, который поднимет оружие на беззащитных детей. Они требовали, чтоб к ним пришли какие-то чиновники, и за каждого, говорили, выпустят по 150 детей. Сколько жизней они могли спасти! Любой здравомыслящий человек свою жизнь за жизнь одного ребенка отдаст. Неужели они смогли спрятаться за спины детей. Ответьте мне пожалуйста на этот вопрос.
Нурпаша Кулаев:
— Ну, они позвонили по телефону и сказали, что кто-то должен прийти. Потом Полковник позвонил куда-то и сказал: "Вот-вот, они уже давно должны прийти."
— Вы сказали, что они все время ждали то троих, то четверых. В пол двенадцатого я была возле администрации. Там был Аслаханов. Вот вы скажите, сколько бы к вам их не зашло, вы б все равно детей отпустили.
— Да. Они сказали, по 150 человек. Они так сказали, если каждый придет, то по 150.
— Я видела, когда я стояла возле администрации, что со стороны гаражей выбегали военные люди, и куда-то они спешили.
Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:
— Как Вы считаете, кто это был?
— Я не знаю. Но я удивилась, куда они бегут. Я опросила почти каждого заложника, и все говорят, что все началось после того, как из вне залетел какой-то снаряд. И потом раздались взрывы. Я не понимаю как можно было допустить этот штурм. После выслушанного, я пришла к выводу, что плана по спасению детей не было.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Это Ваш вопрос был?
— Да.
Голоса из зала:
— Можно вопрос?
— Можно.
— Дудиева Сусанна. Пострадавшие хотят, чтобы задавали вопросы именно Кулаеву. И чтобы говорил больше Кулаев. Чтобы он показал, что не стрелял в детей, и что попал туда случайно. Для нас важна любая информация о том, что произошло внутри школы. Кулаев, я хочу говорить с тобой. Ты говоришь, что тебя привезли в школу, и ты – жертва обстоятельств, которые сложились в нашем государстве. Главным требованием вашим был вывод войск из Чечни. Ты хочешь, чтоб война в Чечне прекратилась?
Нурпаша Кулаев:
— Все хотят, чтоб война там прекратилась.
— Ты боишься за то, что твоих детей тоже убьют?
— У нас тоже там много детей погибло.
— Но ты ж боишься, что твои дети тоже погибнут. Ты хочешь, чтоб твоих детей убили. Не из-за того, что ты сделал, а из-за того, что война идет.
— Никто не будет хотеть убивать своих детей.
— Но наших детей убили. Мы тоже ничего не говорим про войну в Чечне. Мы тоже не хотим, чтоб твоих детей там убивали. Мы уже знаем, что такое, когда убивают детей. Тебе же жалко своих детей. Ты же хочешь чтоб война кончилась.
— Война закончится, любой этого хочет. В государстве если война идет, да хоть 1000 лет будет идти война, на такое я не пошел бы.
— На такое бы ты не пошел, но на что-то другое бы ты пошел поэтому надо положить конец этой войне. Ты же этого хочешь. И я этого хочу. Я хочу, чтоб если я что-то говорю, чтоб ты тоже что-то говорил. И чтобы положить конец этой войне, ты должен говорить правду. И кто-то должен делать, чтобы войны больше не было. Если ты сейчас будешь говорить правду, может быть ты что-то сделаешь, чтобы не было этой войны. Мы хотим что-то делать, чтобы не было этой войны. Но мы хотим, чтобы и ты что-то делал. Скажи сейчас правду, тебя били?
— Ну, сами подумайте.
— Мы думаем, а ты скажи, тебя били?
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Этот вопрос не имеет отношения к делу.
Дудиева:
— Мы постоянно обсуждаем этот процесс. Мы ищем пути, чтобы суд прошел объективный. Чтобы правда была высказана. Нам важно узнать бьют Кулаева или не бьют.
Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:
— Откуда у Вас такие источники?
— На прошлом же заседании он сам сказал, что его бьют. Вот мы сейчас хотим у него узнать, бьют его там, где он сейчас находится, или нет. Нам важно, чтобы по окончании суда он был таким же целым и здоровым. Чтобы с ним ничего не случилось. Чтобы до конца судебного заседания Кулаев дожил. Нам нужны гарантии, что за правду, которую он говорит, к нему не будут применять физическое воздействие. Для нас это очень важно. По поводу того, что он говорил, что чеченцы его били.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Дудиева, ну какие у Вас вопросы?
— Вот по этому поводу у меня и вопрос, били или не били? И мы хотим, чтобы этого не было. Чтобы он живым дошел до конца процесса. А там, уважаемый суд, вы сами выносите приговор. Ответьте, Кулаев, когда вы приехали в школу, за эти три дня ты поднимался на второй этаж?
Нурпаша Кулаев:
— Не пускали меня.
— А те люди, которые с тобой на машине приехали, они туда поднимались?
— Поднимались, да. Полковника люди все туда поднимались. Человек 5-6 они туда не пускала. Остальные туда поднимались.
— Твой брат был на втором этаже, да?
— Я его только 2 раза в школе видел. Я не знаю.
— Ты видел людей, которые с вами не приехали. Но спускались со второго этажа?
— Нет, не видел.
— Ты в столовой сидел. Там лестница была вверх и вниз. Одна в подвал, другая на второй этаж. Ты видел ее?
— Нет, не видел. Не знаю эту лестницу.
— По этим ступенькам кто-нибудь ходил?
— Я не видел.
— Кто-нибудь из ваших носил на второй этаж строительные материалы?
— Я не видел.
— А ты хоть слышал, они кирпичи или что-нибудь носили?
— Я не знаю, но может быть что-то поднимали.
— Тот, который со шрамом, он сидел с вами в машине?
— Да.
— Ты знаешь, кто он?
— Не знаю, но на следствии говорили, что, ну фотографии показывали, и я опознал.
— Он был бритый?
— Да. По-моему.
— А когда в машине ехали, то еще с бородой?
— Не было у него бороды.
— А 3 сентября ты видел, что он побрился?
— Я там 3-4 человека видел всего лишь 3 сентября.
— А ты видел, что они брились?
— Не видел.
Голоса из зала:
— Кулаев, говори нормально. Ты по-моему уже удовольствие получаешь. Мы тебя спрашиваем, те, которые были бородатые, он потом побрились?
— Не видел я потом бритых.
Дудиева:
— То есть, кто был бородатый, тот остался бородатый?
— Да.
— А ты вот этого со шрамом опознал?
— Да.
— А твой брат не побрился.
— У него и не было бороды.
— Кто-нибудь из тех, кто был с тобой, поднимался на второй этаж?
— Нет, не поднимался.
— Вот где столовая, там есть лестница на чердак, где снайперы сидели. Ты что-нибудь о снайперах слышал?
— Про снайперов я не слышал, но у Полковника я видел снайперскую винтовку. Но кроме него ни у кого больше.
— Там где сидели снайперы, были сделаны специальные места для них. Кирпичом выложенные.
— Если бы я был в армии, может знал бы. А так я не знаю. Я знаю, что туда пускали только Полковника людей.
— А для чего они взяли тогда твоего брата? Он же не может стрелять. Он там чем-то руководил?
— Он был там вообще ни при чем. Он раньше был когда-то с боевиками. И он потом ушел от боевиков. И нас из Ингушетии сразу забрали.
— Но он же стрелять не мог ничего не мог он мог только руководить. Так зачем он там нужен был?
— Когда его ранили, его фсбешники задержали. Потом через 4 месяца отпустили и он ушел от боевиков. Потом машину продал, которую ему боевики дали.
— Ты говорил, когда вы были в лагере, то ты стоял в стороне а Абуради, Полковник и твой брат разговаривали и смотрели карты.
— Ну, я не знаю. Брат может и не смотрел. Сперва они спорили, а потом я не знаю, что там было.
— А когда вы приехали в школу, тебя брат в столовую отправил?
— Нет. Полковник. Он сказал, те которые не знают, уходите в столовую. Они нам не доверяли и сказали сесть, где решетки.
— А почему Полковник приказывал тебя расстрелять?
— Он сказал, чтоб вообще никого там не осталось. Ислама они сами тоже застрелили.
— Наверное твой брат был в числе руководителей.
— Он там не был, он их вообще не знал. Только одного Абураради. Он мне сам сказал: "Нас домой не пускают"
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Все, достаточно. Мы сегодня всех допросили, всех, вызванных на это судебное заседание? На этом судебное заседание завершено. Объявляется перерыв до четверга.