Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Прошу садиться. Продолжается рассмотрение уголовного дела в отношении Кулаева Нурпаши Абургкашевича. Он обвиняется по статьями 209 ч.2, 205 ч.3, 30 ч.3, 206 ч.3, 105 ч.2 пунктами: а, в, д, е, ж, з; 30 ч.3, 105 ч.2, пунктами: а, в, д, е, ж, з; 317, 223 ч.3 Уголовного кодекса Российской Федерации. Прошу секретаря доложить о явке участников процесса.
Секретарь:
— В зал судебного заседания явились потерпевшие: Созанов, Цаголов, Арчинов, Хаблиева, Аликов, Кокаева, Дауров.
— Для вновь явившихся потерпевших объявляю состав суда. Председательствующий Агузаров. Обвинене представлено в лице заместителя генерального прокурора РФ, государственного советника юстиции 1 класса Шепель Николая Ивановича, 1-го заместителя прокурора РСО-Алании, старшего советника юстиции Черчесова Аслана Владимировича, старшего прокурора управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе, старшего советника юстиции Семисыновой Марии Степановны. Защитник подсудимого - адвокат Плиев. Секретарь судебного заседания Кохова. Защитник обвиняемого адвокат Плиев. Потерпевший Созанов...
Голоса из зала:
— Ваша Честь, можно?
— Сейчас, подождите. Потерпевший Созанов, у Вас есть отводы к составу суда?
— Нет.
— Потерпевший Цаголов, у Вас есть отводы к составу суда?
— Нет.
— Потерпевший Арчинов, у Вас есть отводы к составу суда?
— Нет.
— Потерпевшая Хаблиева, у Вас есть отводы к составу суда?
— Нет.
— Потерпевший Аликов, у Вас есть отводы к составу суда?
— Нет.
— Потерпевшая Кокаева, у Вас есть отводы к составу суда?
— Она внизу с ребенком. Она потом поднимется.
— Потерпевший Дауров, у Вас есть отводы к составу суда?
— Нет.
— Присаживайтесь.
Голоса из зала:
— Можно?
— Да, что Вы хотели?
— Ходатайство. Мы просим допустить на процесс нашего представителя Чеджемова Таймураза Бицаевича, который будет защищать наши интересы в суде.
— Наши, это чьи интересы?
— Потерпевших. Конкретно Хадзараговой Людмилы, Гадиевой, Дудиевой Сусанны, Торчиновой Ирины, Сидаковой Риты, Дулаевой.
— Дайте, пожалуйста. Поступило ходатайство от потерпевших Хадзараговой, Гадиевой, Дудиевой, Торчиновой, Сидаковой, Дулаевой. Есть доверенность на имя адвоката Чеджемова Таймураза Бицаевича. Суд выясняет мнение сторон, пожалуйста.
Заместитель генерального прокурора России на Северном Кавказе Николай Шепель:
— Ваша Честь, полагаю ходатайство надо удовлетворить. Потерпевшие имеют право.
— Потерпевшие Хадзарагова, Гадиева, Дудиева поддерживаете ходатайство?
— Да.
— Так, потерпевшие поддерживают. Подсудимый, ваше мнение?
— Да.
— Мнение адвоката.
— Не возражаю.
— Суд, совещаясь на месте постановил, допустить в качестве представителя потерпевших Чеджемова Таймураза Бицаевича. Представлять в судебном заседании интересы Хадзараговой, Гадиевой, Дудиевой, Торчиновой, Сидаковой, Дулаевой. В соответствии со статьей 45, представителю потерпевших разъясняю его права. Вы вправе знать о предъявленном обвиняемому обвинений, давать показания, отказываться свидетельствовать против самого себя и своих близких родственников, представлять доказательства, заявлять ходатайства, давать показания на родном языке, иметь представителя, знакомиться с процессуальными документами, получать копии постановлений, участвовать в судебном разбирательстве, в суде 1 и 2 инстанции, надзорной инстанции, выступать в судебных прениях, знакомиться с протоколом судебного заседания, приносить на него свои замечания, обжаловать приговор, постановление суда. Таймураз Бицаевич, Вам ясны ваши права?
— Спасибо, понятно.
— Спасибо, присаживайтесь.
Таймураз Чеджемов:
— Можно сразу? Я думаю будут созданы более менее удобные условия для работы.
— Потерпевшим вновь прибывшим в соответствии со статьей 268 УПК разъясняю их права. Вы в праве знать о предъявленном обвиняемому обвинений, давать показания, отказываться свидетельствовать против самого себя и своих близких родственников, представлять доказательства, заявлять ходатайства, давать показания на родном языке, иметь представителя, знакомиться с процессуальными документами, получать копии постановлений, участвовать в судебном разбирательстве, в суде 1 и 2 инстанции, надзорной инстанции, выступать в судебных прениях, знакомиться с протоколом судебного заседания, приносить на него свои замечания, обжаловать приговор, постановление суда. Вы не в праве уклоняться от явки по вызову в суд, давать заведомо ложные показания или отказываться от дачи показаний, разглашать данные предварительного следствия. При этом, при неявке потерпевшего без уважительных причин он может быть подвергнут судебному приводу. Потерпевший Созанов, Вам ясны ваши права?
— Да.
— Потерпевший Цаголов, Вам ясны ваши права?
— Да.
— Потерпевший Арчинов, Вам ясны ваши права?
— Да.
— Потерпевшая Хаблиева, Вам ясны ваши права?
— Да.
— Потерпевший Аликов, Вам ясны ваши права?
— Да.
— Потерпевшая Кокаева, Вам ясны ваши права? Не поднялась она еще?
— Нет.
— Потерпевший Дауров, Вам ясны ваши права?
— Да.
— Суд приступает к допросу.
Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:
— Представителя потерпевших давайте посадим на стул. Пусть ему здесь поставят.
— Пожалуйста. Потерпевший Созанов. Имя, отчество.
— Юрий Солтанбекович.
— Число, месяц, год рождения.
— 25 мая, 56 года.
— Место жительства.
— Город Беслан, улица братьев Ногаевых, 14.
— Место работы.
— Пенсионный фонд Правобережного района.
— Должность.
— Зам начальника.
— Юрий Солтанбекович, Вы предупреждаетесь об ответственности за дачу ложных показаний и за отказ от дачи показаний. Пожалуйста, распишитесь. Пожалуйста.
Заместитель генерального прокурора России на Северном Кавказе Николай Шепель:
— Юрий Солтанбекович, скажите, вот Вы подсудимого знаете?
— Нет.
— Пожалуйста, расскажите о событиях 1-3 сентября, что вам известно как потерпевшему, при которых погибла дочь.
— 1 сентября моя дочь ушла в школу вместе со своей подружкой, с Хаевой Эммой, они в одном классе учились. И они ушли где-то в половине 9 утра. А у меня мальчик, он учится в другой школе. И мы выехали чуть попозже, где-то минут наверное через 15. и по пути заехали в первую школу, ну просто посмотреть, побыть там минут 5-10, потому что нам нужно было ехать в ту школу, где учится сын. Во двор мы не заходили. Просто девочки увидели нас, когда подъехали, они выбежали. Я им еще хотел передать цветы, но они отказались: "Мы, - говорят, - не первоклассницы. Зачем нам цветы." Они учились, ну уже в 6 класс перешли. Подъезжали знакомые, близкие, пообщались там по немного с каждым. И где-то без 10 9 мы оттуда выехали и поехали в ту школу, где учится сын. Это школа, она такая учебно-воспитательный комбинат, называется "Радуга". Там дети учатся до 4 класса, а потом переходят в обще-образовательную школу. Туда мы приехали, тоже общались там с родителями, учителями и так далее. И где-то в половине 10 директор этой школы, она так выбежала и с ужасом начала кричать, что захватили первую школу, быстренько разбегайтесь. Вполне может быть, что и сюда придут бандиты. И мы конечно все разъехались в спешном порядке. Попытались проехать в первую школу. Там доехали до пищекомбината, там уже была паника, стрельба и прочее, и прочее. Моя сестра двоюродная, она должна была тоже прийти в первую школу, но не дошла. Она дошла до переезда, и ее ранили. И один мужчина ей помог, он ее можно сказать оттуда вытащил. И мы там, когда я подъехал, мы встретились. Я ее отвез в больницу. Но а все остальное уже прошло в ожидании. Больше ничего не известно.
— В эти дни где вы находились, дома?
— Мы находились как и все там, недалеко.
— Ваша сестра признана потерпевшей?
— Да. Двоюродная сестра она признана потерпевшей, да.
— Ее уже допрашивали?
— Нет еще.
— И как вам стало известно, когда точнее, о гибели дочери?
— Мы ее нашли 4 числа.
Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:
— Юрий Солтанбекович, скажите пожалуйста, вы с какой стороны к школе подъехали, вот когда с сыном ехали?
— Со стороны милиции.
— Это какая улица?
— Улица, по-моему там переулок Батагова.
— Скажите, вот когда Вы подъехали, общались, говорите какое-то время с дочерью. Вы не заметили посторонних машин, которые там бы находись возле школы.
— Нет, там все свои были.
— Или просто не обратили внимание?
— Да нет, в принципе я не обратил на это внимание. Вполне может быть, что может и стояла какая-то машина.
— Скажите, в какое время Вы вернулись к этой школе, узнав о том, что уже совершено нападение.
— Нам директор сообщила в половине 10. Мы сразу же выехали, там 5 минут езды. Где-то без 25 10, может вот так подъехали.
— Скажите, когда Вы вернулись к школе, вы видели эту машину, на которой приехали боевики?
— Нет. Там все как-то спрятались, кто за угол, кто как. Потому что шла стрельба.
— Я хотела спросить еще про обстановку.
— Слышались выстрелы и все были в панике. Спрятались, кто за угол, кто за дом забежал, кто в палисадник.
— У меня нет вопросов.
Заместитель прокурора РСО-Алания Аслан Черчесов:
— Один вопрос. Юрий Солтанбекович, что-нибудь Вам известно о действиях Кулаева.
— Нет, ничего.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— У представителя потерпевших есть вопросы?
— Будьте добры, а вот в последующие дни 3, 2 Вы там были?
— Я находился тоже вот там, в районе милиции. Там все в основном.
— А в районе школы были?
— Так близко там не подпускали. Все-таки оцеплено было.
— Слышали может быть стрельбу там из танка?
— Выстрелы звучали. Там и гранатомет...
— Это какого числа?
— Так они периодически звучали. Вот эти вот такие. Мощные такие.
— Как танк?
— Да. Но конкретно я не скажу, что это танк. Но во всяком случае, когда граната взрывается, это же не выстрел, и ясно бывает.
— Это какого числа?
— Ну, они периодически звучали. Мне так кажется, я сейчас не могу достоверно утверждать, но где-то вот второго может быть. Так, под вечер. Ночью тоже, где-то вот со 2 на 3. там еще говорили, что там они стреляют, ну, с целью устрашения что ли.
— Кто они?
— Боевики. Так, разговоры такие были, что боевики стреляли как бы с целью устрашения.
— То есть, из более менее тяжелого оружия они стреляли? Вы так поняли?
— Возможно. Я сам не видел конкретно, кто стрелял, но слышал конечно об этом.
— А третьего? Вы там были?
— Третьего тоже мы были поблизости. Где-то возле училища.
— а Вы не видели там танки.
— Бронетранспортеры там стояли со всех сторон.
— А они не стреляли?
— Нет. В них сидели солдаты, там спец службы, и прочее, и прочее.
— А потом вы слышали, что боевики вот вырвались? Где-то еще вокруг стрельба была?
— Казалось так, что стрельба была почти везде. Вот такое было ощущение, я не знаю. Может быть и вырвались, может не вырвались. Но во всяком случае разговоры всякие такие панического плана шли. Но я не видел ни одного убегающего боевика. Я поэтому не могу утверждать.
— Нет вопросов.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— У меня просьба к представителю потерпевших. Идет запись, ведется протокол. Поэтому микрофон вот это крайний чуть-чуть оттяните. У потерпевших есть вопросы к Созанову?
— Есть. Можно вопрос? Дудиева. Вашу девочку кто-нибудь предупреждал, что в этом году линейка начнется раньше?
Потерпевший:
— Вы знаете, она мне ничего не говорила об этом. Я просто и сам даже удивился, почему так рано пошла. Мы же тоже в свое время были на линейках. Обычно начиналась линейка ну в 10. где-то вот так. Поэтому я не знаю, может звонил кто-то из одноклассниц, предупреждал. Но я не знаю. Она мне ничего не говорила об этом.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— У потерпевших есть вопросы еще?
— Нет.
— Подсудимый, у вас есть вопросы?
— Нет.
— У адвоката?
— Нет.
— Присаживайтесь. Цаголов. Имя, отчество.
— Алик Дотаевич.
— Число, месяц, год рождения.
— 24 января 50 года.
— Место жительства.
— Город Беслан, Первомайская, 63.
— Место работы.
— Школа №1, учитель физкультуры.
— Алик Дотаевич, Вы предупреждаетесь об ответственности за дачу ложных показаний и за отказ от дачи показаний. Пожалуйста, распишитесь у секретаря. Пожалуйста.
Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:
— Алик Дотаевич, посмотрите пожалуйста на подсудимого и скажите, Вам доводилось с ним встречаться ранее?
— Ранее нет.
— Только в зале судебного заседания первый раз?
— Нет. Я первый раз его увидел в школе. Именно на кухне столовой.
— Это какого числа было, месяца?
— Это было 3 сентября 2004 года.
— Расскажите пожалуйста, что Вам известно об обстоятельствах нападения на школу, в которой вы работали учителем. Вы были в заложниках?
— Да.
— Вот расскажите все, что Вам известно.
— 1 сентября, я как и все дни во время каникул, пришел в половине 7 в спортзал первой школы на зарядку. Я и во время каникул каждый день туда ходил. Я пришел, открыл окна, двери большого спортзала. Потом зашел в маленький зал, тренажерный, и там проветрил. Потом сделал зарядку, и где-то без 20 8 я вернулся домой, сделал утренний моцион. И где-то без 20 или без 15 9 я уже был в школе. Обратно я зашел в зал, посмотрел еще раз готовность к началу учебного процесса. Потом прозвенели три звонка, и вышли на обще школьную линейку. Где-то оставалось еще ну может минуты 2-3, уже в основном все стояли на линейке. Но одиночки еще опоздавшие подходили. Я стоял, где у нас во дворе школы котельная, близко к котельной. И в одно время раздались хлопки. Я про себя подумал, что это за шарики такие, которые так громко хлопают. Потом, через короткий промежуток времени пошло вот это движение массы этой. И потом раздались крики. И создалась соответственно паника. И только тогда я немножко понял, что происходит. У меня не возникла мысль, это сзади происходило, со стороны железной дороги, поэтому мне не видно было, что происходит. И только потом я понял, что это автоматные очереди. Нас полукругом обхватили. И вход со стороны школьного переулка отрезали и загнали нас во двор школьный. Я не знал, что нас захватывают конечно в заложники. Просто я понял, что сзади стреляют из автоматов. Вот разбил окна руками и начал детей забрасывать туда. В одно время я и сам залез. Люди все, конечно была сильная паника. Все по коридору побежали. Но обычно это как делается, что дети там, что-то оставили там, то что принесли там, ранцы, сумки. И классы закрываются на время проведения обще-школьной линейки. Нашли мы со стороны от Коминтерна частного домовладения один класс открытый. Зашли туда. И зашли к нам, я не помню, то ли 3, то ли 4 в масках с автоматами. Всех усадили на пол. Около меня оказался, я не знаю, кто он такой, потому что лицо мне его не было знакомо. Всех детей нашей школы я знал, а это очевидно был родитель. У него было ранение огнестрельное, и очевидно была задета вена. Кровь хлестала, под ним образовалась лужа. Я снял свою рубашку и наложил ему повязку. Я посмотрел, повязка не помогает. Я понял, что у него или задета вена, или что-то вот такое. Тогда я снял свой ремень, и ремнем наложил жгут. Через некоторое время нас оттуда вывели, и погнали в спортзал. Загнали нас в спортзал и усадили. Им очевидно нужна была тишина, чтобы слышать, такие вот предположения мои, что происходит на улице. И они сказали, что "если не будет в зале тишины, мы будем стрелять в толпу, нам разницы нет, дети, старики, старухи, нам без разницы. Будем стрелять и все, успокойте детей." Я начал с остальными успокаивать детей. И один родитель, Бетрозов, тоже начал помогать. И тогда я ушел дальше туда в зал и начал успокаивать детей. Так как я взрослый человек, я знаю, меня этому конечно никогда никто не учил, я не знал, что мне такие знания понадобятся, как себя вести, когда тебя захватывают. По тем знаниям, которые у меня были, я знал, что надо выполнять беспрекословно то, что они говорят. И потом, момента самого я не видел, а Бетрозова потащили. По моим предположениям, потому что они в последствии это делали ни раз, очевидно его посадили и сказали: "Успокойтесь, а то мы его пристрелим." И народ был в таком состоянии, что трудно было такую массу успокоить. И они его просто ни за что, ни про что как муху убили. Высокий, очень здоровый мужчина.
Заместитель генерального прокурора России на Северном Кавказе Николай Шепель:
— Для устрашения, видимо, да?
— Для устрашения, да. Они это делали потом ни раз. И люди конечно вели себя неадекватно. Потому что состояние у них было такое. Но обычно они выводили мужчину, ставили на колени, на голову наставляли пистолет и требовали так тишины. И еще путем автоматных очередей над нашими головами.
Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:
— Пожалуйста, продолжайте. Расскажите, а потом мы Вам зададим вопросы. Можно водички дать ему.
— Нам боевики объявили: "Мы вас захватили в заложники." Соответственно к ним были вопросы, какие требования? Когда они сказали про свои требования: "Мы требуем вывести войска из Чечни." И тому подобное, я как взрослый человек понял, что дело наше плохо. Потому что, ну кто выведет войска из Чечни, притом за 1-2 дня. И не знаю, ни в каком государстве наверное такое бы не произошло, чтоб вывели там, это российская территория. Поэтому я понял, что, не знаю. Я и впоследствии об этом думал. Если они пришли всех убивать, чего три дня терпели. Если просто, чтобы какие-то требования их выполнили, зачем они детей и всех остальных жаждой мучили? Как-то у меня в голове это логически не складывается.
— вы все три дня находились в зале?
— Да.
— Расскажите пожалуйста о тех условиях, какие они вам там создали.
— Условия были такие, что, например, у меня диабет, и нижние конечности кровь плохо обеспечивает. И хоть как-то чтоб немножко от пола себя оторвать, негде было ладонь просунуть. Это нас они набили, как, не знаю, как камсу в бочке, вот так. Там не было ни воздуха. Я насколько, я сам себя помню, все три дня влага из организма уходила страшно. На моей практике был такой случай, что 6 дней я был без воды и без пищи. Но то, что я испытал уже в первый день к вечеру, это абсолютно не сравнимо с тем, что я после 6 дней чувствовал.
— Пить давали они?
— В первый день они приносили там 2 или 3 ведра. Но их выносили из раздевалок школы. Кто впереди сидел, им попадало, дальше туда я абсолютно уверен, что никто и капли воды не пил. Потом еще были разные майки, там тряпки мочили. И люди через это высасывали влагу. Это, я не знаю, может 1% со всех присутствующих что-то им попало воды. Все остальные были без воды в первый день и второй день. Мы, находясь внутри очень надеялись, что хоть кто-то зайдет к нам туда. Они нам сказали в первый день: "Вот мы не можем ни с кем связаться. Вы никому не нужны." Они меня подняли. Говорят: "Физкультурник, поднимись и скажи, сколько в зале сидит людей?" Я, опять же у нас был случай, что там бывает учителя некоторые заболели, я имел представление, когда в спортзале у нас на уроке были около 100 человек. Поэтому я прикинул и сказал: "Здесь е меньше, чем 1000 людей." Говорят: "Они говорят, что вас сперва всего 150, потом 350. значит, - говорит, ну они нас наверное пугали, или для чего это говорили, я не знаю, - значит, столько из вас и останется в живых." Правда, потом они нам говорили, особенно вот этот Ходов. Он говорил: "Н надейтесь, что хоть один из вас отсюда выйдет живым. Все пойдем к Богу. Кто к своему Богу, кто к своему Аллаху."
— Скажите, а Вы Ходова знали
— Откуда я его знал. Я его просто знал, как одного из боевиков с раненой рукой. Он с самого начала был раненый. И он с таким цинизмом произносил, говорит: "С таким удовольствием и женщин, и детей, и стариков даже не представляете. Вы даже, - говорит, - не имеете права жить. Ни один из вас живой отсюда не уйдет."
— Скажите, а из заложников кто-либо просил воду и им отказывали были такие случаи?
— Все без исключения заложникам вода была нужна. Просили лекарство больше. Но они никому никакое лекарство не давали. Они сказали: "Это вам не больница. Вот у нас раненый человек, мы же ничего не просим." Никаких лекарств они не давали. Просто люди, которые там находились, заложники, они делились между собой, у кого было лекарство. Но они нам ничего не давали.
— Вы все три дня находились в спортивном зале. Расскажите пожалуйста, в Вашем присутствии из спортивного зала выводили мужчин?
— Да. Ни один раз.
— Сколько раз?
— Ну, сколько раз, я Вам не скажу. Потому что с самого начала мы не знали.
— Можете сказать, в какой день выводили?
— Это было первого.
— Большую группу вывели?
— Ну, человек может быть, я могу и ошибиться, я их не считал, точно утверждать не могу. Но человек 7-8. И они когда вернулись, мы увидели, что они были как бы вот в рабочей пыли, как строители. Разговаривать там не разрешали. Потом, второй раз когда опять вывели, опять некоторые пришли. И с ними Есеев Эльбрус, он не вернулся. Его супруга с двумя детьми сидела недалеко от меня. А они еще дальше от нее сидели. Я говорю, вот у нашего учителя по трудам, Михайлова, я говорю: "Вот у него спроси, почему Эльбрус не вернулся." Но через некоторое время она мне ответила, что говорит: "Его уже нет в живых." И вот тогда мы уже поняли, что происходит, для чего выводят. Это они обычно делали так. Вот от входа со школы в спортзал они с левой стороны оставили для себя коридор где-то метров полтора, два, чтобы сообщаться наверное с маленьким тренажерным залом.
— А для чего это им надо было?
— Они ходили в тот маленький зал. Я не знаю, что они там делали. И вот ходили они по этому коридорчику и показывали пальцем, вот так: "Ты встань, ты встань, ты встань." И выводили.
— Вы говорите, в первый день из 7-8, которых вывели, они все зашли?
— Я вот точно не могу это сказать. Второй раз, по-моему, уже из них половина пришла.
— Когда увели мужчин из спортивного зала, Вы слышали автоматные очереди?
— Я нет.
— А вообще стреляли?
— Стреляли они все время. Вот ничего не происходило, и 1, и 2, и 3, и ночью, они вот так в окна, ну наверное для устрашения тех, которые находились на улице, они все время давали очереди. И точно так же вот со стороны Переулка школьного, с маленького зала, они в окна стреляли все время. Скажите пожалуйста, Вы говорите, что Бетрозова убили сразу же.
— В первый день, 1 сентября.
— Вы видели, был спортивный зал заминирован?
— Заминировали его примерно в первые, час 40, два часа. Около двух часов. Заставили опять же заложников помогать себе. Они натянули два ряда этих бомбы или что. Мины, да, самодельные. Но у меня было такое ощущение, что самодельные были, а были там и заводского изготовления. А третий ряд они уже положили, это где был коридор, внутри спортзала, где люди не сидели, они третий ряд протянули.
— Между заложниками, да?
— Ну, те висели вот так, а этот ряд, здесь на скамейках тоже слева сидели люди. И вот они прям около них и протянули третий ряд. Один там был особенно большой. Ну, примерно наверное, может 30 на 30 или 40 на 40. Большой, как чемодан. Это самая большая бомба, которую я видел. Вот так они по проходу его поставили.
— Скажите пожалуйста, Вам было известно, сколь человек расстреляли, когда вы там находились?
— Нет.
— Вы пояснили, что до начала занятий, то есть Вы до 9 часов уже побывали в школе.
— Да, в половине 7.
— Скажите пожалуйста, где Вы были, в каких помещениях?
— В основном в спортзале и в маленьком тренажерном зале.
— Кто-либо был в это время в школе?
— я никого не видел.
— Но Вы не сами открывали школу?
— Я сам открывал школу. У меня свои ключи, как у каждого из нас. Там у нас ключи от всех и от коридора тоже.
— Скажите пожалуйста, а посторонних лиц Вы в это время не заметили там?
— Все было как обычно.
— В какой момент Вы вообще увидели боевиков?
— Так, мельком я увидел, когда я у окна стоял и детей забрасывал. Там сзади стоял в камуфляже, я видел. Мельком. А потом уже в классе.
— Расскажите, какое оружие у них было, Вы видели? Как они были одеты?
— Они были в масках, камуфляжная форма, автоматы. Я служил в армии, это было правда давно, но я бы сказал, что у них были вот такие вот или автоматы, или как назвать, которые мне зрительно не были знакомы. Я знаю, что такое автомат, но оружие у них было как бы незнакомое.
— Вы знаете, разгрузка что такое?
— Нет.
— Это такой жилет, в котором много-много карманчиков.
— Я видел такие на них на всех, кого я видел, были вот эти пояса и они были начиненными, как нам сказали, что говорит: "Мы вас с собой всех подорвем."
— Среди них женщины были?
— На моей памяти, я видел только 2 женщин.
— скажите, а куда делись женщины?
— Я насколько помню, я не утверждаю, на второй день я уже их не видел.
— А до того, как Вы перестали их видеть, Вы слышали взрывы там?
— Так как все время стреляли, такое состояние было. Я не слышал.
— 3 сентября, когда прогремел взрыв в спортивном зале, где находились Вы?
— Значит, дело было так. Так как там было очень душно, мы верхние окна пробили. Стало немножко людям легче дышать. Потом, все равно была сильнейшая духота. И они начали тогда справа наверху окна выбивать. Они два окна выбили, в смысле оконные две рамы наверху. И потом один другому начал, ну я из разговора как понял, они опасались, что кто-то, ну снайпер с крыши туда. И они заставили залезть и занавесить вот эти оба обратно. Я так понял, что они боялись, что кто-то может с крыши, откуда-то стрелять в них. И они не стали дальше выбивать. А занавесили даже эти две рамы.
— Но вы где находились в момент взрыва?
— Меня в очередной раз попросили включить вентилятор, я поднялся и вентилятор включался из нашей вот учительской раздевалки. Я его включил, вышел обратно. Все три дня я сидел на одном месте, это примерно в середине зала, ближе к проходу. Я когда вернулся, ну людей было масса, и как вода сомкнулось там, какое место, незрительный зал как говориться. Я тогда обошел зал по периметру и где я сидел напротив. В середине зала при входе с правой стороны напротив сел.
— А взрыв где произошел?
— Ну, относительно как я думаю. Я вообще-то смотрел за этим, чтобы уловить момент, когда что-то движение начнется типа вот такого. И говорил старшим: "Если что-то начнет взрываться, накрывайте детей и ложитесь." И вот я перешел туда, сел. И через некоторое время, это было не знаю во сколько часов, но может где-то около или 12, или сколько. И разговаривал, я сидел рядом с Батаговой, Фелиса зовут ее по-моему. И мы разговаривали. И вот в это время раздался первый взрыв.
— Ну, что это взорвалось?
— Бомба. Это не выстрел. Выстрела я не слышал. Я просто разговаривал и услышал громкий взрыв. И у меня внутри в груди все обожгло, я думал, что мне грудную клетку проломал. Вот так руку приложил, чтоб проверить это. и в это время раздался ну совсем, может несколько секунд было между двумя взрывами, сильнейший взрыв.
— Потом второй, да?
— Да. И после этого я уже от стены где-то в полуторах, в двух метрах я пришел в себя.
— Скажите пожалуйста, вот эти бомбы Вы имеете ввиду, которые были в спортзале?
— Да.
— Вы в самом начале говорили, что боевики, чтобы успокоить заложников стреляли из автоматов поверх голов. Это в первый день. (Упал в обморок конвоир Кулаева) Ой, ой, ой, ой. Надо хотя бы включить вентилятор, жара такая, пусть присядет. Воды ему тоже дайте. Но кондиционер можно включить там?! Окна откройте.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Продолжаем судебное заседание.
Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:
— Алик Дотаевич, Вы можете отвечать на вопросы?
— Да. Попробую.
— Скажите пожалуйста, вот эта стрельба беспорядочная в последующие дни была?
— Она все время была. Все три дня. В зале, да.
— Можете сказать, стрельба предшествовала этим взрывам в зале?
— Я так думаю, что вот эти два взрыва, которые произошли с самого начала, на мой взгляд, я ничего не утверждаю, но они были по-моему неожиданны для всех. Для всех сторон я имею ввиду. Это я свою точку зрения высказываю. И для тех, которые были на улице, и для тех, которые были в спортзале. Я имею ввиду всех без исключения. Мне так кажется.
— Но боевики до этого стреляли вот так же поверх голов?
— Поверх голов стреляли, но они не настолько высоко. Я понимаю, что вы имеете ввиду. Поверх голов они стреляли.
— Значит они могли и провод повредить.
— Я утверждать ничего не могу, но это было неожиданно для всех.
— Скажите, как Вы пострадали? Вы были ранены?
— Пулевых ранения не было. Контузия, ожоги.
— Вы на излечении находились?
— Когда нас привезли в больницу, люди были в таком состоянии. Врачи сделали мне укол, я их попросил отключить меня, чтобы я ничего не чувствовал хотя бы 30 минут. Они мне сделали 2 каких-то укола. Потом говорят: "Надо ему наркотики ввести." Но и этот наркотик на меня не подействовал. Люди в окна стучались, и от каждого такого стука я на месте подскакивал. Даже сейчас, прошло столько времени, когда я слышу шум громкий и не вижу его причины, у меня внутри все обрывается. Когда я посмотрел, все идут, все спрашивают, все своих ищут. И вот наркотик на меня тоже не подействовал. Я их тогда попросил, врачей, и меня мои дети отвезли домой.
— В самом начале Вы сказали, что в столовой или на кухне Вы видели Кулаева. При каких обстоятельствах Вам довелось с ним встретиться.
— После второго взрыва, некоторое время была тишина. Потом началась обоюдная стрельба. И минут через 30 уже шел бой. Со стороны школьного коридора человек в камуфляжной форме говорит: "Кто живой, всем вылезать в сторону коридора." Я подумал, что это наши, российские. И мы все поползли в ту сторону.
— Туда, это куда?
— В столовую. В сторону коридора. Там я встал и увидел, что это опять боевики. И они нам сказали: "Идите." И всех погнали нас в столовую. Когда мы дошли до столовой, я их разумеется не считал, они человек от 20 до 30 погнали на второй этаж, в актовый зал. Там на сцене они спрятались. Я им всем объяснил, что в горячке боя нас никто искать не будет. Попросил посидеть тихо, чтобы нас никто не обнаружил. Но люди были в таком состоянии, я не знаю, кто была эта женщина, она с актового зала вышла и столкнулась с боевиком. Я не знаю, какой разговор между ними произошел, но боевик зашел и сказал, чтобы все вылезали. Когда мы оттуда вылезли, это был тот же, который нас гнал в столовую, он держал палец на спусковом крючке, и говорит: "Я же сказал, чтобы все шли в столовую. Почему вы здесь оказались?" У него была в глазах, читалась, эта борьба, застрелить, не застрелить. Не застелил. Мы спустились, нас загнали на кухню. Сколько было человек, я не знаю, но может 50-60. Начался бой. Стреляли оттуда, стреляли отсюда. Через некоторое время мы догадались, что снаружи не знают о том, что в столовой заложники.
— А боевики там были, в столовой?
— Конечно. Они были в столовой.
— Сколько человек?
— Я не могу сказать, человека 4-5 наверное точно.
— Среди них был Кулаев?
— Кулаева я увидел так. В один момент шел бой. Он сел между нами. Так как я всех родителей не знал на лицо, я не имел представления, что это боевик.
— А как он был одет?
— Насколько я помню, он не был в камуфляже. Щетина у него была.
— А оружие у него было?
— Я не видел у него оружия в этот момент. Когда он сел среди нас, у него ничего в руках не было. Когда он заговорил, мы поняли, что он один из них. Рядом со мной сидела Бигаева Света, и она мне говорит: "Он реагирует на нашу речь." А мы разговаривали по-осетински. Я его спросил: "Ты по-осетински понимаешь?" Он мне говорит: "Немного понимаю." Это были слова, которые он произнес первый раз. "Я никого не убивал. Я жить хочу."
— Можете сказать, сколько всего было примерно боевиков, захвативших школу?
— Ну, по моим расчетам в спортзале, которые именно были с нами, там было человек 10-12, которые меняли друг друга. А по общему количеству, как сказать, это личное мое мнение, я ничего не утверждаю, может быть их было больше 32.
— Из тех лиц, которых в первый день выводили а потом они возвращались запыленные, кто-нибудь остался в живых?
— Я не могу сказать, я же говорю, там родители, и многих я в лицо не знаю. Поэтому ничего не могу Вам сказать.
— На сегодняшний день Вам известно, что их заставляли делать?
— Как я узнавал, их заставляли баррикадировать окна. Они очень грязные и пыльные пришли обратно. Кое-кого били.
— А кого-либо заставляли пол взрывать и оружие доставать?
— Я могу сказать только одно. Было время, когда меня подняли и сказали: "Есть ли под спортзалом подвал?" Я сказал, что нет. Боевики что-то там вынесли, и где наша раздевалка начали там пол пробивать. Я все это время стоял. Когда они убедились, что там нет подвала, сказали: "Садись. Пока живи."
— Так это боевики искали подвал? На первом этаже?
— Да.
— Вам известно как погиб учитель Кониди?
— Я не видел момент, когда он погиб. Но там были наши учителя. Когда их начали выводить из раздевалки он был очень, в ночь со 2 на 3 сентября старших подняли и повели в маленький спортзал. Меня среди них. Когда нас туда завели, я так подумал, не знаю как другие, я подумал, нас здесь расстреляют. Когда нас усадили, я понял, что это было вранье. Вечером 2 сентября около 10 часов когда я понял, что нас не собираются расстреливать. В это время у Ивана Константиновича случился приступ. Он летом 2 раза лежал в больнице, ему было 74 года. Ему было очень сильно плохо. Я к нему вставал несколько раз. Там был один боевик, он видел, что женщины прячут баклажки с водой. Я попросил у него воду, и ему в рот налил воды, на грудь и лицо растер. Он был в очень сильно плохом состоянии. Я его расположи нормально, я знаю, что это такое, когда сердце болит, и ему стало лучше. Потом он меня опять позвал: "Помоги." Но боевик сказал: "Если ты еще раз поднимешься, я тебя предупреждать не буду, сразу расстреляю. Сиди и не вставай." Он меня просил: "Сына вызови. Мне очень плохо, пусть он меня отвезет до больницы." Я их упрашивал, 74 года человеку. Но не помогло. Это произошло уже наверное после второго взрыва. Он вообще-то сидел около входа в маленький зал. И после взрыва, когда они их выводили, это мне Светлова рассказывала, учительница. Их было 6-7 человек. Их оттуда выводили. Он выходил последний. И сзади был шум борьбы. Мы увидели, что он схватился за дуло и лежит. Я сам не был очевидцем. Но что я знаю по разговору.
— А Вы знаете, кто его убил?
— Нет, не знаю.
— Что можете сказать о Кулаеве еще? До того, как Вы видели его в столовой, Вы его в зале видели?
— Я его не видел. Я не говорю, что его там не было. Но я его не видел.
— Не имею к нему вопросов.
Заместитель генерального прокурора России на Северном Кавказе Николай Шепель:
— Алик, скажите как Вы спаслись?
— Ситуация это была такая. Я не знаю от чего это было, или танки стреляли, или что, но решетки отвалились. Которые на окнах везде на первом этаже. И они стояли вот так под углом. В одно время Кулаев говорит, что слышит на улице разговор. Я говорю: "Вылезай." Он говорит: "Меня убьют." Я ему говорю: "Твои детей не жалели." Потом на глазах и ребенка убили, хотел выпрыгнуть. Маленького ребенка, лет 6-7 наверное. Потом у одной женщины было красное платье, еле-еле оторвали. Или материал такой крепкий бы или мы такие слабые. Но еле-еле кусок оторвали, и я намотал вот так на палку, подавал знаки. Но как на грех, когда эти знаки подавали, то наоборот интенсивность стрельбы увеличивалась. Потом говорит: «Может они не так понимают, надо белый материал.» И эту майку я снял и майкой махал. Но все равно стрельба шла и оттуда и отсюда. И потом в один момент Кулаев когда вылез, и заскочили три спецназовца. Вот они встали с той стороны кухни. Мы между ними находились. Смысле, боевики были в столовой, а они над нами. Вот они над нами друг друга стреляли. Кстати, я должен сказать, что спецназовцы вели себя очень мужественно. Я удивлялся, что они даже глазом не моргали, и не спешили ничего. Вот так высматривали где стреляли в них, и так стреляли. Потом в один момент они нам говорят, что надо вылезать: «Выпрыгивайте в окна.» Я эту решетку к себе отодвинул, и с того угла начали вылезать. И дальше уже вот находилась решетка, начал помогать, чтоб вылезали. И спецназовец мне говорит, там развернуться негде было, он говорит: «Сам вылезай, ты больше мешаешь, чем помогаешь.» Но он мне так помог, что если бы внизу не те спецназовцы, то я бы полетел вниз головой. И оттуда нас завели…
— Вы и другие, да, кто там был?
— Да, да. И в соседский Гадиевский дом нас завели. Хотя мы видели, что снаружи были спецназовцы, но все равно в состоянии, когда уже немножко напряжение спало, вот тогда и человек начал сильнее всего бояться. Вроде бы уже нечего бояться. Потом нас оттуда вывели, и нас собой спецназовцы прикрывали, и по одному до угла. Там были машины, но частные машины. Например, меня там с тремя людьми на какой-то черной, темной иномарке довезли до больницы.
— Скажите, вот у боевиков, бандитов были гранатометы? Куда они стреляли?
— Я не могу утверждать, но вот когда со столовой стреляли, я не знаю, что это за оружие, но автомат около него был, что-то как «Моська и слон». Не знаю, но он стрелял очередями. Но такой у него был звук, от одного этого звука как говориться. Сильный, это не просто автоматный, я не знаю, что это было. Я не видел, потому что там маленькая перегородочка в помещении столовой.
— А тяжелое вооружение, танки стреляли по столовой?
— Раза 2 в столовой вот стоял, разрывалось что-то, я не знаю что, но сизый дым стоял. На два метра ничего не видно было.
— Но по самой стоолвой, там люди погибали, нет? Стреляли из танка, из гранатомета? С какой стороны стреляли, если стреляли?
— Стреляли со стороны интерната. Эти туда, те сюда. Это до того, пока вот не ворвались спецназовцы.
— Вы отличаете выстрел танка от…
— Конечно отличаю. Я так думаю, что если бы там у нас танковый снаряд взорвался, то навряд ли хоть муха бы там уцелела. После этого может быть стреляли. Но вот эти два взрыва, это и не пулеметные очереди. Это вот взорвалось, и дым стоит. Два раза это разрывалось там у нас.
— А Вы наверное знаете примерно, сколько окон в спортзале, где были заложники?
— Там 8 окон.
— И как охраняли боевики, чтобы спецназовцы не ворвались?
— Они не могли именно, находясь в спортзале, видеть. Потому что там, я не знаю, что за материал. Но был произведен за несколько лет до этого, как говорят сейчас вот, евроремонт. И вот, не разбивающиеся такие, хотя в них камень если сильно кинешь, ломалось. А так, это не стекло и через него ничего не видно. Но они выходили, чтобы с той стороны смотреть где маленький зал, к окнам, там просто стеклянные окна были. И раздевалка, и коридор, я так думаю.
— Скажите, а где директор была школы? Она была в зале?
— С самого начала, да. Она тоже была с нами. И она успокаивала всех, она призывала. Потому что только спокойствие могло сохранить жизнь. Но где-то часа два, у меня после этого голос не мог восстановиться. Но уже никто нас не слышал. В один момент они нам сказали: «Час один посидите тихо, воды дадим.» Но надо понимать людей. У людей было такое состоянии, что они не могли сдерживать своих эмоций. Она все время сидела. Потом, там у нас второй вход в спортзал со стороны двора. И там на скамейке, она сидела, потом по-моему Гутиев Заурбек сидел рядом с ней.
— А когда Вы были уже в стоолвой, вы не видели самого факта, когда в спортзале загорелась крыша.
— Я когда был в спортзале, то я могу это точно утверждать, после двух взрывов, примерно в том конце, над тем входом, срезу образовалась там, в смысле снесло. Там небо было видно, короче. И первый пожар оттуда начался.
— А там крыша пластиковая? Как вы получили ожоги?
— Это как будто бы капли падают, и вот так. Сверху вниз.
— Потолок загорелся от взрыва?
— Да. Я не утверждаю, что от взрыва, не утверждаю. Но я знаю, что там образовалась где-то метр на метр дыра такая. И пожар начался с той стороны. Но когда я выползал в сторону школьного коридора, я могу сказать, что я за это время не видел ни одного обожженного трупа.
— А пожарников когда Вы увидели?
— Я их не видел вообще. Нас перевели туда, в больницу.
Заместитель прокурора РСО-Алания Аслан Черчесов:
— Скажите пожалуйста, после того как Кулаев подсел к вам, через какое время Вас освободили?
— Ну, я думаю, где-то может через 20-30 минут.
— Боевики еще рядом были живые?
— Да, конечно.
— На Ваших глазах, Вы были свидетелем того, как ранили или убили кого-нибудь из спецназовцев?
— На моих глазах, нет
— Нет вопросов.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Представитель потерпевших?
Таймураз Чеджемов:
— Есть вопросы. Скажите пожалуйста, а се боевики в масках были?
— Сперва они были все в масках. Потом некоторые сняли.
— Когда потом?
— По-моему уже, может быть после обеда. Мы не могли такие вещи фиксировать. Следить за временем. Там может расхождение во времени. Потом некоторые из них ходили без маски.
— Как Вы считаете, вам Ходов говорил, что все погибнут, а почему же он не взорвал всех?
— Для меня вот это и есть большой секрет. Если нас всех собрались убить, почему не сразу. Я не могу понять этого. Я честно могу сказать, я не могу понять. Потому что моей логике это не подвластно. Если так, то должно было так произойти. Зачем тогда столько времени детей мучить. Когда к нам зашел Аушев, он…
— А вот насчет требований. Кто говорил о требованиях?
— Боевики.
— Поподробнее можете о требованиях сказать? Они высказали требование вывода войск из Чечни.
— Да, да.
— А еще что они требовали?
— Что-то они еще второе сказали.
— Значит, требование еще какое-то было?
— Еще что-то, да. Потом они нам сказали: «Мы требуем, чтоб к нам на переговоры пришли Дзасохов, Зязиков и Рошаль, - по-моему. – Мы будем вот с этими разговаривать.» Они это говорили: «Вы никому не нужны, поэтому к вам никто и не заходит.»
— Вот о требованиях разговор был в какой день?
— Это было в первый день.
— А во второй день ничего не говорили? Вот когда вам сказали, что вы никому не нужны?
— Это, если мне память не изменяет, то это было в первый день. Но я не могу утверждать этого.
— А вы не связывали, почему к Аллаху шли с требованиями. Даже логики не поддается.
— Не могу этого понять.
— Ну, а Аушева вы видели.
— Я видел его.
— Пожалуйста, что Вы видели?
— Я видел, нам сказали боевики, вот этот, по-моему Полковник, как они его называли. Вот он сказал: «Сейчас сюда зайдет Аушев.» Зашел Аушев. И он находился там буквально несколько, может секунд 15. Я, так как сидел в середине спортзала, не могу сказать на каком языке он говорил. Но он может быть произнес от силы 2-3 фразы, не более. Потом он вышел. Вы сами понимаете, мы столько ждали человека снаружи, что мы думали, что он выйдет, поговорит с ними и зайдет. И мне, я как раз, заставили включить опять кондиционер, вентилятор то есть. И в это время ч когда выходил оттуда, то, царство ему небесное, Сабанов Тархан Габулиевич мне сказал: «Если он зайдет обратно, поговори с ним. Может он хоть детей до 7 лет отпустит.» Но он к нам больше не зашел.
— Вы видели, с кем он контачил, Аушев?
— Вокруг боевики.
— Не видели, Аушев им что-то передавал, они ему?
— Я ничего такого не видел.
— У меня нет вопросов.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— У потерпевших есть вопросы?
— Можно? Дудиева. Алик, скажите пожалуйста, Вы говорите, что все это время до захвата в школе были. Чем вы там занимались.
— Я не был все время в школе, а приходил туда только утром. Для того, чтобы провести зарядку, вот и все.
— А Вы ремонтом школы занимались?
— Нет.
— А Вы видели, кто ремонтом в школе занимался?
— Ремонтом школы как и всегда занимались: учитель по трудам Александр Михайлов, завхоз Света Баликоева. И они привлекали своих детей или там брата сына. Вот они занимались ремонтом, насколько я это видел.
— А Вы не видели, с середины августа уже начали менять перекрытия между первым и вторым этажом. После 15 августа начали.
— Я видел. Но железные балки, они там. Школа старая. Пол все время проламывался. Там стало уже особенно опасно, что может кто-нибудь со второго этажа свалиться. И вот, я насколько это знаю, там помогли люди, у которых, в смысле как спонсорскую помощь, и вот балки привезли. Они вскрыли эти полы, балки положили. И это я видел.
— А они, кто?
— Они, это Александр Михайлов и кто им помогал.
— Вот Баликоева?
— Да, только ни занимались ремонтом все 5 лет.
— Вот можно например швеллеры, балки а второй этаж поднять. Они просили помочь, вот Вас например? Там было 5 швеллеров и 8 балок больших. Две женщины и 2 мужчины это ведь не поднимут.
— Они, я же говорю, когда им что-то надо было, они привлекали там детей своих. Но меня они об этом не просили.
— Но Вы сами видели?
— В смысле, сам по себе, где ремонт шел, там я видел. Что я еще могу сказать. Я видел, что их меняют, понимаете. Меняли они, а кто им помогал. Я не мог целыми днями. То, что их меняли, я знаю. То, что они руководили этим делом, тоже я знаю. А остальное, я что могу сказать. Я утром приду, сделаю зарядку…
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Хорошо, достаточно.
— Аликов. Вот представить, что он пришел в школу где-то в 8 часов. Проветривал это. А директор тоже сказала, что она уже была без 15 7.
— Аликов, вопрос какой у Вас?
— У меня вопрос к нему. А он встретил утром директора?
— Мне вопрос понятен, отвечаю значит так. Я заходил в спортзал со стороны двора все время. С наружных дверей, с обще школьного входа у меня ключей не было. У меня ключи были только от входа со стороны коридора.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Не надо, конкретно ответьте на вопрос, Вы директора встречали?
— Нет.
— Второй вопрос. Он утверждает, что он был возле котельной. Неужели мы в Беслане не знаем друг друга…
— Вопрос задайте.
— Я вопрос задаю, чтоб он понял. Что, вот котельная стоит, и когда машина ГАЗ-66 стоит и боевики начали выскакивать, он не видел, сколько их было?
— Я не то, что не видел, сколько их было, я вообще ни одного не видел. Потому что передо мной вся школьная линейка стояла. Когда я пришел в школу, это было где-то без 20 9. Я там никаких не…
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Аликов, рассуждать не надо. Задайте вопрос и все.
— Еще вопрос. В спортзале в трех местах наломали углы. Когда их ломали?
— Про другие я не скажу, потому что я знаю про какие Вы говорите. То, что вот с той стороны, это вполне возможно, что от каких-то взрывов. А они при мне ломали только одну, которая рядом с нашей раздевалкой. Насколько я знаю, они там долбили, чтобы посмотреть, есть под спортзалом подвал или нет.
— Еще один вопрос.
— Он говорит, что он с Кулаевым сидел вот под этим. В каком это месте было?
— Значит, при входе на кухню с правой стороны между двумя окнами. А он сидел напротив.
— Пак. У меня 2 вопроса. Первый вопрос: 25 или 28 августа, я точно не знаю, был педсовет. На этом педсовете, как там голосовали я не знаю, решили провести линейку, вопреки решению районо, линейку перенести на 9 часов. Вы были на этом педсовете?
— Я был на этом педсовете. Я не директор школы. Но этот вопрос решали на педсовете, и, насколько я знаю, с той точки зрения, что жара бывает, и там негде спрятаться. Я говорю о том, что я знаю.
— Решение принимала директор школы?
— Решение принимал педсовет.
— Вопреки районо.
— Я не знаю вопреки или как.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Давайте не будем комментировать. Вопреки, не вопреки.
— Второй вопрос, вот в школе, в спортзале, исходя из того, что в школе был теракт, и учителя были рядом. И у учителя есть тоже как у врача чувство долга. Вот Вы лично, как учитель, как педагог, детям помогали там хотя бы одну группу детей вывести, воду дать, которые были без родителей.
— Вы наверное думаете, что они назначали всех, кому в голову сбрело. Они назначили 1-2, и больше никого. Боевики сказали: «Вот вы, и вы.» Одна была по-моему Азиева, а другая, врач, я ее фамилию не помню. Мамитова, да. Вот они выводили. А другим …
— Откуда Вы поняли, что их назначают? Я спрашиваю, Вы выводили?
— Я не знаю, что Вы хотите от меня услышать.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Правду хотят. Только правду, все хотят только правду. Больше ни от кого никто ничего не требует. Поэтому Вам вопрос. Задавайте, пожалуйста, вопросы конкретно.
— Сидакова. Утверждают, что когда вас вывели из спортзала после взрыва, Вы были в актовом зале. Вы можете сказать, в каком состоянии находилась сцена?
— В актовом зале сцена, я, например, видел, что вот так сцена, а вот здесь пол. И примерно вот такой ширины 3 доски, их не было. Примерно вот, ну как это объяснить. Я сам был в таком состоянии, что. Про эти доски я могу сказать наверняка, что их там не было.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Еще есть вопросы?
— Нет.
— Подсудимый?
Голоса из зала:
— Я хочу задать вопрос. Были ли мужчины, которых не выводили из зала.
— Если Вы не знаете, то ни один я, мужчина спасся.
— Мне просто интересно, почему Вас не выводили. Вы же тоже мужчина, и сидели возле дорожки.
— Они не могли меня не заметить. Я несколько раз вставал.
— Но вот это мне интересно, почему Вас не выводили.
— Ну, это уже у них спросить надо. По Вашему, я должен был написать заявление, с просьбой расстрелять меня? Как я могу ответить на этот вопрос?
— Вот он говорит, что Кулаев сел между ними.
— Да не между. Он напротив сидел. Вот то. Что я знаю.
— Кулаев, вы можете подтвердить вот это. Вы можете вспомнить?
Нурпаша Кулаев:
— Я же сказал, я ему рассказал как в Беслан нас привезли. Он мне ответил. У меня еще какой-то знакомый был в Чечне. Минут 15 я с ним разговаривал. Потом он сказал, что на выходе тоже есть люди, возле окна. Помнишь, когда я сказал, что когда я выйду, меня застрелят?
Потерпевший:
— Я могу сказать одно. Боевики видели, что ты среди нас сидел. Так?
— Да.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— У Вас будет возможность задать ему вопрос.
— Хорошо.
— Кулаев, у Вас есть вопросы к потерпевшему?
Нурпаша Кулаев:
— Да. Скажи, когда я с вами сидел, помнишь как я рассказал тебе, как нас привезли, из дома забрали? Я тебе объяснил. Я не смог нормально конечно по-русски объяснить. Помнишь?
Потерпевший:
— Он сказал это тоже. Что его заставили, он не хотел ехать. Ну, а как было, все у меня в голове не может сохраниться. Все твои слова.
— Ну, я тебе говорил, когда они начали танками стрелять. Помнишь, я сказал, они сейчас первый, второй этаж расстреляют. И потом начнут сюда стрелять. Поэтому, кто может из вас, пусть выпрыгнет сейчас. А потом ты мне сказал: «Ты выпрыгни, и скажи, что здесь дети.» А потом, когда из танков стреляли, когда ты говорил, что взрывы на втором этаже, решетка выпала. Пацана одного, ребенка, боевик застрелил. И ты мне сказал: «Выпрыгни.» Я выпрыгнул.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— У Вас какой вопрос, Кулаев?
— У меня вопрос, помнит он это или нет?
Потерпевший:
— Он сидел, я уже сказал, где он сидел. Если Вы думаете, что я мог зафиксировать в памяти все ваши слова. Во-первых, у меня не магнитофон в голове. А во-вторых, я был в таком состоянии, что все слова я не мог запомнить. Разговор произошел такой. Он говорит: «Меня заставили, я не хотел, туда-сюда.» То, что говорил он, это было.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Есть вопросы?
— Нет.
— У адвоката?
Адвокат Плиев:
— Есть. Из всех находящихся в столовой людей выбрался первым Кулаев?
— Нет, первой была Албегова Сима. Он был после нее.
Таймураз Чеджемов:
— Можно вопрос? Пожалуйста, уточните, во что был одет Кулаев?
— Но он не был в камуфляжной форме.
— Он раздетый был?
— Он был одет в майку, брюки.
— Кулаев, он правду говорит?
Нурпаша Кулаев:
— Да, на мне не было камуфляжной формы.
— Это третьего числа было?
— Да.
— Кулаев, почему вы не переоделись второго или первого? У Вас что, возможности не было?
— У меня формы вообще не было. У многих не было. Меня из дома забрали, поэтому я был в том, в чем был дома. Больше я ничего не знаю.
— Вы хотите сказать, что вы не были в камуфляже
— Когда я приехал…
Потерпевший:
— Кого я видел там. Все были в камуфляже. А когда я его увидел, он не был в камуфляже.
Таймураз Чеджемов:
— А Вы допускаете мысль о том, что один мог быть ни в камуфляже?
— Я то всех не видел.
— Почему вы не переоделись второго или первого?
Нурпаша Кулаев:
— В военную форму? У меня переодеть ничего не было. У нас там Ислам Шепиханов не был в военной форме. Я знаю 4, у нас не было вообще военный формы.
— Вы в зале переодевались?
— Я в зале всего 2 раза был.
— Тогда в школе Вы переодевались?
— Не переодевался, что я буду переодевать.
— То есть, вы приехали в Беслан без камуфляжной формы?
— Да.
— А еще кто был без формы?
— Ислам Шепиханов, мой брат, и несколько ингушей там тоже были без формы.
— Сколько их было? И сколько было в форме?
— Я точно сказать не могу, думаю человек 10.
— А точнее Вас кто это может знать?
— Формы у них не было. Черная форма у них была.
— Черная какая форма?
— Черная, ну я не знаю. Спортивная наверное, из другого материала.
— Нет вопросов.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Цаголов, скажите, вспомните еще раз всю картину 3 сентября. Ваше общение с подсудимым. И вспомните было у него оружие или нет.
— Когда я его увидел, он был без оружия.
— Кто еще с ним был? Он был один?
— Он один был.
— Скажите, среди боевиков, которые были в зале, Вы видели безрукого боевика?
— Нет, я не видел. Я вообще не видел такого.
— Присаживайтесь. Я извиняюсь, у Вас есть вопросы к подсудимому?
— Нет. Хотя один вопрос есть. Что послужило причиной тому, что они столько горя причинили нам? Так по зверски даже волки в лесу не поступают. Что подвигло?
Нурпаша Кулаев:
— Я не знаю. Нам даже не сказали, воду не пейте, я не знаю, почему они это сделали. Нас из дома забрали. Первый раз я такое видел в жизни. Брат одного из них знал, но его не было в школе.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Присаживайтесь. Арчинов. Имя, отчество.
— Борис Николаевич.
— Число, месяц, год рождения.
— 7 июля 1954 года. Беслан, Коминтерна, 88.
— Место работы.
— Временно не работаю.
— Борис Николаевич, Вы предупреждаетесь об ответственности за дачу ложных показаний и за отказ от дачи показаний. Пожалуйста, распишитесь у секретаря. Пожалуйста.
Заместитель генерального прокурора России на Северном Кавказе Николай Шепель:
— Начните с того, видели ли Вы ранее Кулаева и при каких обстоятельствах?
— В спортзале я его видел.
— Вы сами были в заложниках?
— Да, нас 6 человек было. Моя семья. Трое погибли.
— При каких обстоятельствах Вы туда попали, и дальнейшие события опишите пожалуйста.
— 1 сентября младшему 7 лет было, он шел в первый класс. С ним пошли мы, шестеро из нашей семьи. Утром мы все собирались, и супруга говорит: «Быстрее, быстрее. Чтобы в 9 часов там были.» Кто-то ей позвонил и сказал, чтобы рано к 9 часам были там, даже раньше. Я даже не помню, кто ей позвонил. Быстро, за час до выезда ворота открыла, мол быстрее, быстрее давайте. Я говорю: «Куда спешишь? Что, школу унесут что ли? Каждый год в 10 часов нужно было, - говорю, - а теперь, что к 9.» И она до того спешила. Соответственно поехали…
— Кроме супруги, кто еще с Вами был?
— Супруга, 2 сына, дочка, внучка.
— Все они учащиеся?
— Мы из-за маленького приехали. Дочка замужем. Она тоже пошла.
— Коротко, имя и год рождения всех членов семьи.
— Я был, жена была, 2 сына, один в 7 классе, другой вот в первый класс пошел, дочка замужем в городе, и она приехала, и внучка. И выехали на машине, я как раз по Коминтерна живу, где школа находится. Объехал переезд, и как раз подъехал к воротам, со стороны железной дороги. Поставил свой «Москвич» и стою. Это в 9 часов, мы даже раньше приехали. Они зашли, а я не зашел, я сидел в машине. Где-то после 10 минут десятого возле меня остановилась машина ГАЗ-66. Прям напротив моей машины. Оттуда выскочили боевики. Мое стекло было затемненное, и они меня не видели. Но когда они выскочили, и главарь побежал вперед, то спереди он меня увидел. Сразу на меня очередь дал. Мне ничего не было. Этот что-то крикнул этому, заднему. И эти уже бегут в школу. Их было человек 10-11. Забегают в школу, и он что-то крикнул заднему. Я не понял что, не по-русски. Он заднюю дверь открыл, меня выбросил и загнал в школу. Там уже загоняли детей. Меня тоже с входа загнали. А детей с окон, разбивали окна и забрасывали. За мной боевики и внутри тоже боевики были. Нас уже встречали. Мы зашли, это увидеть, это страшное дело. Дети, кто без родителей, да хотя бы и с родителями. Но стреляют, стрельба, загоняют, крик, шум, это страшно перенести детям. Один туда бежит, другой туда бежит, не знает, что делать. Большинство без родителей были. И так они кричали, до сих пор мне плохо, как это вспомню, от этого ужаса. Загнали нас, сразу в спортзал не загоняли, сначала в коридор. Сначала в один этот, с правой стороны как заходишь в школу, класс нас загнали. И там были еще люди. В спортивных с дубинками. В черной форме. Я думаю, кто они такие? Потом, через некоторое время нас начали загонять в спортзал. Загнали в спортзал и посадили. Стреляли в воздух, и посадили на землю. Рассадили. Немножко время прошло, сидим спокойно. Нас начали подымать. Ходов был, который с одной рукой, я его потом в газете узнал, что он Ходов. Раньше я его не знал. Выводили нас в классы, двери ломать и парты на окна ставить. Вот так ставили на окна парты. Потом поставим, и опять назад заводили. Посидим, других выводили, потом опять нас. Другие классы заставлять партами окна. И так несколько раз. Когда загоняли в спортзал, прошло уже часа 2-3, может даже больше, 4, и бомбы начали ставить. Боевик что-то крикнул директору: «Ключи, - говорит, - давай.» Какие ключи, я не знаю. Ему ключи дали. И после этого бомбы появились, и начали развешивать.
— Через какое время начали развешивать бомбы?
— Через 2-3 часа, спокойно сидели, а они начали развешивать бомбы.
— Кто конкретно развешивал?
— Маленький такой ростом боевик.
— Где их развесили?
— В спортзале. От одного кольца до другого. Потом по полу с левой стороны, с правой стороны.
— Какой они были формы?
— Круглые. Их много было.
— Кустарного изготовления?
— Самодельные.
— По количеству примерно сколько было?
— Много. Потому что вот так через каждые можно сказать 3 метра вот так.
— И из тех, кого выводили с Вами, кого-нибудь убили, и все ли они вернулись?
— Нас выводили, одних уводили на второй этаж, а других на первый этаж. Нас лично, как-то мне попадалось, что на первый этаж выводили, а потом опять заводили.
— Ну, давайте пока расскажите события, а потом…
— А других уводили на второй этаж. И когда нас приводили, я сижу, смотрю. И всех приводили опять. 5-6 уведут, опять мало приводят. Вот так уже не все возвращались. А потом вышел, опять вывели нас, и вот при выходе со спортзала в коридор, вот там сзади, прям возле этого, вот такая куча была эти, трубы. Вот как гранатометы, откуда они появились. Вот раньше не было, когда загоняли. Мы на них сидели. Нас выводили, и один раз руки вот так заставляли делать и сидели в ряд в коридоре возле спортзала. И там тоже сидели на них. Что там было, какие-то трубы, гранатометы, вот «Шмель» видимо, вот такие военные. Откуда они появились, я не знаю.
— Дальше сами там, последовательно расскажите.
— А потом Ходов выводил опять нас, и даже предупреждал: «Смотрите, если убежите или что, то застрелю. Так что, - говорит, - ставьте на окна парты.» И первый день воду не давали вообще пить, дети голодали, пить хотели. Хоть окна выбили, и хоть воздух был, а то вообще душно было. Воду вообще не давали. Первый день дали, и то ведра, и майки, рубашку мочили и вот этим губы вытирали. А так воду не давали, и не всем доставалось. Это доставалось тем, кто в основном спереди сидят, а вот кто к стенке, им даже не доставалось. Первый день вот так. На второй день уже Аушев приехал, зашел.
— Вы Аушева видели?
— Видел. Зашел в какой-то этой был, капюшон, бронь видимо и плащ какой-то длинный. И что-то поговорил, и после него уже хуже стало. Уже жесткие стали. До этого еще так, более менее еще ничего, а после этого уже жестко стало. Вечером вообще уже детей не щадили, никого. И меня тоже вывели второй день вечером, втроем нас вывели. Вот я не помню, кто он был. И я вот так боком стоял и автоматом вот так в сердце выстрелил он мне, и в руку попало. Он думал в сердце, и так кровь хлынула. Он думал, кровь пойдет, и подохнет. И загнал меня в спортзал. Вот так кровь идет. Все равно мол, подохнет, он думал сердце задел.
— Это в какой день было?
— На второй день вечером. И загнал меня в спортзал, там места уже не было. Как выходишь, уже дети садились, и уже места не был. Где-то я сел. Соответственно кровь потерял, и как-то не помню, одна женщина мне руку подняла, чтобы вся кровь не вышла. И вот тогда уже страшно было вечером. Детей не щадили, выводили, стреляли детей.
— Конкретно, кто там стрелял в детей?
— Боевики.
— Вы сами это видели? В зале или выводили их?
— Нет, выводили. Но когда меня тоже выводили, я выходил и вот так посмотрел.
— Поподробнее вот эти моменты. Кто конкретно, где это происходило? Что вы видели, вот это расскажите. Вы, после того, как Вас ранили, нормально себя чувствовали?
— Ну, немножко я полежал, но быстро в себя пришел.
— В третий день что происходило?
— В третий день уже начали как-то. Вот тут проход был с левой стороны, когда со школы зайдешь в спортзал. И там под стенкой сидели и почему-то их убрали, вперед посадили, людей. Где вот большая бомба была, туда посадили. А здесь проход увеличили. Почему увеличили, не знаю. И мне так показалось, что перед взрывом уже боевиков мало было в спортзале.
— А куда они делись? Какая-либо команда поступала?
— мы уже думали, как-то отпустят. Мало уже боевиков. Я думаю, может уже что-то разговаривают. Мы надеялись, вот отпустят. И потом взрыв произошел. И тогда уже не видно было ничего. Один взрыв, другой взрыв.
— Вы видели, от чего произошел первый взрыв, что взорвалось?
— Вот самая большая бомба. Это было с правой стороны, где моя семья сидела. Вот как в спортзал зайдешь со школы, с правой стороны, вот там семья сидела. Они вот там сидели, по над стенкой, и вот всех вывели сюда. И когда взрыв был, уже там это не возможно было, все по частям было. И второй взрыв тоже. И в одно время еще мой маленький сын выскочил и говорит: «Забери меня, забери меня!» это до было. И я думаю, нас все равно стрелять будут, мужчин, и я говорю, может, женщин с детьми выпустят. И как лучше, послал его опять к матери. И их взорвало тогда.
— Из членов Вашей семьи кто пострадал?
— Трое погибли.
— Кто?
— Жена и два сына.
— Как вас освободили. Как вы вышли из зала?
— Как взрыв начались, тогда начали люди уже разбегаться. И вот в сторону двора, вот там дети были. И я еще кричу: «Быстрее, быстрее, быстрее!» Там с Батакоюрта была Клара Сидакова, вот она еще. И там пыль пока, боевики еще не видят ничего. И вот по горячему, я им помогаю, детям бежать. Там как-то окно выбил, и как раз проход был. И вот эта Клара, и она бежит. И я детей вот выкидываю с этого маленького заборчика. И побежали. И тоже вот тогда выбежал.
— Так, вернемся к 1 сентябрю. Вот когда подъехала автомашина ГАЗ-66, сколько они стояли?
— Нет, она там не стояла, она стояла выше.
— Когда вы подъехали к школе со стороны железной дороги.
— Там никого не было. Я к 9 подъехал. К 9 никого не было. А где-то минут 10-15, вот тогда она подъехала. И резко выскочили.
— Вот по вашему мнению. Все таки на первоначальном этапе Вы боевиков видели. И сколько их было?
— Человек 10-11, вот так. Не больше.
— Опишите, во что они были одеты, какое было оружие?
— С кабины высадили во такого бородатого, волосатого. И бородатый и волосатый, вот такие длинные волосы. И спокойно его высадили, и он пошел. А остальные выскочили как бешенные. Вот с кабины вышли вот такие. Эти были в черных вещах, один в черном. Халат и черный. А остальные в камуфляже, кто в кузове был. Человек 10-12, не больше.
— Оружие какое?
— Автоматы, пистолеты, вот здесь обвешан, гранаты. Это я уже внутри видел. А так на них автоматы были.
— Женщин тоже видели, да?
— Женщин внутри видел. 2 женщин. Но они мало побыли. Час, и куда-то они пропали.
— Что Вам известно о требованиях, которые были у боевиков?
— Ну, вот вывод войск сказали. Потом еще вроде бы какие-то требования были, вот я точно не помню.
— От чего произошел первый взрыв, Вы можете нам уточнить. Что послужило причиной взрыва?
— Вот я не знаю. Какой-то хлопок был. Или кто-то выстрелил, или даже не могу сказать.
— Вы обратили внимание на брата Кулаева? У него не было правой руки.
— Ходова видел, вот руку вот так держал, а вот этого безрукого я не видел. Нас только выводили в классы, парты. Внучке даже не поставили степень тяжести. Она тоже внутри была, внучка нас 6 человек было. Вот трое погибло. Вот я вышел, дочь с внучкой. У внучки даже степени нет. А она пугается, ночью не спит. Не знаю даже, к кому обратиться. К кому только не обращались, и ничего не получается. Не можем ничего. Всем сделали, кроме нее. Вот Кокаева, она должна была рассказать.
Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:
— Следствие идет. Вы вправе заявление подать, обратиться к следователю.
— Никто ей не может помочь.
Заместитель генерального прокурора России на Северном Кавказе Николай Шепель:
— Завтра будьте здесь, и мы решим вопрос.
Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:
— Я Вам такой вопрос хочу задать. Скажите, вот Вы говорили, что с дубинками были, когда вас загоняли. А сколько их было, вот в черной форме?
— Это поначалу, в первый день. Где-то человека 3-4.
— Кроме дубинок, у них было оружие?
— На второй день я их уже не видел. Все с автоматами были. В первый день нет. А во второй день у всех автоматы были.
— Скажите пожалуйста, вы не заметили, боевики там переодевались? В первый или во второй день.
— Нет. Не видел.
— Вы пояснили, что после того, как Аушев посетил заложников, то жестко себя стали вести боевики. Вы говорите, не щадили детей. В чем это проявилось?
— Одна женщина зашла, и сына убили, и убитого сына она на руках занесла.
— А убили за что сына?
— Я не знаю.
— Это там прям в спортзале случилось?
— Нет. Вывели, и оттуда.
— Сын, это кто-то из школьников?
— Да.
— Вот которых выводили?
— Нет. Это на второй день вечером было. Повели ребенка, и мать тоже видимо с ним пошла. И мальчика убили, и она его вынесла на руках.- Скажите, вы говорите, что перед взрывом в спортивном зале было мало боевиков.
— Да.
— Кто-либо из тех боевиков, которые находились в спортивном зале, от взрыва пострадал?
— По-моему, никто. Потому что никого не было.
— Вот заявляя об этом, что их мало осталось, Вы что имели ввиду?
— Я не знаю, куда они делись? Совещаться ушли, или что, откуда я знал? Потом взрыв. Они вышли, и взрыв.
— Вот там, где прогремел взрыв, боевики были?
— Не было. Нет. Первый раз взрыв был, как зайдешь в школу с правой стороны, вот там. Самая большая бомба там была. Вот такая вот, здоровая. Вот она взорвалась.
— Как Вы думаете, те боевики, которых они оставили в спортзале, они могли знать, что произойдет взрыв, и они подальше находились?
— А почему они тогда ушли. Почему ни один боевик там не был.
— Но Вы видели, что там сидел боевик, который контролировал кнопку.
— Его видел.
— Этот боевик там оставался?
— Нет, по-моему нет.
— Скажите, а кто-либо из заложников пытался разъединить провода, что-либо Вам известно?
— Нет, ничего. Кониди, вроде бы говорили.
— Кониди или Михайлов?
— Кониди, по-моему.
— Вы видели Кулаева там в действии?
— В спортзале видел.
— Что он делал?
— Стоял с автоматом.
— Как он был одет?
— В камуфляже.
— А вот в гражданской форме Вы его видели?
— Нет. Это в первый день, во второй день уже все в камуфляже были или в черном.
— Вы знаете, что такое разгрузка?
— Знаю.
— Такие жилеты были на боевиках?
— Были.
— На Кулаеве был?
— Был по-моему.
— Скажите, какое оружие было у него?
— Автомат.
— А кроме автомата, гранаты видели?
— Нет. Гранаты у высокого я видел. Один такой, весь вот так, гранаты, автомат, пистолет и нож. Все до зубов были вооружены. И когда нас загоняли, тогда час загоняли, и никого не было. Спокойно, что они хотели, то и делали.
— Я не имею вопросов.
Заместитель генерального прокурора России на Северном Кавказе Николай Шепель:
— Вы говорите, оружие было складировано, гранатометы. Вы разбираетесь, Вы служили в армии?
— Да, служил.
— говорите и «Шмели» были.
— Но точно не определил. Гранатомет знаю, а вот эти трубы, не определишь. Вот их не было, а потом они появились.
— Вы видели, они применяли их?
— Вот это, наверное, но я не видел. Я в спортзале сидел, и не видел. Наверное применялись, потому что ни минуты без стрельбы не было.
— Вы говорите, сидели спокойно. Вы слышали показания, и во дворе стреляли. Поверх голов стреляли.
— Стреляли.
— Что тогда имели ввиду, что сидели спокойно?
— Мы сидели спокойно. Это когда загнали, когда они вешали эти. В воздух стреляли из автоматов, мол, спокойно сидели. Они навешивали эти бомбы. А так, на улице, конечно стреляли. И над головами вот так.
— Вы говорите, что как Вы ушли со школы, со спортзала?
— Ну, взрывы тогда начались. Я еще детям тогда помог. Вот Сидакова, она в курсе дела, она знает. Нас на одной скорой повезли. И вот тогда я оттуда детей выбрасывал, сколько мог, столько. А потом уже не мог сам.
— На пути взрыва ниша образовалась, Вы далеко были от этой ниши?
— Какая ниша?
— Там как бы прорвало стену.
— А. Вот как в спортзал зайдешь, с левой стороны, да? Вот там я был. Вот оттуда я детей выбрасывал.
— Скажите, стреляли из тяжелого оружия? Танки, гранатометы?
— На улице?
— С улицы.
— Взрывы были, но не определишь как и что. Потому что уже перепонки лопнули, и уже не определишь. Минуты там без стрельбы не было.
— Сами вы не видели, из чего стреляли, да?
— Нет. Я же внутри был. Если бы на улице был, я бы видел.
— А пожар внутри когда начался? В какой части спортзала?
— Пожар, по-моему спереди.
— Когда вы выпрыгнули пожара еще не было?
— Уже дым был.
— Крыша еще не рухнула?
— Спереди немножко рухнула. Вот где большая бомба взорвалась, вот там.
— А вся крыша?
— Вся еще нет. Спереди начала уже гореть.
— Я хочу по времени просто. Здесь время тяжело запомнить. Когда загорелась, когда обвал крыши произошел?
— Обвал уже начался вот тогда.
— По времени не скажите?
— Я не помню.
— Вы какие повреждения получили?
— Перепонка, ранен. Автоматом, меня вывели, и выстрелили.
— Контузия была, да?
— Да.
— Когда спаслись, Вы больше в школу не возвращались, и не знаете, как там дальше было.
— Нет. Я сам плохой был. Скорая потом в город увезла.
— А когда Вы уже родных забрали из мора, похоронить?
— Это 4.
— Нет вопросов.
Таймураз Чеджемов:
— Скажите пожалуйста, а как вы восприняли этот факт. Того, что Вас загнали в школу в камуфляжной форме. Как вы оценили это? Что вы подумали?
— Я сразу понял. Когда машина подъехала, я думал, охрана. А потом, когда они в мою машину выстрелили, прям в меня, вот тогда я подумал, это что-то не то. Тогда уже видно было.
— Какой Вы вывод сделали?
— Что захватили.
— Кто?
— Бандиты.
— Вы осознавали все эти дни, что это бандиты, террористы, да?
— Да.
— А Вы не подумали, что террористы всегда выдвигают требования. Вы не подумали о том, какие же у них требования?
— Они говорили же требования свои.
— Кто они?
— Боевики.
— Конкретно не помните, кто там был?
— Полковник.
— И что он говорил?
— Ну, вывод войск. Еще что-то он говорил, я не помню.
— Вас же волновал наверное вопрос о том, что раз захватывают, раз выставляют какие-то требования, то отношение к этим требованием связано с возможностью сохранения Вам тоже жизни.
— Ну, Рошаля там, Зязикова по-моему, нашего.
— Они требовали вывода войск из Чечни. Упоминалась фамилия Рошаля и Зязикова, а еще кого, не помните?
— Нашего президента.
— Кто Ваш президент?
— Дзасохов.
— Еще что? Зачем их фамилии упоминались?
— Рошаль говорит, нас обманул. Так говорили. В Москве, вот в Норд-Осте.
— А для чего нужен им был Зязиков, Дзасохов. Переговоров просили, или чего?
— Переговоры наверное. Я не знаю.
— Но то, что у них были условия и требования, Вы это утверждаете.
— Да.
— Вывод войск и упоминали фамилии Дзасохова, Зязикова и Рошаля.
— Да.
— К Кулаеву у меня вопрос. Кулаев, правду говорит потерпевший?
Нурпаша Кулаев:
— Да. Говорили, вывод войск из Чечни, переговоры с боевиками. Вывод они не говорили, просто с горных районов на равнины вывести войска. Начать переговоры.
— Он правду все сказал?
— За требования, он сказал правду. То, что он в спортзале меня видел, это не правда. Потому что, там мне кассету даже показывали, боевик прямо на этой кнопке лежал. Второй рядом лежал, один еще, 4 человека. На кассете показывали, опознание когда.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Есть вопросы к Арчинову?
— Кудзаева, потерпевшая. Арчинов, Вы сказали, что когда подъехала ГАЗ-66, она не стояла? Сразу террористы выбежали и в школу забежали?
— Остановился конечно. Они выскочили.
— Сколько он стоял?
— Минут 5, пока не выскочили. И она развернулась сразу.
— Развернулась, и куда она делась?
— Наверх поехал.
— Когда Кулаев давал показания, он сказал, что машина стояла минут 15-20. Как объяснить это обстоятельство?
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Кудзаева, какой вопрос у Вас?
— вопрос такой. Сколько времени она там стояла. Он говорит 5 минут, а Кулаев в своих показаниях говорит 20 минут.
Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:
— У каждого свое наблюдение.
— Я тоже хочу делать какие-то выводы, потому задаю интересующие меня вопросы. Я тоже не просто сюда пришла.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Он сказал, 5 минут. Он виноват, что ли, что у Кулаева это было 20 минут.
— Хорошо. Один раз Вы сказали, сколько человек выпрыгнули из машины?
— Человек 10-11. Ну, 12, не больше.
— И среди них были женщины? Женщин могли заметить?
— Не мог, потому что все в черном были, в масках.
— Вы не заметили, они с автоматами выпрыгивали или может ящики какие-то вынесли?
— Нет, ящиков никаких не было, автоматы.
— Когда вы в спортзале сидели, Вы в каком месте сидели?
— В разных местах. Нас выводили работать, и когда заводили, уже место занимали мое. Я другое место искал.
— Вы по коридору ходили?
— Выводили нас, да.
— Когда Вас выводили, ящики Вы видели?
— Нет. Вот это оружие, гранатометы, вот это я видел. На полу.
— Это в первый день?
— Да.
— А во второй? Когда выводили вас, вы не заметили ящиков?
— Нет.
— Кулаев, скажите, вот он утверждает, что 11 человек выпрыгнули из машины. Куда другие террористы делись? Вы как выпрыгивали, по частям?
Нурпаша Кулаев:
— Там все террористы. Там кроме 4-5 человек, все они сразу из кузова выпрыгнули и сразу на школу выбежали.
— Сколько женщин было среди вас?
— 2.
— Мне интересно просто, заметили 4 женщины, а в кузове сидели только 2 женщины. Вы точно утверждаете это. Мне надо вот это знать. Потому что я потом буду против Вас показания давать, чтоб я знала. 4 женщины было или 2?
— Я давал показания с первого дня, с нами только 2 женщины было. Я не видел больше.
— Аликов. Ты утверждаешь, что ты через переезд приехал в школу, да?
— Да.
— Скажи пожалуйста, возле тебя остановилась машина или выше?
— Выше она стояла. Раньше. Я объехал, она там была. А я к школе подъехал, и тогда она через 15 минут, и возле школы, возле меня остановилась.
— И второй вопрос. Тебе кто-нибудь, вот в первый день, когда ты давал показания следователю, вот эти показания давал или сейчас ты даешь? Тебе угрожал кто-нибудь?
— Никто.
— А говорил, что-нибудь. Ты боишься кого-нибудь?
— Что мне еще бояться.
Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:
— Что он к совести его призывает, вопрос пусть задает.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Аликов, если у Вас нет вопросов, об этом потом спросите его, вне судебного заседания.
— Я хочу, чтобы он при вас, уважаемые судьи, сказал, угрожали ему или нет.
Пострадавший:
— Нет. Что мне еще терять? Что мне еще угрожать, семьи-то у меня нет.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Каждый раз, когда допрашивается новый потерпевший, он дает присягу за дачу заведомо ложных показаний. Вы считаете, что он неправду говорит. Сидакова.
— Ответьте пожалуйста, на такой вопрос. В твоих показаниях ты упоминаешь, что террористы стали просить какие-то ключи у директрисы. После того, как директор передала ключи, именно после этого начали минировать. То есть, после этого появилось то, что развешивали, провода, взрывчатка.
— Я так думаю, да.
— Ты так думаешь, но не знаешь, да?
— Да.
Таймураз Чеджемов:
— Можно вопрос?
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Я вам потом дам возможность задать вопрос.
— Скажите, находясь в зале все эти дни, Вы какого развития событий ожидали? Надеялись на кого-либо?
— Я думал, может отпустят. Я думал может их уговорят, договорятся как-нибудь.
— а с кем договорятся?
— С нашими.
— О чем договорятся?
— Чтобы отпустили.
— То есть, Вы надеялись на переговоры?
— Мы надеялись что может хоть детей отпустят. За себя уже не думали.
— Но первого, второго были заметны какие-нибудь действия, напоминавшие переговоры?
— первого, да. Но на второй, третий день уже плохо было. Но перед взрывом в зале было уже мало боевиков. И я думал, может они на переговоры ушли.
— А первые два дня у Вас не было ощущения, что идут переговоры?
— Нет, не было. Было такое впечатление, как будто мы никому не нужны. И как будто мы на краю света. Вот так было.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— У подсудимого есть вопросы?
— Нет.
— У адвоката
Адвокат Плиев:
— Есть. Скажите пожалуйста, Вы сколько раз видели Кулаева в спортзале?
— 1 раз.
— Это на какой день было?
— Второй день, по-моему.
— Расскажите о действиях Кулаева, когда Вы его видели.
— Ну, он следил за порядком. С автоматом стоял.
— На момент взрыва с кем находился Кулаев, с боевиками?
— Среди них.
— Нет вопросов больше.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Арчинов, давайте вернемся вновь к тому моменту, когда вы подъехали к школе с какой стороны Вы остановились?
— Со стороны рельсов.
— Эту машину ГАЗ-66 Вы видели?
— Видел.
— Когда подъезжали?
— Когда подъезжал, там стояла такая машина. Я проехал без внимания.
— Вы мимо нее проехали?
— Да. Проехал до школы. Остановился. И потом 66 возле меня остановилась.
— Прям возле Вас.
— Да.
— Она возле школы стояла, или она подъехала изнутри школы.
— Не изнутри, а сверху она подъехала. Люди выскочили, она быстро развернулась и ушла назад.
— Откуда она могла подъехать, как вам кажется? По Вашему, она была уже в школе или нет?
— Она сверху подъехала.
— Сверху откуда?
— Со стороны переезда.
— «Семерка» белая подъезжала. Еще какой-нибудь вид транспорта там был?
— Там машин много было. В том числе родителей. И я не заметил.
— Кого высадили из кабины 66?
— Волосатый такой.
— Это руководитель, Полковник?
— Полковник тоже там был. Но у полковника борода была, а этот волосатый был.
— То есть, это был не Полковник?
— Нет. Он с этого по-моему выскочил, с 66, с кабины. То есть с кузова.
— А кто в Вас стрелял?
— Главарь, Полковник. Он задним что-то крикнул.
— С какого расстояния он в Вас стрелял?
— Где-то полтора метра, может метр.
— Куда пули попали?
— В крыло, дверь.
— Вы как думаете, он Вас убить хотел или попугать?
— Если бы ранил, тогда бы они добили меня. Но он заднему что-то крикнул. И тогда он меня выкинул и забрал с собой.
— Вы всех видели, кто выпрыгнул из машины?
— Да.
— То есть, вот кроме тех, кто Вас в школу сопроводили, больше там никого не было?
— Нет. Нас там встречали. В машине никого не было.
— А как боевики оказались внутри школы?
— Не знаю.
— А где Вы их видели? Где были первые боевики, которых Вы видели в школе?
— В коридоре.
— Скажите, когда боевики выпрыгивали из машины, что у них было в руках?
— Автоматы.
— Еще какое оружие?
— Противогазы.
— Были у них рюкзаки какие-то или ящики?
— Ящиков не было.
— Рюкзаков тоже не было?
— Не помню. По-моему, не было.
— Вы в столовой находились?
— Нет.
— Вы сказали, что Кулаев был в камуфляжной форме. Он был в маске?
— Первый день …
— Про Кулаева конкретно говорите.
— Он был без маски.
— Кулаев, вы с какой стороны подъехали к школе?
Нурпаша Кулаев:
— Когда мы из машины выпрыгивали, то рельсы были, но с какой стороны, я не знаю.
— Кулаев, говорите внятно. Когда вы подъехали к школе, сколько раз вы останавливались?
— Только один раз машина остановилась. Минут 20 мы постояли, потом из кузова двое выпрыгнули, и нам сказали: «Прыгайте.» Когда мы выпрыгнули, там уже стрельба была. И мы побежали.
— Кулаев, возле школы вы все выпрыгнули?
— Да.
— Но Вы слышали показания потерпевшего, что там было всего 10-15 человек.
— Там всего 32 человека в машине были.
Потерпевший:
— Нет, 32 не было. От силы 15. выскочили, сразу забежали.
Заместитель генерального прокурора России на Северном Кавказе Николай Шепель:
— Вот одни говорят что было более 50 человек, Кулаев говорит, что было 32. следствием опознано тоже 32. А Вы говорите, 10-12. Вы же слышите, он говорит, что все выпрыгнули и побежали в разных направлениях. Это и следствием установлено. А почему Вы видели только 10-15 человек? Это не понятно. И об этом речь.
— На первом этаже больше 30 человек было. А на втором этаже, по-моему, столько же было.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Скажите, Борис, вот вас выводили из спортзала несколько раз. Вы для себя не считали, на какой этаж Вас поднимали?
— Первый этаж.
— Вы по коридору ходили, Вы боевиков видели? Сколько примерно?
— Уже когда они на окнах сидели, то человек 20-30 внизу было. В каждом классе в эту сторону и в ту сторону, наверху тоже в классах, во двор. Там 30 только на первом этаже было. А на втором этаже?
— То есть, Вы утверждаете, что их было на первом этаже 30 человек?
— Не меньше.
Заместитель генерального прокурора России на Северном Кавказе Николай Шепель:
— Мы бы хотели узнать, почему такое огромное расхождение.
— Ну, внутри в спортзале тоже было человек 5-6. Они менялись. Потом еще в тренажерном зале тоже стояли трое, а то и 4.
— Вы на второй этаж не поднимались?
— Нет.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Вы общались с кем-нибудь из заложников, которые поднимались на второй этаж?
— Да.
— Что-нибудь они говорили?
— Особо ничего. Там разговаривать нельзя было.
— Арчинов, у Вас есть вопросы…
Голоса из зала:
— Как долго 2 сентября Кулаев находился в зале.
— Они менялись. Мало он там находился. Примерно пол часа.
— Кулаев в первых своих показаниях говорил, что они подъехали, минут 20 стояли, а потом им дали какой-то сигнал, и только тогда они подъехали к школе. Так Вы стояли, и потом подъехали к школе? Вопрос к Кулаеву.
Потерпевший:
— Машина подошла, я сидел в машине. Они выпрыгнули. Через 5 минут машина развернулась и ушла. Они не ждали ничего.
— Кулаев, в два рейса вас возили?
Нурпаша Кулаев:
— Мы когда подъехали, там стояли. Он сказал, потом подъехали. Мы выпрыгнули, нам сказали: «Выпрыгните из машины.» Мы все побежали в школу. А машина там стояла минут 20.
— Возле ворот школы стояла?
— Недалеко от школы.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Эти вопросы мы уже выяснили. Так, Арчинов, у вас есть вопросы к Кулаеву?
— Нет.
Таймураз Чеджемов:
— У меня есть вопросы к Кулаеву. Кулаев, скажите пожалуйста, в это машине ГАЗ-66 вы были в камуфляжной форме и с автоматом, как говорит потерпевший?
Нурпаша Кулаев:
— Ну, там были в камуфляжной форме. Но Вы сами посмотрите фотографии убитых. Там человек 5-6 самое большее в камуфляжной форме. Остальные все в черных формах.
— Я еще раз спрашиваю, когда вы ехали, вы ехали без остановок от границы до Беслана.
— С Сагопши когда выехали, 31 по-моему, ночевали где-то в лесу. Я не знаю это место.
— Из леса вы первого выехали?
— Да.
— Тогда уже автоматы у каждого были?
— У всех были автоматы и гранатометы на руках.
— Где они переодевались и вооружались? В дороге вся ваша группа, каждый был вооружен, я Вас правильно понимаю?
— Кроме нас троих.
— А остальные были вооружены?
— Да.
— Нет вопросов.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Присаживайтесь Арчинов. Перерыв до 15 часов.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Прошу садиться. Хаблиева. Имя, отчество.
— Ирина Ивановна.
— Место работы.
— БМК.
— Ирина Ивановна, Вы предупреждаетесь об ответственности за дачу ложных показаний и за отказ от дачи показаний, в соответствии со статьями 307, 308 УПК РФ. Пожалуйста, распишитесь у секретаря. Пожалуйста.
Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:
— Доводилось ли ранее вам встречаться с Кулаевым, отношения были?
— Нет.
— Кто из членов Вашей семьи был в заложниках в школе?
— Девочка Кристина убежала. А сын Батик там был. Он погиб.
— Расскажите о событиях 1-3 сентября 2004 года. Что Вам известно.
— Как обычно родители проводили детей в школу. Они сели в автобус и уехали в нале 10. Девочка моя забегает во двор и кричит: «Мама, мама! Террористы!» Это единственное, что она сказала. Сама вся бледная. Я ее спрашиваю: «Кристина, доченька, что случилось?» Она говорит: «Мама, я с линейки убежала, а Батик остался.» Я ей говорю: «Можешь мне объяснить, в чем дело?» Она говорит: «Там террористы. Чеченцы.» я была, золовка моя и деверь. Деверя зовут Валерик. Мы его спрашиваем: «Что случилось?» Когда девочка пришла в себя, она объяснила, что школу захватили террористы, и что Батик остался в школе, а она убежала. После этого деверь с соседом поехали в школу. Через некоторое время приезжает. Он тоже работает на БМК, и говорит: «Дети дома?» Я говорю: «Кристина дома, Батика нет.» Он на машине разворачивается и едет в школу. Естественно к школе уже никого не подпускали, школу оцепили. Эти все три дня мы провели в клубе.
— Вам известно, в какой день погиб Ваш сын?
— 3 сентября, после взрыва.
— Он где, в спортзале погиб?
— Да. Я вот потом, как выяснила, что 1-3, что были дети в заложниках, потом нам еще объявляли, что кто не нашел, пусть придут 4 сентября к Дворцу культуры, и дадут какую-то определенную информацию. Но определенной информации не было. Подошли автобусы, и нас отвезли в город для опознания своих детей в морге. Вот в морге я своего сына нашла.
— Это Вы 4 числа нашли?
— Нет. Мы поехали 5. 4 мы еще искали, как все родители, по огородам, по домам, по знакомым. Опознала я его в морге по зубам. Потому что от моего дитя больше ничего не осталось.
— Ирина Ивановна, согласно закону вы вправе требовать денежной компенсации морального вреда. Вы желаете заявить такое требование? Вам разъяснялось это требование?
— Не разъяснялось.
— Это право, требовать с виновного лица. То есть, если суд признает Кулаева виновным, Вы желаете с него получить?
— Конечно желаю, если это возможно.
— Вы определились с суммой?
— Я к этому пока не готова. Дадут эти деньги, не дадут эти деньги, дело не в этом. Просто уже 10 месяц, и человек сам себе задает вопрос, за что?
— Если суд признает Кулаева виновным в совершении преступлений, которые ему вменяется, Ваше мнение, какого наказания он достоин?
— Я к этому вопросу тоже не готова.
— Понятно. Я к ней вопросов больше не имею.
— Вот говорят, наш суд гуманный. Как на Западе. Надо сделать так, чтоб это было неповадно больше никому.
Заместитель прокурора РСО-Алания Аслан Черчесов:
— Вам что-нибудь еще известно о действиях Кулаева? Если известно, то сразу называйте источник, кто Вам это сказал.
— Говорила моя дочь. Когда они врывались в школу, линейка стояла буквой «п». Вот здесь дети, вот здесь педагоги и директора. Дочь моя отошла от этой линейки, вот сюда. И вот когда оттуда бежали, со стороны рельсов, и кричали, террористы или кто там, но люди в камуфляжной форме. Оттуда бежали еще люди и кричали детям: «Разбегайтесь!» Но там видимо такое все было, но кто стоял дальше, те слышали. Моя девочка оказалась недалеко от Кулаева. Она его узнала и сказала: «Мама, этот человек находился рядом со мной. Но когда толпа кинулась, меня кто-то схватил, и в ворота вынес. Я, - говорит, - обратно в школу, кричу, там мой брат! Но взрослые ребята меня вытолкали, какой брат, иди домой. Я раза 2 в школу возвращалась. И тогда я побежала. Прибежала домой в начале 10.»
— Она сможет дать показания?
— По-моему, нет. Дите у меня сейчас такое травмированное. У нее недавно произошел нервный срыв. Видимо, это все копилось, копилось. Все, что она смогла, она рассказала. И сказала: «Мама, я никуда не пойду.» Вы понимаете, что дети боятся.
Таймураз Чеджемов:
— Вы сами о событиях в школе ничего не можете рассказать?
— Нет, я там не была.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— У потерпевших есть вопросы?
— Нет.
— Кулаев?
— Нет.
— У адвоката?
— Нет.
— Как я Вас понял, вы прокурору сказали, что дочь ваша не придет. На следствии она допрашивалась?
— Да, допрашивалась?
— Она признана потерпевшей? Ее при Вашем участии допрашивали?
— Да.
— Но на суд прийти не сможет.
— Тогда я ее из этого транса просто не выведу.
— вы можете задать вопрос подсудимому.
— Что я могу спросить, и что он может ответить. Он просто пешка. За ним кто-то стоит, большие силы. А его оставили так, на растерзание. Нате вот.
— Присаживайтесь. Аликов. Имя, отчество.
— Виктор Хазметович.
— Год рождения.
— 20 марта, 41 года.
— Место жительства.
— Беслан, Первомайская, 164.
— Место работы.
— Директор совхоза «Бесланский».
— Виктор Хазметович, Вы предупреждаетесь об ответственности за дачу ложных показаний и за отказ от дачи показаний. Пожалуйста, распишитесь у секретаря. Пожалуйста.
Заместитель прокурора РСО-Алания Аслан Черчесов:
— Вы видели ранее Кулаева?
— Нет.
— Расскажите, кто у вас в результате теракта пострадал?
— Дочка, 72 года рождения. Учительница, там же и училась. Закончила университет, и туда же приехала работать. 9 лет там проработала.
— А об обстоятельствах гибели Вашей дочери, Вам что-нибудь известно?
— Когда пожар был, очевидцы говорят, ее ученики вышли живые все, кроме одного. И они говорят, даже в больнице мне кричали, у меня кличка Бита, и кричат: «Дядя Бита, Альбина Викторовна здесь, в больнице.» Но ее там не оказалось. Я ее нашел через 10 дней в вагоне-рефрижераторе.
— Вам что-нибудь известно, о действиях Кулаева?
— Нет. Если честно, то он мне не нужен.
— Нам он тоже не нужен.
— Если Вы меня спрашиваете, то я говорю, что до Кулаева надо разобраться почему эти боевики оказались именно в первой школе. Вы мне задавайте про это вопросы, я буду отвечать. Но мое мнение такое, почему они через 6 школ проехали и оказались в первой школе? Первая школа самая крайняя в нашем районе. Я уважаю и судью, и Вас. Просто, если я уже пришел сюда, я должен сказать свое мнение.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— У Вас будет время сказать свое мнение. А сейчас Вам будут пока вопросы задавать.
Заместитель прокурора РСО-Алания Аслан Черчесов:
— Именно по обстоятельствам теракта, вы можете сами что-нибудь пояснить?
— 1 числа на нашей улице были похороны. Я там был старшим. И зачем-то я пришел домой. Я домой захожу, Альбина выходит, где-то без 15, без 20 девять. Я ей говорю: «Альбина, мы же вчера договорились, что не пойдешь на работу. Похороним Сережку.» Она мне говорит: «Ты знаешь, что сегодня первое число?» А я даже забыл, что первое. «К 9, мы быстренько придем, я успею.» Я говорю: «Почему к девяти?» В начале десятого уже стрельба началась. На улице, вот покойнику говорят, и ребята все побежали туда. Я им кричу: «Куда вы побежали?» Они говорят: «Напали на первую школу.» Там мы вышли на дорогу, и уже машина стояла, с этой стороны, уже стреляли. Ни милиции, никого нет, все. Сразу приехали пожарные машины. Потом минут через 40, своими глазами это видел, зам начальника милиции Муртазов. Стреляли с этого тоже, как его, новый дворец культуры. Оттуда тоже уже стреляли. И я ему кричу, этому зам начальника: «Не ходи туда, обстреливают.» И вот так вот три дня ждали. Ждали что. Вот говорят, что танков не было. Не правда. Я Вам сам покажу откуда стреляли, где танки проехали. По нашей же улице, выше есть переулок, и вот по этой улице проехали, и по Первомайской повернули. Два танка. Я Беслан же знаю, я же работаю. И вот что я видел. Танки начали стрелять третьего числа между часом и двумя часами. Вот гранатометы стреляли тоже так же. Огонь горел всю ночь в школе, тоже знаю. Если хотите подробности, как я искал свою дочь, я Вам могу их рассказать. Но с 3 по 4 число всю ночь горела школа. Никаких пожарных я там не видел, ничего. Я в три часа приехал с Моздока. Мне сказали, что некоторых детей повезли в Моздок, я сел за руль и поехал в Моздок. С Моздока приезжаю, мне говорят, в Алагир тоже повезли. Поехал в Алагир. Вот самое главное, чуть я не забыл, когда я в городскую, в центральную больницу приехал, то скорые заезжали свободно. Но когда я подъехал на машине, за рулем сидел пацан. И мы подъехали, сразу милиция нас не пустила. Какой-то молодой, по сегодняшний день я не могу его найти, кричит: «Не запускайте его, боевики прорвались. И проверяйте все машины. И скорые и эти.» Вот что я сам видел глазами, слышал ушами.
Заместитель прокурора РСО-Алания Аслан Черчесов:
— Виктор Хазметович, где Вы находились, когда произошел первый взрыв?
— Я? Я Вам скажу. На нашем перекрестке. Вот сейчас, где новую школу строят, вот на углу вот там стоял.
— Улица какая?
— Коминтерна.
— Вы говорите, что в это же время, примерно с 13 до 14, стреляли танки.
— Да. Взрыв когда произошел, вертолеты начали лететь. И вертолеты кружились, по периметру шел. А потом кто-то кричит, что со стороны Фарна идут еще боевики. И видимо передали, и один вертолет улетел туда, в сторону Фарна, через Терек. Вот что я видел.
— Вертолеты, да. А танки?
— Да, танки второго числа приехали туда.
— Когда они стреляли? Вы же говорите, что Вы видели.
— Третьего числа, между часом и двумя часами. Уже когда вот этот начался.
— Вы сами это видели?
— Конечно. Танк 100 метров от меня стоит. Что я не слышу, не вижу, как он стреляет, что ли?
Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:
— У меня вопрос вот есть. Скажите пожалуйста, Вы говорите, что с Дворца тоже обстреливали. Обстреливали что?
— Школу.
— А вот Дворец и школа, они далеко расположены друг от друга?
— Где-то 100 метров. Это железная дорога, автомобильная дорога и Дворец.
— Скажите, Вы говорите, что там танки кружились. А попытки высадить десант на крышу школы, не заметили, не было?
— Танки не кружились, вертолеты.
— Вертолеты конечно. Я уже заговариваюсь, извините.
— Такого я не видел.
— Не пытались?
— Не пытались.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Представитель потерпевших.
Таймураз Чеджемов:
— Скажите пожалуйста, Вы слышали, взрыв в школе был?
— Взрыв был.
— В школе?
— В школе. В моем доме не был взрыв, понимаете?
— Я понимаю. Вы слышали сам?
— Слышал.
— А во сколько это было примерно?
— Не могу точно сказать, между часом и двух. Вот когда они пошли, штурм пошел, так говорят.
— Не надо, так говорят. Вы сами видели? Не нервничайте, послушайте сюда. Вот взрыв произошел до того, как танки стреляли или после?
— Танки стреляли после взрыва.
— Понятно. Еще один вопрос. Вы говорите, школа горела всю ночь.
— Вот с 3 на 4.
— У меня нет вопросов.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— У потерпевших есть вопросы к Аликову?
— Нет.
— Подсудимый?
— Нет.
— У адвоката?
— Нет.
— Скажите, Виктор Хазметович, Вы говорите, что школа горела в ночь с 3 на 4. Вы в этот вечер заходили в школу?
— Нет. Мимо проехал.
— Я хочу спросить, необходимость была еще в пожарниках? Людей всех вынесли, или?
Голоса из зала:
— Уже вынесли всех.
Потерпевший:
— Я в школу попал 4 числа, где-то в 16 часов. Видел я 29 трупов, где вот старая школа, где дети пили воду, вот там они вот так лежали. В плащ палатках, или как их называют. Нас не пускали, оцепление. Оцепление нужно было, когда еще не расстреляли наших детей, сожгли. Вот когда оцепление нужно было. Нас в оцепление не пускали. И мы крикнули этому, прокурору района6 «Скажи, чтобы нас пропустили.» и тогда у меня вопрос поднялся такой. Как могло быть, я автомобилист с большим стажем, и шофером работал, и директором работал на автомобильном предприятии, учился в Махачкале, служил в армии. И как могло быть, что по этой дороге 32 человека сели на ГАЗ-66, на военной машине, и приехали до нас, до первой школы. Вот с тех пор, я думаю так, мне кажется, что нам врут. Мне кажется так. Вот с первого дня. Сказали 150 человек, потом сказали 250 человек, потом сказали 350. Я дошел тогда до министра внутренних дел и ему говорю: «Как может там быть 350 человек? Когда первоклашки туда пришли 100 человек.» Все дети учились там, и я знаю, сколько там детей училось, сколько учителей, сколько технический работников. Вот это я все знаю. В этом году, каждый год я дочери помогаю свой кабинет ремонтировать. А в этом году, когда она пришла 28 числа и говорит: «Лидочка, - говорит, - сказала, самый дешевый, самый хороший ремонт.» Лидочка, это директор первой школы. И когда мы собственное расследование ведем, нам врут вот этот Цаголов, директор, ночной сторож. Они же, их слова нельзя сопоставить и сказать, вот они правильно говорят.
— Виктор Хазметович, у Вас есть вопросы к подсудимому?
— Есть один вопрос.
— Задавайте.
— Кулаев, я тебе ничего не желаю. Ты живой труп, таким же и останешься. Но дело не в том. Вот как ты с Малгобекского района уехал, с Хурикау до нас доехал. А до Хурикау как уехал, ты же там рядом живешь.
Нурпаша Кулаев:
— Хурикау село я не знаю. Когда с Малгобекского района выехали, я знаю, по селам. Сперва там была плохая дорога, потом.
— Ров был?
— Было там много ям.
— Все, у меня вопросов нет.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Присаживайтесь. Дауров.
— Дауров Владимир Зашарбекович.
— Число, месяц, год рождения.
— 13 марта 1969 года.
— Место жительства.
— Город Беслан, улица Дзарахохова, 35.
— Место работы.
— Частной работой занимаюсь.
— Вы предупреждаетесь об ответственности за дачу ложных показаний и за отказ от дачи показаний. Пожалуйста, распишитесь у секретаря. Пожалуйста.
Заместитель прокурора РСО-Алания Аслан Черчесов:
— Скажите пожалуйста, ранее Кулаева видели?
— Нет.
— Кто у Вас пострадал?
— У меня сын погиб. Я сам был заложником. 1 сентября мы с сыном выехали из дома. Направились в первую школу. По прибытии в школу на улице Октябрьской машину поставил около дома, припарковал, двери закрыл. Мы вместе пошли. Мы подарок несли для учительницы, жена купила небольшой горшок для цветов. И вот он в руке с собой нес, и мы вошли в школу. Это было где-то, мы выехали из дома в пол девятого, к школе мы подъехали где-то без 15 девять. Пока они там с друзьями бегали, я тоже кого зал из мужчин, с теми общался, разговаривали. Где-то уже было минут 20 десятого. Он ко мне подошел и говорит: «Я учительницу не нашел, подарок отдать.» Он пятый класс заканчивал, переходил в шестой. Я тогда показал, вон учительница стоит. А она стояла в середине, в центре линейки, впереди. И он туда ушел. Тем временем со школы, с центрального входа вывели первоклашек. Они все были такие красивые. И мой друг Тебиев Аслан, погиб тоже там, их снимал на камеру. Вот я стоял по левой стороне к старому зданию, где находится школа. И он снимал их, и в это время сзади меня прошли боевики. Я еще посмотрел, они метра 2 от меня сзади, со спины прошли. Я в общем посмотрел, отвернулся, и опять же разговариваю с другом. Я не придал значения. Ну, в форме, военной форме, камуфляжной форме. Не обратил внимание, отвернулся. И в это время дети пошли на линейку, уже звонок. И вот в это время начались выстрелы. Я стою и в непонятках. Дети даже шарики отпустили. Они были все с шариками, вот люди скажут, что так и было. Шарики полетели, я еще посмотрел, думаю, что-то не понял я. И стрельба, раз, очереди, два. Я не понял даже, что случилось. В это время я стоял у центрального входа, и забежал в школу. Стою в коридоре, и не знаю что делать. Смотрю, со стороны коридора, со стороны спортзала окна ломают, и стекла сыпятся на пол. Я туда побежал, закидывают детей. Пару человек поднял, но надо что-то делать. Там непонятные явления. Я через весь коридор прошел, поднялся на второй этаж, начал выбивать в крайнем классе дверь. Я не смог. Я знаю немного школу, побежал в учительскую. Навстречу, когда зашел, навстречу мне Фатима, милиционер, там она проверяющий, или кто. Я спрашиваю: «Фатима, в милицию позвонила. Тут что-то твориться, сам не знаю что.» Те временем я разговариваю с другом по сотовому телефону, он бывший милиционер. Я говорю: «В милицию позвони. Здесь что-то твориться. Я не знаю, что это такое.» К окно подхожу, там стоял большой телевизор, в учительской. У окна стоят 4 человека и загоняют всех людей. Там толпа, и через окна всех загоняют. Обратно, думаю выйду, может выбегу, только выхожу, боевик уже на меня наставил автомат прям на входе в учительскую. Я хотел его ударить, но думаю, я ударю, меня сейчас другой застрелит. Но другого не было, он один был на втором этаже. Он говорит: «Быстро спускайся в спортзал.» Там еще несколько женщин было. Потом, что было, я не знаю. Я спустился вниз. Там в коридоре толпа людей. Сына лучший друг Ацамаз стоит и плачет. Я говорю: «Что ты плачешь?» Он говорит: «Я маму потерял.» Я говорю: «Не бойся.» Взял за руку. Потом идем, я оборачиваюсь, сзади тоже уже боевики. Как говорят, они в камуфляжной форме не все были. Они были одеты большинство в спортивные костюмы, кто в кроссовках, кто в туфлях. По пояс одеты, магазин, все, а там спортивные костюмы. Назад смотрю, один идет сзади с пистолетом, говорит: «Быстрее иди.» он нас толкнул. Мы зашли в спортзал. Только я зашел, он у меня раз и с руки, пацан убежал. Стоит толпа, вот я учительницу запомнил, как ее фамилия, учительница, я ее знаю хорошо, знакомы с ней. Вот она стоит, детей вот так прикрывает, и успокаивает. Я Давид, Давид кричу. И меня никто не слышит, люди кричат все. И в зале боевик говорит: «Рот закрой, не кричи.» Я на него не обращаю внимание, опять продолжаю кричать, искать его. Тогда он начинает стрелять, раз, два в потолок. Я туда, до конца этого иду. И сидит сестра, родственница наша Даурова Марина с двумя детьми, я спрашиваю: «Ты Давида не видела?» Она говорит: «Нет.» Потом дальше ползу, сидит учительница этой же школы Сысоева Ира, с сыном сидит. Мы в одном доме живем с ней. Я говорю: «Ты Давида не видела?» Говорит: «Нет.» Тогда до конца спортзала пролез и сел там, под баскетбольным щитом. Вот там до сих пор, вот спортзал, там квадрат вырыт, не знаю, там на этом месте я сидел. В это время, когда уже всех загнали, я смотрю, со мной рядом сидел Гутиев Заурбек, вот ветеран. Боевик ко мне подошел и на него показывает: «Что, отец, тебя на войне не убили. Как ты сюда попал?» Вот эти слова я запомнил. У этого боевика были кривые зубы, он разговаривал, у него зубы кривые были. Я запомнил его по зубам. Он в маске был. В это время зашел Хучбаров, Полковник кого называют. У него было оружие не автомат. Я немножко разбираюсь, у него был винторез, вот что у спецназа есть, вот с таким глушителем. Вот кроме него, самого навороченного оружия ни у кого не было. У всех были автоматы Калашникова, новые, черного цвета, с черными прикладами. Большинство, ну старого образца тоже были, коричневые, но большинство, вот приклады черного цвета. В это время смотрю, шахидки зашли две, сели, они сидели на скамейке. И вот Хучбаров стоит перед людьми и говорит «У кого есть сотовые телефоны все выкидывайте.» И все молчат, типа ничего нет. Тогда он достал пистоле, буде стрелять, у кого зазвонит. И все начали вытаскивать, выкидывать. У меня тоже был сотовый телефон, но я его не выкинул, положил в носок. Что не бывает, будут выводить, связь. Он ко мне подходит: «Ест телефон?» «Нет.» вот ключи от машины достал, ключи говорит не нужны, положил в карман. После этого я не знаю сколько прошло. Я то в школе был. Но по числу, когда я зашел, уже в спортзале было очень много людей. Я просидел три часа там, не меньше двух часов. И мы не помещались, и нас заставили отсесть к двери, где вот сейчас спортзал там выход, центральные ворота большие есть, вот там, я сидел напротив прям двери. Мне говорят: «Встань, прикрой дверь.» Там одна створка открыта. Я встал, прикрыл дверь, сел опять же на место. На том же месте сидел мужчина и женщина. Я не знаю, раненый, с перевязанной рукой был, кровь сильно шла. Боевик к нему подошел, жена говорит: «Отпусти его, он раненый.» «Ничего, - говорит, - с ним не будет. Пусть сидит.» Я за ним как сидел, у меня аж рубашка в крови его была запачкана. После этого телефоны когда все повыкидывали, они даже стреляли в них, топтали ногами. Там целая гора телефонов была, кинокамеры. Все вот так вперед кидали. После этого прошло пол часа. он говорит: «Все будет нормально.» Успокаивали людей, чтобы дети не кричали. «Никому ничего не будет, все будет нормально.» После этого смотрю, заходит один раненый. Я его опознал, что это вот Ходов. Ранен он был перевязан, рука завязана была. После этого смотрю, со стороны прохода школы заходит мой родственник Кодзаев. Прямо с Ходовым рядом сел на скамейку, сидит. После этого смотрю, опять заходят двое в камуфляже, полностью в масках. Вот два человека были в спортзале без масок Хучбаров и Ходов. Вот на них масок не было, на остальных всех надеты были маски. Вот который охранял, около нас стоял, он был в спортивном костюме, такой штаны и кроссовки. А на поясе у него был магазин и гранаты. Потом двое зашли с рюкзаками. Думаю, что такое. Смотрю в угол, один снимает рюкзак, достает катушку, знаете, такой провод. Начинает разматывать по периметру, и обратно пошел. Другой снимает рюкзак и через каждые, я не знаю, может через метр, через 2, кладет вот такие баклажки, коричневым скотчем перемотаны. Они их завязывают, 20 штук было. Я еще посчитал, они положили 20 штук. Начали завязывать. Они начали с того края завязывать, но сколько, я не знаю, час прошел. Время прошло, до двери сделали тоже вот так, и сели вдвоем. Автоматы назад перевели и присели, сидят и делают, там наверное растяжка такая была, прям около дверей. А охранник, который стоял около двери. Он на меня смотрит, он наверное понял, что я наверное убегать буду. Я так понял, если сына нет, наверное он убежал. В середине я стоял, я оглядывался, нигде нет. Не знаю, может я в чем-то и виноват. Я говорю, лучше пусть меня на улице, чем здесь постреляют. После этого я подумал вот так, я понял, что это идет уже захват заложников. И тогда, он понял наверное, что я могу убежать, и он взял, рожок снял с автомата и одел новый туда. Я смотрю на него, он так находился метрах в 4 от меня, около первого окна. Он голову подымал и смотрел, ну что же там творится. Я через некоторое время подскочил, когда он отвернулся в другую сторону. А, я еще момент упустил. Вот мужчину убили там, я не знаю, как это произошло, его протащили прям по середине спортзала, бросили. И мужчина снял с себя рубашку белую, накрыл его. Потом вот я не знаю, кто это был, до сих пор. Вот тогда в спортзале этого мужчину убили, и все, больше я так близко не видел. Но вот этого я видел. Я думаю раз так стали, или надо убежать, или что-то надо. Я тогда вскочил и побежал. Они вот двое сидели около двери, а этот стоял у двери 2 метра. Я выбежал, дверь ударил, побежал. Они по мне очередь запустили. Я 50 метров бежал до котельни. Выбежал, там за деревом наш сидел. Он говорит: «Ты откуда бежишь?» Я говорю: «Вот со спортзала убежал.» Он говорит: «Быстро иди туда, наверх.» я пошел, навстречу идет гражданский один ко мне, там же БТР стоял на углу Октябрьской. Наш ОМОН городской. Тоже один омоновец ко мне в маске подошел, говорит: «Пойдем со мной.» Я с ним пошел. Он довел меня до милиции. На встречу мне уже шел Мамсуров, Дзантиев, я не знаю в ФСБ кто у нас, еще один какой-то гражданский. И они меня спрашивают: «Ты откуда?» Я говорю, вот так, вот так, вот так. «Понимаете, вот так люди ворвались, я не знаю, что случилось. Как было это. Нас загнали всех в спортзал.» Он говорит: «Что они хотели?» Я говорю: «Ничего не сказали, просто успокаивали всех, чтобы не было никакой паники.» Мамсуров меня спрашивает: «Сколько там людей?» Я ему отвечаю, что там полный спортзал. Я в этом спортзале 3 года проиграл в баскетбол. Я говорю: «Мы там не помещались, нас пересадили.» Потом Дзантиев меня спросил: «Сколько людей там?» Я как посчитал, ну человек 10 их там было, 10-8. Двое растяжку делали, два охранника, вот Хучбаров, вот две смертницы с пистолетом, ну человек 8-10. Когда с улицы люди заходили, я увидел человек 5. Больше я людей не видел. Я уже забежал, больше я не видел людей. Я не буду говорить, что там было 100, 50 человек. Я не знаю. Сколько я видел в наличии в спортзале, около меня которые прошли. После этого я выбежал. Они меня начали спрашивать, как, что, туда-сюда. Я телефон достаю, звоню. Теща там рядом живет. Позвонил, я говорю: «Давид домой не прибежал?» Она говорит: «Нет его.» Она спрашивает: «А почему телефон у тебя отключен был?» Я говорю, вот так, вот так, заставили телефоны всех выкинуть, чтобы ни у кого не было телефона. Я вот так убежал. И Мамсуров был там, и Дзантиев там присутствовал около меня. Информацию первый я дал. Потом после меня дал Кудзаев Аслан, то что там вот такое твориться. Он убежал в 5 часов. Я убежал где-то пол двенадцатого. два часа я просидел в спортзале. И они прекрасно знали, что там не 100 человек, как они говорят, а 1000. Полный спортзал, это логически можно посчитать, и каждого человека, и по 30 см высчитать. Они прекрасно все знали, что там полно народа. Потом Мамсуров говорит: «Мои дети тоже там. У тебя там кто-нибудь есть?» Я говорю: «У меня, не знаю, убежал, не убежал. Ноя с пацаном был.» Вот я все рассказал от начала до конца, что я видел.
— Вы сами получили повреждения?
— Я убега, оступился наверное, ногу просто, ступню просто. А так, нет, ничего не получил.
— Вы говорили об автоматах, и Полковника винтовке. Что вы еще видели?
— Больше я никакое не видел. Вот что я видел, это автоматы. У него самый был такой автомат. Вот альфовцы когда уже бежали захватывать школу, я еще сейчас дальше продолжу, вот у спецназовца видел. Смотрю, у них точно такое оружие как у Хучбарова было.
— Такое оружие только у одно было, да?
— У одного. У других были простые автоматы.
— А по поводу гранатометов?
— Ничего не видел. Вот две шахидки были, они были заминированы от и до. Вот впереди в черных халатах такие были. И вот здесь кобура торчала, с пистолетами. Постоянно они там. Вот в течение 2 часов, пока я там находился, они сидели в спортзале. вот телефоны скидали в кучу, они их топтали ногами.
— А вот брата Кулаева Вы не видели?
— Нет. Его не видел. Там такого безрукого я не видел.
— Где Вы находили все эти три дня?
— Все эти 3 дня я находился около школы. И когда уже захват школы происходил, я стоял около гаражей, прям напротив спортзала. Когда первый взрыв произошел, там гараж задрожал, там такой взрыв был. И спортзал гореть начал с краю. По левой стороне края уже гореть начал полностью. Когда второй взрыв прозвучал, пожар уже они с этой стороны тушили. Они тушили с этой стороны жилого дома. Не доставал у них шланг. Не доставало. Потому что там обстреливали снайпера, не пускали тушить школу, крышу. Потом, уже когда спецназ залезли, они уже на втором этаже были. Загнали со двора и начали отсюда уже потихоньку тушить. А что там тушить. Там уже все сгорело, крыша уже сгоревшая. Там все осыпалось на людей. Потому что не пускали, там обстреливалось. Даже нас внутрь не пускали, во двор. Потому что снайперы стреляли всех там. Они со стороны спортзала там обстреливали полностью. Там 2 этажа с той стороны спортзала, там живого места не оставили. Почему? Значит, там что-то было. Сравнять 2 этажа, от первого до второго. Полностью здание целое, именно эти 2 этажа почему сравняли. Об этом тоже никто не говорит. Значит, что-то там было. Улики. Там в спортзал, когда я туда зашел, думаю, может вещи его найдем. Никаких вещей, ничего не было.
— Это когда было?
— После уже. Когда все почистили, все трупы вывезли. Я его 5 числа только нашел. По больницам туда-сюда, туда-сюда. Вот эксперт, здесь у нас в городе, он мой друг, говорит: «Вова, его здесь нет. Я все трупы осмотрел.» Я говорю: «Не может быть, чтобы его здесь не было. И в больнице нет.» Мы всю больницу на уши подняли. Везде были, нет его и все. Нас не пускали, я через забор перепрыгнул туда. Вот так подошел. Во втором ряду лежал, лицом к асфальту. Я не думал, что это он, но оказалось, это он. Когда мы уже с женой приехали, мы его по носкам, по трусикам, по штанам опознали. И по пальцам ноги. Даже заставил эксперта открыть ему челюсти, у него зубов не было здесь, впереди. И точно оказалось, мы его нашли, это он. Полностью сгорел. Я спрашиваю еще своего друга, как, от взрыва человек как может вот так? Я сам работал в больнице 3 года, я знаю, я видел. Трупы видел, все видел, но так чтоб человека спалить, как паяльной лампой, как это можно? Ну как? Термический ожог, это что такое. От взрыва человек так никогда не пострадает.
Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:
— У меня есть вопросы. Вот вы сказали, что в 2 метрах за вашей спиной прошли боевики.
— Да.
— Можете сказать, сколько их было?
— Точно не могу сказать, но человек 5. Но не много. Потому что они пробежали, они вот так вот автоматы держали, так в строй забежали. Ну, секунды. И вот стрельба, выстрелы.
— Подождите, минуточку. Значит, человек 5. Куда они побежали?
— В сторону, вот где линейка шла. Даже первоклашки, они чуть-чуть сдвинулись, вот не доходя до линейки. И вот шарики полетели, вот выстрел первый когда. Они уже полностью охватили, наверное, я так думаю.
— Значит, эти 5, те, что пробежали за Вами.
— Да.
— А других Вы видели?
— Других я никого не видел. Со второго этажа когда спустился, то, что в коридоре, людей со стороны столовой загоняли, там 2-3, один за мной шел вот так. А так утверждать я не могу, что вот там 50.
— Во что были одеты эти люди?
— Вот я же Вам говорю, одни в камуфляжной форме, одни в спортивной вот так.
— Цвета какого вот спортивные?
— Ну, черного цвета одни были. По-моему у Хучбарова, он в камуфляжную форму был одет. Я не припомню так. А так я хорошо запомнил.
— Разгрузки были на них?
— Да, я же говорю. Ну, как вот у спецназа одеваются, вот так они одеты были полностью.
— Укомплектованы.
— Да.
— Такой вопрос еще к Вам. Вы говорите, что в Вашем присутствии был убит мужчина.
— Да.
— Какая причина была, кто его убил?
— Я не знаю. Где я сидел, так не видно было. Там что-то произошло, в проходе видно, или может он не слушался. Я не знаю. Вот выстрел произошел, и все. И смотрю, они его вот так за ноги взяли его, как вот в фильмах показывают, потащил и бросил посередине спортзала.
— Боевик?
— Боевик, да.
— Скажите пожалуйста, я не поняла, вот Вы говорите, что сказали, что 8-10 в зале людей было. Это именно боевиков?
— Да, боевиков.
— Вы Дзантиеву сказали, что там 8-10 людей.
— Он меня спрашивает, сколько там боевиков. Я ему сказал, в зале вот столько, а там, на территории школы, я не знаю.
— Вы здесь произнесли людей, я не поняла, кого вы имели ввиду.
— Мамсуров спросил про заложников. Я сказал, там полный спортзал людей.
— Понятно. Нет вопросов у меня.
Таймураз Чеджемов:
— 1 сентября вы убежали из школы?
— Да, 1 сентября.
— Во сколько?
— Я точно не знаю, где-то было пол 12. Я около 2 часов просидел в спортзале, это я знаю точно.
— В 11.30. Вы сказали там, про полный зал людей.
— Да. Полный зал.
— Точно не сказали.
— Нет, я количество не знал. Я сказал, что там полный зал людей. Потому что я объяснил, мы не помещались, нас на стулья рассадили. Потому что мы плотно слишком сидели, и чтобы промежуток был, нас на стулья подняли. Я сидел от двери 3 метра, вот как до стола, вот так я и сидел.
— А в последующие дни вы слышали количество?
— Да.
— Вы никому больше не говорили?
— А кому я скажу? Я должен в прессу побежать должен был и им кричать, что там полный спортзал. Неужели те люди, которым я сказал, они не поняли меня. А что, 328 человек вот там, в Беслане лежит. Теперь они, наверное, может, поймут. Я так думаю, если бы эту школу даже когда наш ОМОН приехал, начали бы атаковать, может столько жертв и не было бы. Там милиция 100 метров. Неужели там 10 человек не могли прибежать с автоматами, и что-нибудь сделать?
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— У потерпевших есть вопросы?
— Скажи пожалуйста, когда вас взяли, ты оружие никакое не видел?
— Я еще раз говорю. То, что я видел в спортзале, ничего больше. Я всего 2 часа там просидел. Автоматы, вот то что у Хучбарова было, это я знаю. Больше я ничего не видел. Они были только с автоматами. Вот так держали, и так строем бежали туда.
— Подсудимый, у Вас есть вопросы?
— Нет.
— У адвоката?
— Нет.
— Владимир, скажите пожалуйста, когда вы бежали по коридору второго этажа. Вы одним из первых бежали.
— Да.
— Вы первым поднялись на второй этаж. Вы там боевиков встречали?
— Не было, там ни одного боевика не было. Может они тогда не дошли. Но когда в учительскую я забежал…
— Скажите, учительская на каком этаже?
— На втором этаже. Это кабинет рядом с учительской. Там, на втором этаже никого не было. Потом, когда я уже хотел выйти на улицу, на меня наставили автомат, вот тогда они уже наверное были.
— Вы же в зале были? Как Вы туда попали?
— Они начали всех загонять из классов туда.
— При вас минировали зал?
— Нет, они только соединяли, завязывали изолентой.
— Какое время прошло между тем, как Вы зашли, и начали ставить растяжки?
— Минут наверное 40, но так точно я не могу сказать. Уже сидели. Как раз душно становилось. Я даже подумал, что эту жару здесь никто не вынесет.
— Когда Полковник зашел в зал, он какие-нибудь требования говорил?
— Он ничего не говорил. Единственное, что он сказал: «Успокойтесь. Все будет нормально.» А так, чтобы требования. Потом, когда наверное ушел. По слухам, говорят, что требовали нашего президента, их президента, чеченского.
— Но при Вас этого не было.
— Нет, не было.
— Когда Вы вышли из школы, вы допрашивались потом?
— Потом меня пригласили следователи. Но в тот день обо мне даже никто не заикался, никто у меня ничего даже не спрашивал. Потом, когда все случилось, меня вызвали в прокуратуру, я там все рассказал.
— То есть, 1 сентября Вас не допрашивали.
— Нет, никто не допрашивал. Там был Дзантиев, Мамсуров, ну и не знаю, наверное фсбешник в гражданском. На улице поговорили со мной и разошлись. Около милиции я стоял, поговорили, и я ушел. Все, больше меня никто ничего не спрашивал. Вот сейчас я здесь все рассказал, а до этого я в прокуратуре то же самое рассказал. Можете поднять дело. Вот эти 4 меня спросили, и все.
— А 4 кто?
— Ну вот, Мамсуров, Дзантиев, один в гражданском, и может милиционер рядом стоял, я не знаю.
— Вы можете задать вопрос подсудимому.
— Я сидел и слушал всех. У меня один вопрос к Кулаеву. Вот говорят, что в школе было оружие, с собой Вы ящики или рюкзаки какие-нибудь привозили? Он говорит, что только оружие у них было.
Нурпаша Кулаев:
— Ящики я не видел. Когда мы зашли в зал, они из рюкзаков взрывчатку достали. Но ящики я не видел.
— Я видел 2 с рюкзаками. Они зашли и начали доставать оттуда все свои вещи. Доказать то, что в школе было оружие, может только Кулаев, он единственный свидетель. Я, например, не могу сказать, с собой они его привезли или там достали. Вот я живой человек, то, что видел, то я рассказал.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Присаживайтесь. Кокаева здесь? Баликоев, что Вы хотите? Кокаева. Имя, отчество.
— Анжела Борисовна.
— Год рождения.
— 13 ноября 1981 года.
— Место жительства.
— Город Беслан, Коминтерна, 88.
— Место работы.
— Не работаю.
— Анжела Борисовна, Вы предупреждаетесь об ответственности за дачу ложных показаний и за отказ от дачи показаний, Пожалуйста, распишитесь у секретаря. Пожалуйста.
Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:
— Вы когда-нибудь ранее видели подсудимого?
— Нет.
— Кто у Вас там был?
— 97 года рождения, брат. Сама тоже там находилась, и дочь моя. Кокаева Эллина 2003 года.
— Расскажите пожалуйста, вы в школе как оказались, по поводу чего?
— У меня брат пошел в первый класс. Я приехала с города. Я живу здесь. Приехала первого сентября на линейку. Я когда приехала, с маршрутки вышла, на остановке прям, это было примерно 10 минут 10. Я буквально за три минуты дошла до школы, и как только я дошла, подошла к маме, не успела оглянуться, забежало 4 человека, я как сейчас помню. Они были в масках, но по вещам я их помню. И когда они забежали, мама моя говорит: «Ой, Анжела, как нас охраняют.» Я говорю: «Мам, это нас не охраняют. Это захват.» Мама за мою девочку схватилась, и побежала в угол. Нас сначала загнали в угол. Когда нас в угол загнали в угол, то мы там просидели минут 25. Я уже ни маму, никого не находила. Кричала только как дебильная и все. Рядом со мной сидела учительница Каряева Эмма Хасановна. Я хотела побежать туда, и думаю, как-то выбегу. Смотрю, уже со второго этажа уже бегут боевики. В каких то они формах были. Вот как на нем, как милицейские формы. Они меня назад погнали, и я уже естественно зашла обратно. Мы через узкий проход заходили в спортзал. Когда нас загнали в спортзал, то 1 числа, буквально через пол часа вывели несколько мужиков. Обратно завели только 5 человек. Через некоторое время подняли других мужиков, там они ставили баррикады на окна, в том числе мой отец среди них. Через некоторое время вывели вторую группу мужчин. Когда их вывели, то два человека зашли обратно. Я запомнила там одного боевика, никто про него не говорит, он был в черных вещах, какой то халат на нем черный был. На нем висел такой чемодан черный, и он зашел туда где преподаватели переодеваются, минут 5 там побыл, и вышел назад. С такими длинными волосами он был, длинный халат на нем был, бородатый. Потом боевики заставили наших мальчиков принести телевизор. А, перед тем как вынести телевизор, директор встала и говорит: «Рая, где ты. Дай ключи, ключи где?» И вот как только она взяла эти ключи, после этого начали заносить бомбы в рюкзаках. Потом их начали подсоединять, минут через 20 заставили принести телевизор, и какой-то маленький блок. Этот блок подсоединили к этому телевизору. Телевизор был разделен на 4 части. В одной части был обзор, там деревья были. В другом месте был тоже другой обзор. В третьей было как мы сидели. Я не знаю, где они это все снимали. Но я помню, что в одной из этих частей были деревья. Я поняла, что это на улице. После этого меня вечером, где-то в 11 часов с грудным ребенком я попросила выпустить за водой. Но он мне сказал: «Сиди скотина, сейчас застрелю.» Я села. Мама мне говорит: «Садись, а то сейчас тебя убьют.» Я говорю: «Мама, что мне делать с ребенком?» Потом, на второй день до прихода Аушева за час меня вывели в туалет. Один из боевиков вывел меня туда. И когда меня вывели, один боевик, я как сейчас помню, он был в спортивных штанах, и сверху была футболка с цифрой на спине, то ли 5, то ли 7. Я его спросила: «Кто должен зайти?» Он до этого говорил, что сейчас зайдет важный человек. И он мне говорит: «Увидите.» Минут через 20 заходит Аушев. Когда Аушев зашел, он сначала заглянул к нам, и спросил: «Ну, что, вам душно?» Еще с таким этим. Мы естественно сказали: «Нет, нам…» Что мы еще могли сказать. Потом он пошел в зал. Он минут 5 буквально там побыл. Прямо за ним боевик с камерой и все это снимал. Когда он зашел, они так дрожали, как будто это их главарь. Они прям даже тряслись. Когда Аушев вышел, я посмотрела, там никого не было из боевиков. Я побежала обратно в зал, и там не было ни одного боевика. Я позвала своих 2 братьев, и подумала, может у меня получится их как-то вывести. Они со мной посидели. А потом, когда нас выпускали, я на коленях просила, можно его с собой забрать, он только в первый класс пошел. Они говорят: «Тебе не нравится, заходи обратно. Сейчас и тебя не выпустим.» Его загнали обратно в зал. Когда я шла по коридору, там была огромная куча гранатометов, большие такие. Один боевик другому говорит: «Эй, смотри, держи ее на прицеле.» Я уже ребенка так зажала. Думаю, ладно, будут убивать. И когда я вышла из зала, то уже ближе к двери они открыли ее, и Аушев уже у входа стоял. И который Полковник, так улыбался, что я даже сейчас его улыбку помню. Когда я выходила, я единственная пошла в сторону рельс. Все остальные пошли в другую сторону. Дальше я уже не помню, мне плохо стало. Я еще вспомнила один момент. Когда нас загнали в зал, то Полковник убил сразу Бетрозова. Бетрозов мой сосед. Он успокаивал нас. Мол, все будет нормально. Полковник к нему подошел, наставил на него автомат, или не автомат, не знаю что там. Он наставил на него автомат и говорит: «Что ты успокаиваешь.» И убил сразу. Перед тем, как Аушев зашел, они заставили мальчиков сумками вытирать эту кровь, они все убрали. Заставили детей убрать все, даже бумажки собрать. А было ведь душно. И они эти бумажки бросили людям. Там так чисто было.
— вы все рассказали?
— Думаю, да.
— Вот Вы сказали, что в спортзале вывели несколько мужчин. Сколько, можете сказать?
— Человек 10 вывели, 9-10.
— А как происходил отбор?
— Они выбирали их, я не знаю как. Он подходил и говорил: «Ты.» Ничего не говорил, просто показывал автоматом: «Ты вставай, ты вставай.»
— А вернулось 5 человек. Судьбу остальных Вы знаете?
— Нет. Потом, когда меня вывели, со мной Цкаева Фатима была. Она у них как-то выпытывала информацию, и они с ней даже делились. Она тоже погибла. Как-то хитрым путем, и они ей рассказали, что они их убили. Их на второй этаж подняли и убили.
— А Вы знаете, кто их убивал?
— Не знаю.
— А вторую партию, Вы говорите, тоже вывели. А второй раз сколько вывели?
— Второй раз вывели, среди них был и мой отец, наверное человек 6.
— А завели сколько?
— 3-4 человека.
— Ваш отец вернулся?
— Да.
— Вы с ним общались после этого?
— Нет. Но рядом с ним сидел Михайлов, но и Цаголов сидел, но он себя так вел. Снял свою рубашку, сидел среди детей, это было надо видеть. Дети прям были его щитом.
— Отец ваш говорил кому-либо, куда его выводили?
— Мы сидели сначала все вместе. Мама моя, я, 2 брата. Мама у них спрашивает: «Где вы были?» Он говорил, что они ставили на окна парты.
— Вы говорите, что один боевик был с черным чемоданом, и он куда-то заходил. Куда он заходил?
— Когда он зашел в спортзал, он по всему спортзалу не пошел. Он сразу зашел в кабинет, где переодеваются преподаватели. Наверное раздевалку.
— Он из раздевалки вышел переодевшимся?
— Нет, но на нем висел чемодан. Он с чемоданом зашел, с чемоданом вышел. Я не знаю, что это был за чемодан.
— Вы сказали, что директор попросила ключи у Раи. Кто такая Рая?
— Секретарь.
— А ключи от чего?
— Она не сказала от чего. Большая связка была. Она сказала: «Рая, где ты. Дай ключи.» Потом она отдала ключи. Боевики ей сказали, это я помню, где, говорит, ключи.
— От чего они требовали ключи?
— Я не знаю.
— Скажите, кто из членов Вашей семьи как пострадал?
— Мама и 2 брата погибли. У папы было ранение огнестрельное, левого плеча.
— он в какой день получил ранение?
— Говорит, что на третий. Нет, на второй. Вечером.
— Он говорил, кто его ранил?
— Говорил, боевик. Ну а кто, не знаю.
— А где его ранили?
— Когда вывели грудных детей, его туда же завели и там развернитесь, говорят.
— Мама и 2 Ваших брата в какой день погибли?
— У одного вообще головы не было. Третьего, когда был взрыв.
— При взрыве?
— Да.
— Если суд признает Кулаева виновным, как следует его наказать?
— Пусть суд решает, но если бы была моя воля, я бы его загнала в клетку. Ни одного его, а жену, детей. И пусть 3 дня, как мы сидели без воды, без еды, без воздуха. Да, Кулаев? Тебе здесь хорошая клетка. А там у нас, не дай Бог с места сдвинешься. И вот, чтобы каждый из пострадавших с тебя по кусочку мяса сдирал, вырезал. Вот такая я злая стала после этого. Тебе не жалко было маленьких детей. А? не жалко было?! Гнусная рожа!
— Вам что-нибудь известно о действиях Кулаева в отношении заложников?
— Я его не помню, если честно.
— Вы не помните, а может Вам отец что-нибудь рассказал.
— Ну, Вы его сегодня допрашивали. Может и рассказывал.
— А, это Ваш отец был. Ну, понятно. А дома вы не общались?
— Нет, но он сказал, что он его не помнит.
— Нет вопросов.
Таймураз Чеджемов:
— Каким образом вы спаслись?
— Мой ребенок кричал. Я попросила: «Можно мне хоть немножко воды ребенку дать?» Потом один боевик меня вывел, и завел туда, где были матери с грудными детьми. И когда Аушев вошел, и спросил: «Ну что, вам душно?» Ну и после этого нас начали потихоньку выпускать.
— То есть, Вас освободил Аушев? Ну не понятно тогда, если Вы его считаете главарем.
— Ну а Вы бы как считали?
— А тогда какой смысл был ему Вас выпускать?
— Не знаю.
— Нет вопросов.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— У потерпевших есть вопросы?
— Есть. Когда Вам сказали эту цифру, 354 человек заложников, как на нее отреагировали боевики?
— Боевики над нами сильно смеялись, и говорили: «Вот видите, вы даже никому не нужны. Вы даже своему президенту, даже правительству не нужны.»
— А откуда они услышали цифру?
— По телевизору.
— Это какого числа было?
— Первого, где-то в 3 часа.
— Еще один вопрос. Когда Вас Аушев вывел, Вас кто-нибудь допрашивал, и что Вы сказали?
— Меня никто не допрашивал. Меня повезли в больницу, сделали укол, а потом повезли домой.
— Дзгоева. В первые дни утверждалось, что Аушев вместе с вами вывел 2 боевиков. А Вы как думаете?
— Если честно, я смотрела их фотографии. Я опознала 5 человек, больше нет. Я думаю, что там половина боевиков сбежали.
— Сбежали, это однозначно. Не один и не два. Но я задала другой вопрос.
— Я не видела, чтобы Аушев выводил боевиков. Но потом, после меня, кого выводили, он говорил, что он еще из зала кого-то вывел. Я не знаю, каких детей он вывел. И еще я слышала, что Аушев когда уезжал с собой забрал кого-то. А кого, я не знаю.
Таймураз Чеджемов:
— А сколько боевиков было в зале?
— Но они же менялись. Ну я насчитала где-то 20 лиц. А когда нас выводили, там были совершенно другие лица. И их было очень много. Я считаю, что там больше 32 было боевиков. Такую школу 32 боевика бы не осилили.
— Когда Вы с группой лиц вышли, Вы пошли в другую сторону. А с этими лицами потом не общались?
— Я их не видела уже потом.
— И никто Вас не искал, не спрашивал?
— Единственное, через несколько дней приехали из прокуратуры и показали фотографии боевиков, и спросили: «Они были в зале?» И все.
— Протокол составили?
— Нет.
Голоса из зала:
— Фотографии убитых боевиков были?
— Нет, они были живые, стояли.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Пожалуйста, еще вопросы.
— оружие, которое вы видели, это было в первый день?
— Нет, на второй день, когда меня выводили.
— Этот же вопрос к Кулаеву. Он видел эту кучку оружия?
Нурпаша Кулаев:
— Ну, я кучку оружия не видел.
— Кулаев, Вы видели это оружие?
— Нет, не видел.
Таумураз Чеджемов:
— Вы когда ехали в машине, Вы видели гранатометы?
Нурпаша Кулаев:
— Гранатомет один только был.
— А оружия сколь у них было?
— У них, у каждого свое было.
— А какое оружие?
— У Полковника, снайпер. У него другого не было.
— Объясните, какой смысл женщине врать?
— Ну, я не знаю. С 94 года у меня оружие на глазах, и я его знаю. Но я видел только один гранатомет. А что на втором этаже, я не знаю.
— Вы что на прогулку ехали?
— Нас из дома забрали не сказали куда везут.
— У Вас был автомат в дороге?
— Нет.
— А куда Вы ехали?
— Я не знал.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Подсудимый, у Вас есть вопросы к потерпевшей?
— Нет.
— У адвоката?
— Нет.
— Анжела Борисовна, Вы первый день находились в зале. Какие-нибудь требования боевики выдвигали, вы слышали что-нибудь?
— Да, я слышала. Они требовали вывода войск. Зазывали Дзасохова, Аслаханова, Рошаля, Зязикова. И все. А, и освободить заключенных из тюрьмы.
— Вы это сами слышали?
— Да.
— В каком порядке они выдвигали эти требования?
— Кто-то из наших их спросил, и они перечислили эти требования. Один из боевиков был в спортивной. И он.
— Вы относительно требований?
— Нет, я совсем другое хотела сказать.
— Хорошо. Скажите, в течение первого дня вы в коридор выходили, Вы ребенка выносили.
— Да. Но в определенное время.
— Сколько раз?
— 2 раза. Ни где мы сидели, а в другой туалет. Из зала выйдешь, и сразу направо.
— То есть, Вы по коридору не ходили?
— Нет.
— А вот эта рожа, про которую вы говорите, она где была?
— Возле центрального выхода.
— Это было в какой день?
— Второго.
— Вы говорите, что запомнили несколько боевиков, но потом их не узнали. Вам трупы предъявлялись?
— Да.
— А там все лица были в состоянии, чтобы их можно было опознать?
— Не все. Но опознать можно было.
— Анжела Борисовна, вы можете задать вопросы подсудимому.
— Я не хочу. Что он мне может ответить.
— Тогда все, присаживайтесь.
Потерпевший Дауров:
— Я упустил один момент. Когда я ехал в школу, я пять лет возил детей, я каждый год на перекрестке встречал гаишников. Около 1 школы, около интерната и так далее. А в том году ни одного гаишника не было. Я их даже знаю по именам. Я их хорошо знаю. Это тоже надо учесть, что наши органы упустили этот момент. Где были гаишники, почему школа не охранялась.
Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:
— А Вы знаете, кто делает расстановку гаишников?
— Наверное начальник ГАИ. 1 сентября любая школа бывает, как в ГИБДД говорят, 1 сентября считается днем учебы. И чтобы не было травм.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Вы говорите, что возле первой школы должны были стоять гаишники. Как его по фамилии?
— Олег Азимов.
— У Вас потом не было желания, его спросить?
— А я задавал этот вопрос прокуратуре.
— А Вы лично у него спрашивали?
— Не знаю. Я не знаю.
Голоса из зала:
— До этого Кулаев говорил, что видел ящики. А сегодня утверждает, что нет. Как это понимать?
Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:
— Правильно, а завтра он будет еще другое говорить.
Нурпаша Кулаев:
— Я не говорил, что ящики. Там взрывчатка. Там закрытые материалом были.
Голоса из зала:
— Кулаев, с кем вас задержали?
— Я один был. Спецназовцы меня задержали.
— В машине, в которой вы ехали, вместо стульев что было? Ящики, или вы на полу сидели?
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Мы этот вопрос выясняли.
Таймураз Чеджемов:
— Я прошу, от имени потерпевшей Течиевой, допустить в качестве ее представителя Кочиева Сослана Шотаевича.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Мнения сторон?
Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:
— Это право потерпевшей. Я считаю, что ходатайство надо удовлетворить.
— Представитель потерпевших Хадзараговой, Гадиевой, Дудиевой, Торчиновой, Сидаковой, Дулаевой?
— Поддерживаю.
— Среди потерпевших кто-нибудь возражает?
— Нет.
— Подсудимый?
— Не возражаю.
— Адвокат?
— Не возражаю.
— Суд, совещаясь на месте постановил, допустить в качестве представителя потерпевших Кочиева Сослана Шотаевича. Представлять в судебном заседании интересы Течиевой. Кочиев здесь находится? Встаньте. В соответствии со статьей 45, представителю потерпевших разъясняю его права. Вы вправе знать о предъявленном обвиняемому обвинений, давать показания, отказываться свидетельствовать против самого себя и своих близких родственников, представлять доказательства, заявлять ходатайства, давать показания на родном языке, иметь представителя, знакомиться с процессуальными документами, получать копии постановлений, участвовать в судебном разбирательстве, в суде 1 и 2 инстанции, надзорной инстанции, выступать в судебных прениях, знакомиться с протоколом судебного заседания, приносить на него свои замечания, обжаловать приговор, постановление суда. Сослан Шотаевич, Вам ясны ваши права?
— Да.
— Спасибо, присаживайтесь. Мы сегодня допросили всех вызванных потерпевших. Объявляется перерыв до 5 июля.