Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Судебное заседание по делу Кулаева Нурпаши Абургкашевича продолжается. Он обвиняется по статьями 209 ч.2, 205 ч.3, 30 ч.3, 206 ч.3, 105 ч.2 пунктами: а, в, д, е, ж, з; 30 ч.3, 105 ч.2, пунктами: а, в, д, е, ж, з; 317, 223 ч.3 Уголовного кодекса Российской Федерации. Прошу секретаря доложить о явке участников процесса.
Секретарь:
— На судебное заседание явился Михайлов. Остальные потерпевшие, вызванные по повесткам, по не выясненным причинам не явились
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Михайлов, имя, отчество.
— Михаил Александрович.
— Год рождения?
— 1974.
— Место работы.
— Вневедомственная охрана.
— Михаил Александрович, Вы предупреждаетесь об ответственности за дачу ложных показаний и за отказ от дачи показаний. Пожалуйста, распишитесь у секретаря. Пожалуйста, обвинение.
Заместитель прокурора РСО-Алании Аслан Черчесов:
— Вы видели подсудимого до судебного заседания.
— Нет.
— Кто из Ваших родственников пострадал в результате террористического акта 1 сентября прошлого года?
— Отец мой и сестра.
— При каких обстоятельствах они там оказались?
— Сестра – учитель начальных классов, а отец – учитель труда.
— Они на работу пошли?
— Да.
— Вы сам где находились в это время?
— На работе. В Беслане.
— Что с ними случилось?
— Отец погиб. Сестра ранена.
— Сестра сейчас где?
— Дома.
— Она сможет прийти на заседание?
— Ей сейчас сняли аппарат, и ей месяц нельзя выходить из дома.
— Состояние тяжелое?
— Уже нет.
— Вам что-нибудь известно о действиях Кулаева? Может вы слышали. Как он себя вел?
— Нет.
— Может сестра его видела?
— Сестра его тоже не помнит.
— Может сестра говорила что-нибудь про Кулаева?
— Нет. Но она точно на лицо не помнит.
— Нет вопросов.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— У потерпевших есть вопросы?
— Нет.
— Подсудимый?
— Нет.
— У защиты?
— Нет.
— Вам что-нибудь известно о гибели Вашего отца. Как он погиб?
— В экспертизе написано: минновзрывная травма.
— Я не хочу сказать, что послужило причиной. Я вообще хочу о его действах узнать. Как, что там было?
— Ну, говорят его выводили. Но он не в первый день погиб.
— А в какой день?
— 3 сентября.
— Сестра что-нибудь говорила про отца. Может они вместе были?
— Да, когда произошел первый взрыв, он рядом с ней сидел. И вот, когда произошел взрыв, он на нее упал.
Голоса из зала:
— Можно вопрос? Миша, ты помогал делать в школе ремонт?
— Да, помогал
— Как помогал, и что вы делали?
— Когда привезли доски, они полы меняли.
— Где они полы меняли?
— 6 метров от входа.
— Чьи балки, школьные?
— Да, перекрытия. И они поменяли балки и заново застелили пол.
— Они, это кто?
— Света Баликоева, отец, я приходил, и ее сын тоже приходил. И Светыны племянники тоже.
— Какой пол поменяли?
— Деревянный. В промежутке 6 метров, или сколько там, пролет у входа. В сторону коридора дальше.
— В каком это году было?
— Летом 2004 года. И потом еще гипсокартонном сверху подшили.
— А балки кто поднимал наверх. Света же сама бы их не поднимала с отцом твоим?
— Ее племянники приходили и сын.
— Чем поднимали?
— Или веревками, или каким-то механизмом. Я не учувствовал в подъеме, я был на работе. Я участвовал, когда доски принесли. И помогал их наверх закидывать. И когда полы делали, тоже 1 раз пришел.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Скажите, Михайлов, у Вас есть вопросы к подсудимому?
— Нет.
— Присаживайтесь. Хубаева. Имя, отчество.
— Александра Андреевна.
— Год рождения.
— 14 августа, 50 года.
— Место жительства.
— Город Беслан, улица Северная, дом 100.
— Место работы.
— Маисовый комбинат ГМК.
— Кем работаете?
— Старшей рабочей.
— Вам плохо? Посадите ее пожалуйста. Коков. Имя, отчество.
— Рустам Эдуардович.
— Год рождения?
— 14 июня, 74 год.
— Место жительства.
— Город Беслан, Комсомольская, 11.
— Место работы.
— ООО "Исток".
— Кем работаете?
— Наладчик.
— Рустам Эдуардович, Вы предупреждаетесь об ответственности за дачу ложных показаний и за отказ от дачи показаний. Пожалуйста, распишитесь у секретаря. Пожалуйста.
Заместитель генерального прокурора России на Северном Кавказе Николай Шепель:
— Вы видели подсудимого до суда?
— Ну, в принципе так трудно сказать.
— Вы раньше встречались или не встречались?
— Я не уверен пока.
— вы в заложниках были?
— Да.
— Кто еще с Вами был из членов Вашей семьи.
— Двое моих детей.
— Кто как пострадал?
— У девочки сквозное осколочное ранение. Мальчика убили.
— Расскажите о событиях 1-3 сентября. Что Вам известно. Как Вы оказались в школе. И обстоятельства освобождения?
— Мы опоздали немного в школу. Но я был с ночной смены, мы опоздали. Когда мы пришли, линейка уже стояла. Когда мы подходили, девочка в принципе должна была быть уже в садике, но садик не работал. И мы оставили ее у няни. Пацана когда я привел в школу, и когда мы уже подошли, мы обходили линейку, чтоб найти свой класс, и тут произошло нападение. Со стороны ворот забежала группа людей в масках. Не церемонясь, сразу, в этот момент выходили из школы 11-классники с первоклашками, и в этот момент определенная пара людей замешалась в толпе и начала стрелять в воздух. А другие пошли в обход. Мне сразу сказали заходить в школу. Я головой молча кивнул и начал потихоньку уходить в сторону. Но там тоже уже стоял человек. И он мне тоже показал заходить в школу. Я понял, что этот район уже оцеплен, и решил войти в школу и уйти через школу. Так как я в этой школе не учился, то внутри я редко бывал. Там внутри в школе бежали потерянные дети. Я подбежал к окну, сломал его, и детей ловил, как они по коридору бежали, и выкидывал в окно. Со стороны, где были турники. Так выкидывал, выкидывал, и смотрю, в определенный момент дети бегут обратно к окну. И начал их поднимать. Потом, смотрю, оттуда тоже идет оцепление. Я решил уйти в конец здания. В расчете на то, что там еще нет оцепления, и через окна можно будет уйти. Проходя по коридору, мы забежали в конец школы. В класс труда. Там были решетки. Получается, мы попали в ловушку. Класс быстро набился людьми. Я подошел к окну, посмотрел на окна, думал, может есть вариант сломать их. И через окно увидел, что там уже стоял человек в маске с пистолетом. И как то так, может было глупо, я решил разбить окно. Когда я разбивал окно, он это увидел и показал мне пистолетом, уйди. Когда я ему руками показал, что я хочу разбить окно, он произвел выстрел в упор. Пуля прошла между пальцев. И тогда я понял, что разговаривать с ними бесполезно. И надо, единственное, что можно сделать, это оберегать детей. Там было очень много потерянных детей, которые понимали, что я взрослый парень, и липли ко мне. Минут через 5 заходят 2 человек. И объясняют, чтобы все сидели тихо, никто здесь убивать никого не собирается, если будете убегать, будем стрелять. "Вам нужно будет собраться и потихоньку пойти в спортзал. За попытку убежать, будем стрелять." Мы встали и пошли в спортзал. В коридоре стоял 1 боевик. Он осмотрел меня на предмет телефона. Мы зашли в спортзал. Там уже лежал 1 убитый мужчина. Как я понял, им нужна была тишина. Им не выгодно было, чтобы были крики. Они старались всех быстро расположить по местам. У них это удачно получилось. Если говорить военным языком, то операция прошла на все 100 баллов. Они были очень хорошо подготовлены. По моим расчетам, школу они захватили за 15 минут. Но если считать и минирование, то час. Отбирали телефоны. Угрожали, стреляли в воздух, когда не могли успокоить людей. Были у них какие-то требования. Но может быть, это лично мое мнение, но первое время они удерживали ситуацию настолько спокойно, и требований у них вначале никаких не было. Как я понял, они сами не знали даже требования. Ну, первый, второй день я даже не знаю. О каких еще их действиях можно рассказать. Рассказать, как выводили? При захвате, еще не была заминирована школа, многие мужчины оказывались рядом с боевиками. Меня может это и спасло, что я оказался с детьми. Дочка моя тоже оказалась там. Я не предполагал, я ж ее с няней оставил. Я понял, что в этой ситуации нельзя паниковать. Расположил детей ближе к окну, то есть под окнами, старался прикрывать собой. Но это было очень трудно, так как там было очень много детей, которые держались за меня. Их же тоже не выгонишь. А другие мужчины в основном стояли. А им нужны были руки, чтобы подготовить школу. Там завалить окна, подготовить ниши. Это все делали заложники. Их увели, видно что для работы. Через определенное время привели. Все они были сильно побиты. Посадили в зал. Дальше все наверное знают. Была духота, воду не давали. Были попытки у девушек выйти с ведром и кружкой. Но для такого количества народа даже это ведро ничего бы не дало. И в конце концов они запретили это делать. По-моему они это делали потому, что когда приносили воду, в зале поднимался шум, а им нужна была тишина. Мне удалось на второй день пронести воду, когда одному из моих детей стало плохо. Там даже стоять не разрешали. А на корточках сидеть очень трудно долгое время. Я потихоньку как-то вышел, в дверях стоял человек он спросил: "Куда идешь?" Я сказал: "Пацану плохо стало, воду надо." Он говорит: "Нельзя. У главного надо спросить." Он был с перебинтованной рукой. Я не знаю, кто у них главный, но в зале все подчинялись ему. Я пошел на обман: "Я спросил у него разрешения, он мне разрешил." И молча прошел в коридор. В коридоре тоже сидели боевики, тоже спросили: "Куда идешь?" но они потом промолчали, как-то мне удалось пронести воду. Потом, что я еще заметил, что до второго дня они довольно таки расслабились. Если во время захвата они были в полной боевой экипировке, ближе к вечеру они позволили себе переодеться. Многие поснимала маски. Душно было, их тоже в этом плане понять можно. А то, что они переоделись, это значит у них все шло по плану. И я подумал, значит штурма б ближайшее время не будет. На третий день, он был в принципе самый ужасный, потому что уже многие не вывозили. Были такие, которые боялись всего. На третий день я попытался пронести воду, приподнялся, поднял руку, чтобы на меня обратили внимание. И вот этот Ходов, он обратил на меня внимание, подозвал меня к себе. Я, честно говоря, подумал, что я уже обратно не вернусь. Со мной пошла одна девушка. Она была с 2-летним ребенком. Я попросил ее, чтоб она присмотрела за моей девочкой. Он мне дал топор, и мы пошли на проход, ко входу школы. Там были прорублены полы. Я у него спросил: "Тут же уже полы взломаны." Он говорит: "Не полы надо ломать, а нишу." Стенку надо было пробить. Начал ломать, и как-то разговорился с ним. Меня поразил тот факт, что там были много не курящих. Я думал, что они напьются ил накурятся. Но многие не курили. Поэтому я ему задал вопрос: "Послушай, я ожидал при захвате, что будет какой-то беспредел. Что будут все пьяные." Он мне сказал, что за эти 3 дня: "ты хоть от одного из нас хоть плохое слово услышал, я уже не говорю, что кто-то был пьяный." Я говорю: "Нет. Но тогда ради чего вы это все устроили?" он говорит: "Ну, понимаешь, в принципе вы нам не нужны. Нам нужен Дзасохов. Ваши наверное думают, что если он сейчас зайдет, мы его убьем. А он нам нужен живой." Потом спросил меня, как моя фамилия. И не знаю почему, сказал, что "ты еще не потерянный человек. Ты, — говорит, — пройдешь великий путь. Нет времени, давай руби." Это были его последние слова. К этому времени я понимал, что что-то назревает. Я уже говорил, что они переоделись. А в этот день уже снова переоделись в боевую форму. Многие читали Коран. Он меня отвел обратно в зал. Я попытался у нег попросить воду, он ответил: "Мне сейчас некогда, потом." В этот момент я частично начал терять сознание, отключался. Я уже гнал. Я надеялся конечно на то, что нас выпустят, что договорятся. В один момент что-то произошло между ними. Наверное что-то у них не получалось. С ними не выходили на связь. И они говорили: "Вы никому не нужны, никто не выходит на связь." Я опять попытался заговорить с ним, подошел к проходу. Я вспомнил, что он мне обещал воду. Он мне ответил: "Мы пройдем великий путь." Я понял, что назревает что-то серьезное. После этого со мной была сиделка. Я ей сказал, что "что бы то ни было, надо будет сразу уходить, и выбросить детей через окно." И сказал ей, чтоб она была постоянно на чеку. Потом, я не помню. У меня произошло какое-то помутнение. Я отключился ненадолго. Когда пришел в себя сразу начал искать детей. Они то в принципе рядом были. Я приподнялся, и сразу произошел взрыв. Я не знаю, от чего он произошел, но он произошел с правой стороны от меня. Меня подняло в воздух, потом отпустило. Девочка была возле меня в крови. Я ее сразу накрыл собой. Приподнял голову, чтобы найти пацана. И тут произошел второй взрыв тоже не маленькой силы. Все было в гари. Потом какие-то короткие выстрелы. Потом какое-то затишье. Я посмотрел на людей, где были "лягушки". В проходе с одной и с другой стороны уже стояли боевики. Один подбежал к окну, там типа двери или стол был. Он загородил им окно и стрелял в сторону улицы. Стрелял минут 10-15. Потом с одного угла начала гореть крыша. А я в это время искал пацана. Я боялся встать, потому что в любой момент мог раздаться еще один взрыв. Я боялся оставить девочку. Я звал пацана, кричал. Начала гореть крыша. Был такой момент, когда вертолеты заходили в круг. Боевики хотели сбить его гранатометом, но не успели. Вертолет ушел. Кто-то из боевиков, молодой парень моих годов, я думал он будет их добивать, стрелять. А он не стрелял, а наоборот кричал: "Лежите, не вставайте!" Потом, когда начала гореть крыша, он кричал: "Вставайте. Уходите в столовую!" Я там остался. Я лежал, и даже кому-то говорил: "Лежи не вставай, а то во второй раз в заложники попадете." Потом я оценил, что крыша разгоралась сильнее, и понял, что надо уходить. Рядом проходила женщина. Я ей отдал свою девочку. И начал искать своего пацана. Дети были все раздетые, и все одинаковые. Узнать его было невозможно. Я там взял на руки двоих, приблизительно похожих, и мы начали уходить в проход. Один из детишек начал приходить в себя. Другой был в тяжелом состоянии. Мне показалось, то это был мой сын. Я ему кричал: "Как тебя зовут?!" Он что-то шепотом говорил, но я не слышал. Кто-то мне сзади сказал: "Вова его зовут." Я понял, что это не мой сын. Бросить его тоже было невозможно, ребенок же умирал. Мы прошли в столовую, там была вода. Дети сразу пытались подбежать к воде, но им не разрешали, так как там шла перестрелка. Я их завел в столовую и сказал: "Я вам сам воду принесу." Я попросил боевика набрать воды, он сказал: "Ладно, только быстрее." Я дал ребенку попить воды, и мы зашли в столовую. Тот, который пришел в себя затащил в угол дверь и сказал: "Ложитесь, я вас накрою." Я забрал у него эту дверь, положил ребенка и накрыл их дверью. Боевик стоял рядом со мной. Посмотрел на ребенка и сказал: "Ты знаешь, мой сын вот также умирал." Я ему не стал задавать вопросов. Пока все это происходило, в столовой было очень много детей довольно маленького возраста. Я начал накрывать их столами. Боевики стояли около окон и отстреливались. Тот парень продолжал таскать воду. Потом началась очень сильная перестрелка. И они сказали женщинам: "У кого что есть белое, снимите." И заставили залезть на окно и кричать, что здесь дети. 2 женщины залезли на окно, кричали, кричали, махала, махали, но бой не останавливался. Началась резня, натуральная резня. Они не отстреливались хаотично. Они вели тактически грамотный бой. Постоянно меняли позиции. если где-то появлялся стрелок, то 2 его загоняли, а третий выбирал удобную позицию для его отстрела. Но воевали они тактично. Среди этих людей где-то 15 человек были тактически подготовлены, и это был явно их не первый бой. Я не думаю, что среди них кто-то был уколотый, что там были наркоманы. Может там были уголовники или кто-то там. Но я не видел, чтобы они кололись, ширялись. Это я говорю о тех, кто стояли возле меня и вели бой. Там даже был один раненый, он достал бинт, он был ранен в область плеча. Зубами развернул он бинт, хотел уже перевязаться, но начался такой сильный бой, что он оставил бинт на подоконнике. Их довольно долго не могли выбить из столовой. Но потом у них начали заканчиваться патроны. У них с собой было много "магазинов". Они не патроны меняли, а целиком "магазины". Когда одни отстреливались, другие меняли "магазины". Они не скупились на выстрелы, вели плотный огонь. Это говорит о том, что у них был большой боезапас. Если они три дня отстреливались. В проходе была позиция пулеметчика. Я наблюдал, замечал и старался запомнить всех. Потому что в этот момент могла и граната упасть. Там произошел сильный взрыв. Гарь была, я помню. Потом они начали отступать. Стали вести огонь изнутри. Внутри тоже были взрывы. Потом уже стреляли не так сильно. Среди них были раненые. Кто-то кричал: "Аллах Акбар!", кто-то уже молитвы читал, но было понятно, что они держатся из последних сил. С окна со стороны улицы выбили решетку, и запрыгнули 2 бойца. Один спецназовец на корточках. Что я еще заметил, там были и местные ребята, которые ворвались вместе со спецназом. Я не хотел уходить, потому что я помнил, что я еще сына не нашел.
— Рустам, ты сам слышал какие-нибудь требования боевиков
— Насчет требований, они говорили, что требовали президента, когда я пробивал нишу. Он мне сказал: "От вас нам ничего не надо. Убивать мы вас не собираемся. Если конечно все будет хорошо. Нам нужен ваш президент Дзасохов. Но убивать мы его не собираемся, он нам нужен живой."
— А Вы опознали этого боевика по фотографии.
— Ну, те фотографии, которые мне показывали, они были раскурочены. Трудно было опознать, можно даже сказать невозможно. Но кого-то удавалось опознать.
— Но того парня, с которым Вы разговаривали, Вы опознали?
— Вы знаете, я его искал на фотографии, но не нашел.
— Но он не главный у них был? Вы Хучбарова видели там?
— Который меня вывел, он руководил непосредственно в столовой. Я не знаю, самый главный он был или нет, но там ему все подчинялись. И когда я просил воду, мне говорили, только через него.
— Ну, Хучбаров был на втором этаже, не спускался, и Вы его не видели, да?
— Я же говорю, я не знаю кто был там самый главный. Я же говорю, я разговаривал с тем, кто руководил всем в спортзале.
— Между первым и вторым взрывами небольшой промежуток был?
— Ну, в этих понятиях время – понятие растяжимое. По-моему, минута, две. Но вы понимаете, в каком я был состоянии. По-моему был еще и третий взрыв если я не ошибаюсь.
— Вы не спрашивали у боевика, зачем они вскрыли полы?
— Спрашивал. Я спросил: "Здесь же уже все вскрыто." Я конечно не смогу это доказать, но я уверен, что оружие там было заранее заготовлено. Откуда я еще узнал про полы, когда пришли обратно мужчины, по залу прошелся разговор, что вскрывали полы и доставали оружие.
— Вы сами полы не вскрывали?
— Нет.
— Вы были очевидцем, когда убивали заложников первых?
— Когда их убивали, их выводили. Они старались в спортзале не наводить ужас. То есть, если им от кого-то что-то надо было, они его выводили, чтобы соблюдали тишину. В спортзале беспредела не было.
— Рустам, когда Вы уходили из столовой, с кем Вы уходили, и как это произошло? Там живых боевиков больше не было в этот момент?
— Самих боевиков не было, лежал один убитый. Недалеко от него лежала граната. Но перестрелка еще шла. Первые бойцы, которые запрыгнули, они сразу стали в позицию.
Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:
— Рустам Эдуардович, когда Вы заметили, что школа была окружена?
— Когда добежали до школы. Мы обходили линейку, искали свой класс. И когда были у дверей класса. И в ворота вбежали боевики. И как забежали, сразу начали стрелять.
— Требования, которые Вам сказал боевик, он сказал, чтоб зашел Дзасохов. Он сказал, чтобы только один Дзасохов зашел или других тоже?
— Мне он говорил только про Дзасохова.
— Это был тот боевик, который дал Вам топор? Он был с раненой рукой?
— Да. Я подошел к нему попросить воды.
— Он уже в зал пришел с раненой рукой или его там ранили?
— Его ранили при захвате.
— Вы сказали, что он Вам дал топор и предложил проделать нишу. А куда нишу? В другое помещение.
— Если Вы знакомы с планом, то это помещение выходит, если прорубить нишу, то она выходит прямо на дверь, которая осматривала внутреннюю площадку, где турники. При открытии двери, я видел спортзал снаружи.
— Он сказал ля чего ему эта ниша?
— Не говорил, но можно предположить, что это тоже удобная огневая позиция.
— Я поняла, что Вы были там контужены.
— Оглушен я был, а не контужен.
— Вы и сейчас плохо слышите? Это результат той контузии?
— Да.
— Скажите пожалуйста, после какого из взрывов вы были контужены.
— Я не обратил на это внимание. Мне было абсолютно не до боли. Но я помню, что я, когда выходил из зала, уже плохо слышал. Я звал пацана, он мне не отвечал. Шептал что-то, но я не слышал. Но тогда я на это не обратил.
— Вы видели, что взорвалось?
— Я не мог этого видеть.
— В каком месте произошел взрыв?
— С правой стороны от меня.
— А относительно зала, в каком это месте?
— Как Вам объяснить. Я находился где-то в районе середины. Взрыв раздался со стороны окон, которые выходили не на спорт площадку, а с другой стороны.
— вы говорите, ходили, общались с боевиками. А вы можете сказать, какое количество боевиков было?
— Предположительно, может 35, может больше. Но не 70-80, это точно. Примерно 35-40.
— А женщин Вы видели.
— 2 женщин видел.
— Куда они делись?
— Не знаю, куда одна делась, но в спортзале прошел слух, что одну они уничтожили сами. Потому что она, якобы, начала возмущаться, что захватили детей.
— Когда вас загнали в столовую, там были боевики?
— Не могу ответить. Ну, один боевик был в это время рядом со мной. Они в принципе вместе с нами зашли в столовую.
— С Вами рядом был тот, у которого рука была ранена.
— Того я больше не видел.
— Сейчас Вы можете сказать, что Вы видели Кулаева в столовой. Кулаев, поднимите голову.
— Можно я ему вопрос задам.
— Вы вначале ответьте. А потом задавайте вопрос.
— Трудно сказать, я не уверен.
— Я вопросов не имею.
Заместитель генерального прокурора России на Северном Кавказе Николай Шепель:
— А брата Кулаева вы видели?
— Я не знаю его брата.
— Он был без руки.
— А, там был один без руки, но он был уже в возрасте. Он со столовой бой не вел. Я видел, он без руки был, но стрелял из гранатомета. Это ему не мешало.
— А в кого он стрелял, Вы помните?
— Трудно сказать. Я в это время лежал и ребенка накрывал. Он стрелял в пролет, туда.
— Если вы относительно долго безрукого наблюдали, какова степень его участия в захвате? Он был в числе руководителей?
— Не знаю, руководил он или нет, но в спортзале все непосредственно подчинялись не ему, а раненому. Но может быть, он был одним из командиров.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— У потерпевших есть вопросы?
— Хамицева. Вы сказали, что было 35-40 боевиков. А Вы уверены, что на втором этаже не было боевиков?
— Я на второй этаж не поднимался. И не могу сказать, что там было.
— В столовой от чего произошел взрыв? И как сделали большую пробоину в столовой.
— Там была огневая позиция боевика который стрелял на улицу. Наверное, его не могли снять. И туда стрельнули. Из чего, я не знаю, но что-то мощное было. Я слышал, что стреляли из танков, но я не знаю, но стараюсь быть точным, поэтому говорю то, что видел.
— Еще вопрос. Внутрь столовой сильно стреляли?
— Огонь был плотный. Но внутрь тоже сильно стреляли. Если говорить про бойцов, то почти что не стреляли те, кто запрыгнул. Хаотичной стрельбы не было.
— Мельникова. Скажи пожалуйста, танки стреляли по школе?
— могу только сказать, что стреляло крупное орудие, но что именно, я не могу сказать.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Ну, он не видел. Отстаньте от него, что вы от него хотите?! Какой смысл ему говорить неправду. Еще вопросы есть?
— Нет.
— Кулаев, есть вопросы?
— Нет.
— Адвокат?
— Нет.
— Рустам, скажите, когда Вы вышли из спортзала, и подошли к боевику. Который дал Вам топор и повел вас в сторону двери, где Вы видели взломанный пол? Подробно можно об этом рассказать. И что там было конкретно взломано. 1 или 2 доски? И что означает: "Я видел взломанный пол"?
— Это значит, я прорубал нишу, и в том же помещении был взломан пол.
— Что за помещение.
— Библиотека.
— На каком этаже?
— Первый этаж. С главного входа, налево.
— Пожалуйста расскажи, что означает: "Я видел взломанный пол"?
— Как что значит. Я не понял вопрос.
— Что означает: "взломанный пол"?
— Взломанный пол. В принципе я вначале подумал, что надо доломать полы. Но он мне сказал: "Не пол надо, а надо пробить нишу." А поломанный пол – это размером, будем говорить, как парта.
— Вы сами эту нишу видели в полу?
— Конечно, хорошо видел. Видно было, что ее тоже топором прорубали.
— А глубину ниши вы не помните?
— Помню. Будем говорить где-то в районе около метра, может пол метра.
— В ниши еще что-нибудь осталось, вы не помните?
— На тот момент в библиотеке было много опрокинутых книг и много мусора.
— Вы сказали, что в зале слышали от мужчин разговоры, что они доставали оружие. Конкретно, какой разговор Вы слышали и от кого именно?
— Люди по цепочке передавали этот факт.
— Кто говорил, не помните?
— Не помню, рядом сидящие.
— А вы боевика об том не спрашивали?
— Нет, не спрашивал.
— В столовой, вы говорили, что постоянно наблюдали за ними. И даже Ходов понял, что Вы наблюдательный человек. Сколько было боевиков в столовой?
— Именно со столовой я видел человек 6. Но они постоянно меняли позицию.
— Они в масках были?
— Нет.
— Вы хотели задать Кулаеву вопрос, спрашивайте.
— Где была твоя позиция в эти три дня. Там у каждого была своя позиция, свое место.
Нурпаша Кулаев:
— В столовой была. 2 или 3 раза я ходил в спортзал.
— То есть, когда был бой Вы были там?
— Да. Там был со мной один молодой парень. 18 лет ему было. Ислам Шабиханов.
— Ты помнишь такой момент. Когда Шабиханов звонил по сотовому телефону, сидя на корточках?
— 3 числа я в столовой самое большее минут 10 был. Потом меня задержали.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Ну как же вы выпрыгнули. Там же шел бой. Вы вопрос поняли?
Потерпевший:
— Ты из какого окна выпрыгнул?
— Со столовой последнее окно.
— В сторону улицы? Там же решетка была.
— Когда из танка стреляли, решетка упала.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Рустам, Вы вспомнили его?
— Да, я вспомнил. Его действия в один момент...
— Вы помните, во что он был одет?
— Штаны, трудно сказать. В руках был автомат. В один момент он с молодым парнем сели на корточки, а по другую сторону сидел боевик, который носил воду. И они пытались позвонить. Ты помнишь этот момент?
— Нет, я там всего 10 минут был.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Рустам, расскажите то, что Вы помните. Не надо его спрашивать.
— В столовой я его во время боя не видел. Потом под конец кто-то забегал, кто-то выбегал. Непосредственно в столовой таких молодых не было. А вот эти 2 молодых человека, до начала боя я их не видел, а во время боя, они забежал, сели, не долго, 3-4 минуты, и сразу ушли оттуда.
— А что там про телефон Вы говорили?
— Когда кончились "магазины" кто-то из них попросил патроны. У них была сумочка от противогаза. Но там были патроны в россыпь. Потом один хотел позвонить, он взял телефон. Но, наверное, связи не было, и он выкинул телефон.
— Вы видели, как Кулаев стрелял?
— Непосредственно его я не видел.
— Так какие действия он тогда производил?
— Я еще раз говорю. Они присели на корточки. Это уже было под конец боя.
— У Вас есть вопросы к подсудимому?
— Он говорит, что выскочил со столовой на улицу. Но это было невозможно, потому что там были решетки. Решетку выдрали потом. Больше вопросов нет.
— Присаживайтесь. Хубаева где у нас. Как вы себя чувствуете. Вы можете говорить?
— Нет.
— Сегодня нет, да? Дудиев. Имя, отчество.
— Ахсарбек Касболатович.
— Год рождения, число, месяц.
— 21 января 66 года.
— Место жительства.
— Беслан, Школьный переулок, 41, кв. 23.
— Место работы.
— Владикавказ, фирма "Элита", завгар.
— Ахсарбек Касболатович, Вы предупреждаетесь об ответственности за дачу ложных показаний и за отказ от дачи показаний. Пожалуйста, распишитесь у секретаря.
Заместитель прокурора РСО-Алании Аслан Черчесов:
— Ахсарбек, видели вы ранее Кулаева или нет?
— Нет.
— В теракте 1-3 сентября прошлого года, кто из Ваших родственников пострадал и при каких обстоятельствах?
— У меня там семья. 9 класс мальчик, погиб. 5 класс мальчик, 2 месяца в Москве пролежал, 2 раза операцию сделали, осколки ребра из легких доставали. И в ногу ранение. Дочку, 1 класс, я сам вынес оттуда ее, а то бы сгорела. Но она уже дома. Жене ногу на 9 см укоротили. Жену я сам вынес, а то бы сгорела она там тоже. 1 сентября, утром рано я ушел на работу. Они одевались, я ушел, и в 10 часу мне в город позвонили, так и так, школу захватили. Но я приехал, где-то пол одиннадцатого. Уже стрельба шла. Тогда можно было еще пройти ближе к школе, к корпусам. Потом, уже со временем, не пускали туда. То я с одной стороны заходил близко к школе, то с другой стороны. Мне пришлось одеть камуфляжную форму. И с 1 числа до 3 я там и днем и ночью был. И вот когда произошел первый взрыв, потом после второго взрыва спецназовцы пошли, заходить начали в школу. И я с ними зашел. Через гаражи, через тренажерный зал. И вот, я где-то человеком 8 зашел. Когда вот первый открыли, первую дверь трудно было открыть. Вот кто открыл не тот, а второго при мне убили с Альфы. Вынесли на носилках. Потом мы зашли. Там невозможно было в полный рост встать. Там надо было нагибаться, и так вытаскивать. Вытаскивали. Ну конечно кричал, орал. Может, думаю, своих кого-нибудь увижу. Выносили людей. Где-то в конце зала было много, там невозможно было даже пройти. Пыль осела, все они были одинаковые. Я нашел жену, говорю: "Что с тобой?!" Отвечает: "У меня ноги нет." Там нога держалась вот на коже, еле-еле вот так держалась. Я ее достаю, говорю: "Наша дочка где?" Говорит: "Не знаю." И я вот так поворачиваюсь, под ногами дочка лежит. Думаю, не смогу двоих вынести. Быстро прошел отдал, обратно захожу, ее и водой, и все, ну, человек в таком состоянии. Она еще теплая была, и что только не делал. Пацан там говорит: "Оставь ее, она..." Унесли ее на носилках, я обратно захожу туда, людей носим. А до этого, когда я заходили, мне позвонили, говорят: "Прямая трансляция идет. И Казик, — говорят, — средний, сам выбежал. Его не ищи." И вот так выносили людей. Там человек 15-18, спасателей на улице много было, но внутрь трудно было зайти. Горело же, и уже в конце не пускали, говорили, что сейчас потолок упадет. А там это пластмассовое горело, и там столько людей погибло, живых. Вот они мне руку давали, звали по имени меня, но я их не мог узнать. Руку тянут, даешь, вытаскиваешь одного. Я через месяц нашел сына, с Ростова привезли. Так мне эксперты говорят: "Они все уже погибли и вот так сгорели." Как вот кто-то на войне был, а другие рассказывали. Говорю: "Кому ты говоришь?! Если б я их не видел." Элементарно, вот в Москве же было тоже, и ждали два дня. И скорых подогнали много и пожарники были. Вот если б элементарно, хоть половина пожарных машин было бы, там бы хоть не сгорели большая половина. Там такие люди были, что вот у них шоковое состояние, они лежат. Если бы там даже не одного выстрела не было бы, половина народа оттуда бы не вышли. Потому что, мы вот здесь 2 часа сидим, и плохо, а три дня в этой духоте голодные, без воды.
— Ахсарбек, вопрос такой. Когда Вы первый раз вместе со спецназовцами проникли в спортзал, Вы говорите, стреляли.
— Да, и до конца. Да война шла, нельзя было вот так стать. Вокруг вот так, с одного окна залетало, с другого вылетало.
— Сами Вы боевиков видели.
— Ну, в первый день, во второй день, когда стрельба шла, они же тогда предъявили, за одного боевика – 50 мы убиваем. И уже не стреляли. Они ходили около школы. Никто не стрелял, они же предупредили нас. На расстоянии видел их. Они же, кто бородатый был кто так.
— Жена сейчас в каком состоянии?
— Жена на костылях ходит. Вот через месяц, два снова надо будет операцию сделать. Ногу будут как-то наращивать или что. Кость раздробило. И спасибо Кудзаеву Казбеку, оставил ногу, а то бы, уже в больнице резали. Вот спасибо ему.
Заместитель генерального прокурора России на Северном Кавказе Николай Шепель:
— Скажите пожалуйста, вот когда взрывы были, где Вы находились в тот момент?
— Я тогда был там, рядом мельница есть. И другой конец школы, сказали, вот первые дни кого убили, Аушев второй раз приедет, и грузовая машина подъедет и будем вывозить оттуда. Я пошел туда, чтобы может помочь, где что. Вот даже не дошел до угла, и взрыв. И такой крик, такой дым пошел. И уже началась стрельба, все. Опять, бегу я с одного конца на другой, и опять второй взрыв. Минуты 3-4, у человека такое состояние, не может точно сказать, где-то было между взрывами. И даже вот когда мы выносили, уже не пускала, говорили, сейчас крыша упадет. Горело же все.
— А сколько после взрыва прошло минут до того, как крыша упала?
— Мы зашли где-то минут через 25. Вот спецназ зашел где-то минут через 25-30. но она конечно не сразу падала. Она с правой стоны, как зашли, с правой стороны с угла вот начала гореть. Там вот пластмасса, вот эта пластика, она горела, падала. И вот люди, они сами живые, смотрят, что они горят. Но не могут выйти даже. Там такие люди были...
— Вы имеете ввиду, не крыша сразу, а части крыши падали, да, горящие?
— Да, падала пластмасса с правой стороны угла. Там такие вот люди стоят, ни одного осколка, ничего, они нормальные люди. Но они в шоковом состоянии, стоят. Мы кричим: "Выходите! " Вот смотрят, стоят. Голова уже не работает у них, что надо выходить.
— И стрельба в этот момент тоже была?
— Война идет! Там остановки не было, там до вечера стрельба шла. Ну, что интересно, когда дети выбегали, ловишь их: "С какого класса?", он заплачет: "Я тебя не слышу." Они не слышали, вот после взрыва не слышали.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— У потерпевших есть вопросы?
— Есть. Ахсар, ты все три дня там был, ты видел как наша армия, спецназ выстроил окружение. Вот ты скажи, все было правильно сделано? Я например второго числа тоже подходила почти к школе. Скажи, вот это оцепление, которое стояло, могли через это прорваться боевики и второго и третьего? Вот ты там все видел. Вот там все правильно было сделано?
— Трудно сказать. Я извиняюсь, я бы тоже сидел бы, и может мое дитё и вынесли. Но у меня так получилось, может и к лучшему, я жену сам вынес, дочку вынес сам. И хоть на дочку пять дней еще посмотрели. А вот вроде кольцо было. И стрельба, все. Не знаю, трудно было выйти оттуда. Убежать, не знаю, очень трудно.
— Есть вопросы еще?
— Нет.
— Кулаев, у Вас есть вопросы?
— Нет.
— У адвоката есть вопросы?
— Нет.
— Присаживайтесь. Так, Ахсарбек, у Вас есть к подсудимому вопросы?
— Нет.
— Каряев. Имя, отчество.
— Юрий Хасанович.
— Год рождения.
— 9 августа 66 года.
— Место жительства.
— Беслан, Стигова, 9, кв.16.
— Место работы.
— ГАИ в Пригородном.
— Кем Вы работаете?
— Инспектором.
— Юрий Хасанович, Вы предупреждаетесь об ответственности за дачу ложных показаний и за отказ от дачи показаний. Пожалуйста, распишитесь у секретаря. Пожалуйста обвинение.
Заместитель генерального прокурора России на Северном Кавказе Николай Шепель:
— Юрий Хасанович, что Вам известно о событиях 1-3 сентября. Вы сами не были в заложниках, да?
— Нет.
— У Вас погибла сестра, да?
— С племянницей.
— Что известно Вам об обстоятельствах, расскажите пожалуйста. Вот где Вы были 1-3 сентября?
— 1 сентября мы в Санибе дежурили, в школе. Вот там услышал, что захватили школу. Приехал.
— Погромче пожалуйста. В микрофон. Когда вам стало известно о гибели сестры?
— Уже на четвертый день по сережкам опознал.
— Вы подсудимого не знаете?
— Нет.
— А если суд признает его виновным какую меру наказания ему избрать, по Вашему мнению?
— Какое ему может быть наказание.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— У потерпевших есть вопросы?
— Хуцистова. В Санибе Вы школу охраняли?
— Да.
— Сколько вас человек было?
— 3.
— На автомобиле? Мужчин трое вас было, да?
— Да.
— А Вам приказали охранять школу?
— Да, нас утром послали.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Подсудимый, есть вопросы?
— Нет.
— У адвоката?
— Нет.
— Юрий Хасанович, назовите пожалуйста фамилию, имя, отчество вашей сестры.
— Каряева Эмма Хасановна.
— Она преподавала в школе?
— Да.
— Скажите, у вас есть вопросы к подсудимому?
— Я бы хотел знать, как взрыв произошел в школе?
Нурпаша Кулаев:
— То, что я слышал, это когда этот взрыв был, Полковник вышел и сказал: "Снайпер снял человека." После этого я сразу в столовую пошел. Когда этот взрыв был первый в спортзале, Полковник, они все в коридоре стояли. Он зашел туда, посмотрел на кнопке который снял человека. И сказал: "Снайпер снял человека. Сейчас будет штурм. Идите на позиции свои." Я сразу потом, он по телефону разговаривал, потом я в столовую сразу пошел.
— Можно еще? А когда первого числа вы приехали, вас кто-нибудь в школе ждал уже?
— Я не знаю, ждал, не ждал.
— А пока вы там находились, с вами снаружи связь была у вас? С кем-нибудь общались?
— Полковник и его зам, они постоянно по телефону разговаривали. Но с кем они разговаривали, я не знаю. На русском языке они разговаривали с кем-то.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Есть вопросы?
— Нет.
— Присаживайтесь. Скажите, а у сестры мужа нет?
— Есть. Мириков.
— Мы же Мирикова, да, по-моему? Хозиева. Имя, отчество.
— Мария Тимофеевна.
— Год, число, месяц рождения.
— 15 сентября 42 года.
— Место жительства. Беслан, Маркова, 27, кв. 31.
— Место работы.
— Пенсионерка.
— Мария Тимофеевна, Вы предупреждаетесь об ответственности за дачу ложных показаний и за отказ от дачи показаний. Пожалуйста, распишитесь у секретаря. Пожалуйста.
Заместитель прокурора РСО-Алании Аслан Черчесов:
— Мария Тимофеевна, Кулаева ранее вы видели?
— Не видела и видеть не хочу.
— Кто у Вас был 1-3 сентября в школе?
— Сноха и два внука. Сноха и внук погибли. А один внук инвалидом остался.
— Что-либо Вам известно о действиях Кулаева во время теракта?
— Ничего. Что я могу сказать. Я дома была.
— Со слов других заложников может быть что-то известно.
— Не знаю. Я внука спрашиваю, он говорит: "Я не видел его." Он по телевизору смотрел, он его не узнал. А сосед узнал его.
— Сосед кто такой?
— Мальчик. Урусов Амиран.
— Со слов, Урусова какие действия предпринимал Кулаев?
— Я не знаю. Я с ним не беседовала.
— А Урусов узнал его по телевизору?
— Да.
— Данных его не помните?
— Ну вот этот, Цирихова Зифа, она же говорила уже. Вы ее опрашивали. Это ее сын.
— Ваше мнение о мере наказания в случае признания Кулаева виновным?
— Вот точно так же, как наших детей, вот такое же наказание. Три дня мучения, и вот так же.
— А вот выжившему сколько лет? Он в состоянии дать показания?
— Сын?
— Внук вот этот.
— А, внук. Нет.
— Сколько ему лет?
— Ну, ему 9 лет. Но он его не видел, говорит.
— Нет, но вообще он в состоянии дать показания? Он как себя чувствует?
— Ну, да. Ничего. Сейчас вот он приехал.
— Он допрашивался?
— Не допрашивался.
— А есть смысл допрашивать его, или может быть не стоит. Вы не говорили с ним? Он что-то знает, обстоятельства.
— Ну конечно знает. 3 дня там был.
— С учетом возраста имеется ввиду, как вы полагаете?
— Не знаю. Сын сказал: "Я не пойду. Я за себя не ручаюсь. Я только его увижу, натворю, мам. Что тебе еще надо тогда?"
— Это вот Сергей, да?
— Да, Сергей. Сейчас он на инвалидность пошел.
— Он сам находился в школе?
— Нет, не находился.
— И мальчик инвалид, и ему инвалидность сейчас. И пыталась ему объяснить: "Ну ты только пойдешь, — говорю, вот раз ты потерпевший. Что ты меня это самое." "У тебя, — говорит, — муж умер? Умер. Сколько лет ему было? 54. а ты испытала, у тебя дите когда-нибудь умерло? Нет тогда все, разговор окончен." Вот и все. "А за себя, — говорит, — я не ручаюсь."
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— У пострадавших есть вопросы?
— Нет.
— Кулаев?
— Нет
— У адвоката?
— Нет
— Мария Тимофеевна, Вы хотите спросит его о чем-нибудь?
— Не хочу, и смотреть не хочу. Мы все уже, вот, инвалидами стали. Все парализованные. Семья как семья была. А сейчас что?!
— Присаживайтесь. Врача надо. Ей плохо. Есть еще потерпевшие, кого мы не допросили сегодня и кого мы не назвали? Перерыв. Кто-нибудь будет еще сегодня, подойдет? Есть у нас такие? Перерыв до 30 июня.