Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Судебное заседание по делу Кулаева Нурпаши Абургкашевича продолжается. Он обвиняется по статьями 209 ч.2, 205 ч.3, 30 ч.3, 206 ч.3, 105 ч.2 пунктами: а, в, д, е, ж, з; 30 ч.3, 105 ч.2, пунктами: а, в, д, е, ж, з; 317, 223 ч.3 Уголовного кодекса Российской Федерации. Прошу секретаря доложить о явке участников процесса.
Секретарь:
— На судебное заседание явились потерпевшие Плиева Людмила, Зита Сидакова.
— У нас на процессе интересы Торчиновой, Тебиевой, Фраевой, Гумецевой и Аликовой представляют Юрий Ткаченко и Марат Кораев. Мнения сторон, пожалуйста.
Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:
— Это право потерпевших.
— Мнение потерпевших?
— Не возражаем.
— Подсудимый?
— Нет.
— Суд, совещаясь на месте постановил, допустить в качестве представителя потерпевших адвокатов Юрия Ткаченко и Марата Кораева. Представлять в судебном заседании интересы Торчиновой, Тебиевой, Фраевой, Гумецевой и Аликовой. Объявляется состав суда. Председательствующий Агузаров. Обвинене представлено в лице 1-го заместителя прокурора РСО-Алании, старшего советника юстиции Черчесова Аслана Владимировича, старшего прокурора управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе, старшего советника юстиции Семисыновой Марии Степановны. Защитник подсудимого - адвокат Плиев. Секретарь судебного заседания Кохова. Разъясняю представителям потерпевших и потерпевшим право отвода к составу суда, к председательствующему, прокурорам, адвокату, секретарю. Ткаченко, встаньте пожалуйста. Есть отводы к составу суда?
— Нет.
— Кораев?
— Нет.
— Плиева, у Вас есть отводы к составу суда?
— Нет.
— Сидакова, у Вас есть отводы к составу суда?
— Нет.
— Спасибо, присаживайтесь.
— В соответствии со статьями 42, 45 УПК, представителям потерпевших и явившимся потерпевшим разъясняю их права. Вы вправе знать о предъявленном обвиняемому обвинений, давать показания, отказываться свидетельствовать против самого себя и своих близких родственников, представлять доказательства, заявлять ходатайства, давать показания на родном языке, иметь представителя, знакомиться с процессуальными документами, получать копии постановлений, участвовать в судебном разбирательстве, в суде 1 и 2 инстанции, надзорной инстанции, выступать в судебных прениях, знакомиться с протоколом судебного заседания, приносить на него свои замечания, обжаловать приговор, постановление, определение суда. Вы не в праве уклоняться от явки по вызову в суд, давать заведомо ложные показания или отказываться от дачи показаний, разглашать данные предварительного следствия. Представитель потерпевших Кораев, Вам ясны Ваши права?
— Да.
— Представитель потерпевших Ткаченко, Вам ясны Ваши права?
— Да.
— Присаживайтесь. Потерпевшая Плиева, Вам ясны Ваши права?
— Да.
— Потерпевшая Сидакова, Вам ясны Ваши права?
— Да.
— Спасибо, присаживайтесь. Продолжим допрос потерпевших. Плиева. Имя, отчество.
— Плиев Людмила Михайловна.
— Число, месяц, год рождения.
— 11 июня 1955 года.
— Место жительства.
— Город Беслан, улица Сигова, 52, кв. 90.
— Место работы.
— ГУП «Агропромснаб», зам директора.
— Еще раз, пожалуйста.
— Государственное унитарное предприятие «Агропромснаб».
— Людмила Михайловна, Вы предупреждаетесь об ответственности за дачу ложных показаний и за отказ от дачи показаний. Пожалуйста, распишитесь у секретаря. Пожалуйста.
Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:
— Людмила Михайловна, посмотрите на подсудимого. Скажите, Вам доводилось где-нибудь раньше видеть его?
— Нет.
— Скажите, кто из Ваших близких родственников пострадал при нападении на школу №1 в городе Беслане?
— В спортзале школы №1 у меня была сестра с тремя своими детьми. Двое младших детей вышли. А сестра со старшей девочкой погибла.
— Расскажите, кто сестра Ваша.
— Дзгоева Анна Михайловна и Дзгоева Ольга Владимировна, погибли.
— Не торопитесь пожалуйста, мы записываем. Какого года рождения сестра?
— 57 года.
— Дочь?
— Дзгоева Ольга Владимировна, 82 года рождения.
— Погибли, да?
— Погибли.
— А еще?
— Двое других детей живые. Дзгоева Маргарита Владимировна, 89 года рождения. Дзгоев Асланбек Владимирович, 91 года рождения.
— Скажите, а дети ранения не получили?
— Получили. Девочка в Ростове 2 месяца в больнице пролежала. У нее черепно-мозговая, минно-разрывная травма головы.
— А мальчик.
— У мальчика ожог 2 степени спины и живота, и осколочные мелкие ранения.
— Скажите пожалуйста, Ваша сестра пошла туда с детьми, или она там работала?
— Она пошла туда с детьми. Они жили в школьном переулке. И в общем-то она, дети уже 8, 9 класс. Она не собиралась туда идти. Но музыка заиграла, и они со старшей девочкой, девочка как раз закончила институт в этом году. И они просто пошли, чтобы вместе с детьми там быть.
— Вам известно, при каких обстоятельствах они погибли? И в какой день?
— Они погибли 3 числа, в момент второго взрыва. Дети видели, как она погибла.
— Где, в каком месте?
— В спортзале школы №1.
— Скажите, какой моральный вред вам причинен убийством сестры и детей?
— Я не могу оценить вред, когда убили мать 5 детей. Если суд признает виновным Кулаев в совершении преступлений, которые ему вменяются, Ваше мнение о мере наказания?
— Но не расстрел. Это слишком быстрая смерть для него. Я б хотела, чтобы он помучился так же, как мучались наши дети.
— Такой вопрос к вам, что Вам известно я имею ввиду от других, о действиях Кулаева в отношении заложников? Что-либо известно?
— Нет. Мне известно другое. Я 1 числа, когда ехала на работу, я могу рассказать?
— Да, пожалуйста.
— 1 числа я ехала на работу к 9 часам. И по мере надобности мне необходимо было купить бланки. Поэтому я на какой-то момент задержалась, пока киоск открыли. Я взяла бланки, села на маршрутку. И дорога пролегает на предприятие мое как раз мимо дороги к первой школе, по улице Коминтерна. И когда мы ехали на маршрутном такси, то около интерната, там напротив школы был интернат, водителя такси дети и женщины просили остановить около школы. Он перепутал интернат со школой, и притормозил около интерната. Они ему сказали, что около школы, а не около интерната. И машина медленно начала набирать скорость. В этот момент я просто обратила внимание, я по своей работе занимаюсь автотранспортом, и поэтому транспорт хорошо различаю. Я посмотрела на ту сторону, когда увидела эту ГАЗ-66, просто возникла мысль. У нас уже даже в колхозах самых захудалых ГАЗ-66 не используют, Господи, откуда они ее выкопали? Вот этот дранный брезент весь, обшарпанный, выгоревший. Машина ехала чуть опережая маршрутное такси, по нашей дороге. И когда, я не отрывала взгляда от машины, я не знаю почему, когда машина начала подъезжать к первой школе, когда она поравнялась со зданием торца школы, то машина продолжала ехать, а из нее начали выпрыгивать боевики. Они становились на колено, и начали обстреливать школу. И я громко в маршрутном такси сказала: «Они что, офигели сто ли?! Первого числа проводить учения. Детей напугают.» Машина проезжала дальше, остановилась около ворот, прям чуть-чуть, вот ворота были открыты, она чуть-чуть дальше сдвинута была. Потому что сам проход был открытый. И вот эти боевики, которые вдоль школы становились, стали по эту сторону, и все стали стрелять во двор, по школе. Часть боевиков, вот когда вот эти боевики выскочили, по периметру школы которые стояли, я еще тогда дума что учения. Но когда увидела, когда выскочили оттуда женщины, я вот тогда поняла, что это что-то страшное. Потому что они вот были замотаны в черные косынки и на них были балахоны. И когда они выпрыгивали, видно было, что у них были штаны, потому что юбка развивалась, и штаны видны были. Они стали сбоку. Чтоб не забыть, хотела ему потом задать вопрос. Я нарисовала схему движения машины, и как боевики располагались, где стояли в этот момент шахидки, около машины. И они стояли, они не двигались с места. Те, которые стояли по периметру, начали обстрел школы. Остальная вереница побежала во двор школы. Мы ж стояли в этот момент, никто не мог сдвинуться. И они тоже остановились, машина. И я тогда еще подумала, что вот напротив, напротив домов, двухэтажный дом. Двор был абсолютно пустой. Я думала, интересно, где дети. Это точно учения, потому что во дворе никого не было. То есть, по времени было 9.17. В 9.15 мы подъехали, в 9.17 я посмотрела, когда они бежали уже туда, к этому аппендициту, где проводилась на этот раз линейка. Каждый раз линейка проводилась во дворе школы, и они должны были быть. Вот стоять, и на них можно было смотреть вот со всех сторон, на детей, обозреваться они должны были. В данный момент дети были в аппендиците вот в этом, между спортзалом, школой и трудовыми кабинетами. Они были там, уже туда завели их. И когда эта вереница побежала боевиков, шахидки стояли около машины, они не двигались. А вот если машина стояла, допустим, головой туда, вот здесь стояли шахидки, вот с этой стороны они выпрыгивали, бежали вереницей туда, а здесь стоял боевик и выбрасывал рюкзаки. Он их выбрасывал, их было на полу где-то штук 6. Но они были легкие, потому что он их брал, поднимал легко, видно было, что человек усилия не придавал. Потом, в какой-то момент, видимо за нашей маршруткой скопились машины, потому что люди уже ехали по этой дороге. Они были одни в масках, другие без масок. Но все были в камуфляжной форме, она была защитного, старая была, ну выцветшая. Защитная, и черная, серая защитная. В спортивных костюмах никого не было. Но, я ж говорю, часть была в масках, часть без масок. И когда уже видимо скопились машины, они поняли, что это уже какую-то угрозу может им принести. Развернулся один из них, у него была борода. И начал стрелять по нам, по машинам. Но он видимо преднамеренно сделал выстрелы выше, потому что, когда маршрутка уже сорвалась с места, и машины все сорвались, они поехали, то вот по крайней мере три вот эти машины, которые я рядом видела, у них не было пулевых пробоин. Они были целые. То есть, он специально дал поверху, чтобы люди уехали оттуда. И уже потом, я естественно побежала, ну на работу стала звонить, я знала, что они все там. И вот, можно мне ему задать вопрос?
— Сейчас. Вначале мы Вам будем задавать вопросы. Скажите пожалуйста, вот эта автомашина ГАЗ-66, Вы говорите, что она собой представляла?
— Как что?
— Большая машина?
— Большая, ГАЗ-66, она больше, чем ГАЗ-53, но меньше, чем КАМАЗ. Средняя между КАМАЗом и ГАЗ-53. она была крытая. Когда вот тент этот был открытый, вот эта железная арка была видна. Она была закрыта тентом, но сам тент был выгоревшего цвета, абсолютно выгоревшего. Старый брезент был.
— Вы не заметили, номера государственные были на этой машине?
— Номера были, но номера я не видела. Не сообразила посмотреть.
— Я правильно Вас поняла, что машина, подъезжая к школе, она не останавливалась, но боевики из нее уже выпрыгивали.
— Да.
— Можете сказать, какое количество боевиков выпрыгнуло из нее на ходу
— На ходу выпрыгнуло около 20 человек.
— Те, кто на ходу выпрыгнул куда они бежали?
— Они не бежали. Они когда выпрыгивали, они сразу становились на колено и начинали стрелять по окнам школы. Обстреливали здание школы. А стояли они вдоль забора школы.
— А потом они куда делись
— Другая часть боевиков, их было 4 или 5, они побежали с этой стороны ворот. Там же тоже промежуток школы продолжается. С этой стороны ворот они туда побежали. А цепочка, выпрыгивая из машины, побежала прямо во двор. Вот которые во двор побежали, их было 10 или 8.
— Скажите пожалуйста, вы пояснили, что Вы до конца смотрели, все было разгружено из этой машины? Вот пока она стояла, эта машина.
— Вот он выбрасывал. Но потом, когда по нам начали стрелять, мы отъехали.
— Машина во время выгрузки этих рюкзаков, машина стояла?
— Стояла.
— Вот Вы отъехали на достаточное расстояние, чтобы не в поле зрения эта машина была.
— Машина в поле зрения была, но вот эта часть машины, куда он бросал, она уже была, за счет того, что угол, она уже не видима была.
— Из машины шла дальнейшая разгрузка какого-то груза?
— Я уже не видела.
— Скажите, Вы говорите, что человек 8-10 боевиков забежали во двор.
— Да.
— Вы видели этих боевиков, которые во двор забежали?
— Видела. Потому что я…
— Вот теперь поясните пожалуйста, вот эти боевики, они были с оружием?
— Нет, я не помню. Вот эти стреляли из автоматов. Вот на колено. А те побежали, те цепочкой побежали. Нет, не помню. Но, по-моему, автоматы все таки были, но они их не держали, чтобы их видно было.
— А эти, которые разгружали, кто эти рюкзаки в школу занес? Можете сказать?
— Нет. Мы уже на тот момент не видели. Уехали.
— Вы сказали, что рюкзаки были достаточно легкие. Можете сказать, что было в рюкзаках, какой груз был?
— Так я могу предположить. Это могли быть продукты питания, это могли быть нательные вещи, это могли быть аптечки. Но никак не патроны или магазины к автоматам. Потому что, когда он брал рюкзак, он должен был от тяжести провиснуть. Он вот так их брал легко, и бросал. Такое чувство было, что они наполнены чем-то мягким.
— Вы сами схему составили эту?
— Да.
— Можете показать суду? Пожалуйста. Давайте посмотрим, да? Пусть она пояснит нам. Пожалуйста, поясните. Вот это впереди Ваша маршрутка, да?
— Да. Дальше их машина. Это школа. Вот с этой стороны они побежали.
— Четверо?
— Да, из было 4. Я видела, их было 4. Вот когда машина остановилась, вот здесь уже.
— Вот это что?
— Это корпус школы. Здание школы.
— Вот это дальше побежали за забор, да?
— Да. Вот отсюда сюда нами просматривался вот этот двор. И он был абсолютно пустой. Прямо напротив.
— Маршрутка на другой стороне?
— На противоположной стороне.
— Хорошо. Приобщите это к материалам дела.
Заместитель прокурора РСО-Алания Аслан Черчесов:
— Скажите пожалуйста, с какого расстояния Вы наблюдали, как боевики выскакивали из машины.
— Где-то метров, наверное, 17.
— Так, конкретно какое оружие Вы не заметили?
— Они стреляли из автоматов.
— Вы говорили, что по роду своей деятельности, Вы знакомы с автотранспортом. Примерно, какая была степень загрузки этой машины?
— Если б я сейчас в здравом уме знала, что мне это нужно будет. Я просто тогда не понимала, не подумала посмотреть на колеса, определить степень загрузки.
— Сколько по времени Вы наблюдали за этим?
— Минут 6. 6-7 минут.
— И теперь, грубо, размеры рюкзаков.
— Вот такие. Потому что он, когда их брал…
— Но это стандартный рюкзак.
— Нет. Стандартный рюкзак это который на спине носят. А это, типа вещь-мешка. Пошире они были, он вот такие были.
— А форма?
— Удлиненные. Я почему-то потом думала, что там стволы гранатометов.
— Может, форма типа спортивной сумки?
— вы знаете, предположительно ствол гранатомета такой. Вот туда бы он поместился.
— Нет вопросов.
Таймураз Чеджемов:
— Скажите пожалуйста, а в последующие дни Вы были около школы?
— Да.
— Когда?
— 1, 2, 3. Мы не отходили оттуда. Мы живем недалеко от Дворца культуры. Мы ждали.
— А Вам известно, что происходило 1, 2, 3? Какие были действия со стороны милиции, боевиков?
— Да. Первого числа, когда я прибежала на работу и услышала это, то я поняла, что сестра с детьми там. Она на телефон не отвечала. Мы, конечно туда побежали. Я думала, я смогу к этим домам пройти. Но они уже попали под оцепление, потому что были в зоне обстрела. И естественно нас туда не пропустили. Мы со всей толпой вместе остались возле Дворца культуры. Мы тогда ближе находились, почти были около переулка этого. Пока они занимались развешиванием мин, им ни до людей было. И обстрел тогда, одним словом, не велся. Потом, видимо милиция вышла, они начали по нам стрелять. И они нас отодвинули от Дворца культуры, освободили эту площадь. Буквально в 12 часов 1 сентября днем люди начали говорить, что надо узнать, сколько там людей в школе. Говорили, давайте запишем. Кто у кого там есть. Мы начали делать списки. Их делали работники органов внутренних дел. А по громкоговорителю они объявили всем, у кого там есть родственники, записаться. Списки были сделаны где-то к часу дня. И там было где-то 988 человек. Вечером этого же дня мы сделали перепроверку. На тот момент было записано 1088 человек. Это в 8 вечера. В 12 дня еще многие не приехали. Многие еще не знали, не поняли.
— По школе стреляли 1 числа?
— Нет. Когда мы за угол заехали, то милиционер, который дежурил на переходе, он единственное начал стрелять, дал автоматную очередь. И его вытащили сразу. Но по школе не стреляли.
— А второго?
— Нет.
— А третьего?
— Второго между людьми начал идти разговор, я не знаю, откуда он просочился, но разговор был, что у них есть требования. И что кто-то приедет, и будут решать. И кто-то что-то будет делать. Эти требования все знают. И тогда мы тоже знали, какие требования они выставили. Мы не уходили оттуда и ночью. Мы были там круглые сутки. Мы сидели там. Поэтому каждая зацепочка, за которую мы могли зацепиться, зная, что она им поможет. Во-первых, нас обманывали, говорили, что им дают воду, что их кормят. А потом, когда зашли в зал Бигулов, Хадиков и Елоев, я сама лично спросила Азамата Хадикова.
— В какой зал?
— В зал Дворца культуры ночью. Они вошли и сказали: «Вы так сильно не переживайте. Им дают воду и им дают кушать.» Я просто спросила: «Откуда у Вас эта информация? Вот вы нас успокаиваете, вы конкретно скажите, кто из вас с ними разговаривал?» Они сказали: «Никто.» «А почему вы нас тогда успокаиваете, и говорите, что им дают воду?» Они сказали: «Они нам говорят.» Я сказала: «Это значит, вы говорите нам со слов террористов?» Они сказали: «Да.»
— А для Вас важно или не важно, что Вас обманули?
— Важно. Одно дело знать, что они хотя бы воду им давали, а другое, знать, что нас держат в неведении. Это была ложь не во благо.
— А вот 3 числа, что было?
— В обед, зять тоже работает в органах внутренних дел. И 1 числа, когда он узнал о захвате, естественно был в форме и прошел через оцепление. И пошел туда. И они пожар тушили, потому что они стреляли зажигательными по квартирам. В подъезде, где живет моя сестра, там полностью сгорели 2 квартиры. Ну, и вот они тушили эти квартиры, и были там. Потом они позвонили и сказали, что нет воды и сигарет. Там была отключена вода и газ. Я им привезла покушать, воду и сигареты.
— Кому?
— К оцеплению. Хотя он не был в оцеплении, он был там, в доме около школы. Ко мне подошли 2 ребят милиционеров. Они забрали и должны были отнести это туда. В этот момент, там стоял «Джип», и оттуда по радио я услышала, что в школе действительно находится более 1000 человек заложников. И буквально через несколько минут раздался взрыв. Когда раздался взрыв, началась суматоха, началась стрельба, все начали бежать непонятно куда. Мужчины побежали к школе, женщины начали оттуда убегать. Потом раздался второй взрыв. По времени я не могу сказать, через какое время он раздался. Начали появляться скорые помощи. Мы поняли, что не сможем там никого увидеть. Потому что невозможно было. Тогда мы поехали в больницу. На частной машине.
— Почему на частной?
— Потому что скорых помощей не хватало. И раненых ложили в частные машины и увозили в больницы. Им необходима была мгновенная помощь. Скорых было много, но их все равно не хватало, потому что людей, которых мы видели в больнице, они были серо-желтого цвета. Видимо от обезвоживания. Они были в ужасном состоянии. Им сразу делали укол, потом заносили внутрь. Там делили на группы, а тяжелых увозили в город. В какой-то момент туда подъехали омоновцы, часа наверное в 4. Подбежали туда. Спросили врача, где она. Там все закричали, ее занесли внутрь. И они забежали внутрь. Кто-то сказал, что шахидку под видом раненой привезли в больницу. Но омоновцы больше не вышли. Поэтому это осталось на уровне слухов. Они вошли через центральный вход, но там выходов несколько. То ли они вышли сами через другой выход, то ли с ней. Но, если они были одни, почему они не вышли через центральный вход. Они бы вышли через центральный вход, как зашли, если бы это была не шахидка, которую случайно туда занесли в больницу.
— Скажите, так называемый, момент штурма Вы помните. Когда начали оттуда люди убегать.
— Мы стояли же не близко там. Мы около Дворца стояли.
— Но примерно Вы уловили тот момент, когда уже выбегали раненые люди?
— Да.
— Вы не помните, в это время стреляли по школе? Какие-то звуки Вы слышали?
— Стрельба была страшная. Но мы были далеко, и нам не видно было, со школы это стреляли, или по школе стреляли.
— А что за стрельба была?
— Стрельба была и автоматная, и с гранатометов была стрельба тоже.
— А еще из чего? Не можете сказать?
— Нет.
— То есть, Вы не помните, откуда и куда стреляли?
— Я просто это не видела, я не могу это сказать.
— Все ясно. Спасибо. У меня такой вопрос. Вот насчет лжи, Вы считаете, это существенно, что вам лгали. А еще о чем Вам лгали?
— А еще о том нам лгали, что не было никаких требований. Ведь если…
— Не было никаких требований.
— Нам говорили, что требований нет.
— А кто это говорил, что нет требований?
— К нам приходил в зал и Александр Сергеевич Дзасохов.
— Дзасохов говорил, что нет никаких требований?
— Да. Он сказал, что требований нет. К нам приходил в зал, вот Огоев, Бигулов и Азамат Хадиков. Приходил Дзантиев. Они говорили, что требований не выдвигают, что они сами…
— Это какого числа было?
— Это было первого ночью и второго. Руководство говорило, что никаких требований не выдвигают. Даже нам сказали так, что «мы сами, - говорит, - просим их сказать, что они хотят, но они, - говорит, - с нами не идут на контакт.»
— Скажите пожалуйста, а Вы слышали что-нибудь о кассете? В те дни, там, не сегодня.
— Я BBC кассету смотрела сама.
— Но это Вы потом смотрели.
— Потом смотрела.
— В вот тогда?
— Тогда мы слышали, что выбросили кассету. Но нам сказали, что она абсолютно пустая.
— Кто вам сказал, что она пустая?
— В зале был Дзасохов и были Огоев с Бигуловым. Но говорил не Дзасохов.
— Вы там были. Кто говорил не помните?
— Нет. Не помню.
— Скажите пожалуйста, а как Вы оцениваете вообще эту ситуацию с терактом? Что боевики приехали, напали. В целом вы как оцениваете ситуацию?
— Я считаю, что это была подготовленная, целенаправленная акция. Не напали, приехали. Они готовились к ней заранее. Я не знаю, кому я могу задать тот вопрос, который я хочу задать. Но меня интересует, какой взрыв произошел ночью между 20.30 и 11 часами. Два мощных взрыва. Когда мы вернулись из больницы, не нашли свою сестру, вот когда мы ездили по больнице, и уже списки вывешивали, я увидела мальчика, нашла племянника, нашла племянницу в списках. М нам сказали, их отправили во все больницы. То есть, даже в этот момент с нами не посчитались. Нам не сказали, что они только в городских больницах. Мы поехали в Алагир, мы поехали в Ардон, мы поехали в Архонку, мы поехали в Октябрьское, мы по всем больницам их искали. Потому что нам сказали, что по всей республике их отправили. По всей республике. И мы вернулись когда вечером, в Архонке больница вообще была на ремонте.
— А что там Вы видите неправильного?
— Неправильного?! Люди разъехались. И в этот момент мы должны были искать своих близких.
— Списки где были?
— Списки в больнице висели, на стене. Списки висели на стене. Я не об этом говорю. Я говорю, зачем людям было говорить, что во всех больницах они, езжайте во все больницы, по всей республике покатайтесь.
— То есть Вам не говорили, куда забрали Ваших родных?
— Нет! Конечно нет! Там просто висел список, и все. Ищите!
— Вы считаете, это неправильным?
— Конечно нет! В тот момент, когда мы 2 с половиной суток просидели, когда мы искали близких, когда мы увидели, в каких они состояниях. Это, я считаю, издевательство было над людьми, полное издевательство!
— Я повторяю свой вопрос. Как Вы вообще оцениваете этот теракт, и с чем Вы его еще связываете? Если связываете.
— Я связываю с тем, что идет война в Чечне. Я связываю с тем, что произошел захват органов внутренних дел в Ингушетии. И я связываю с тем, что Пригородный район не дает некоторым ингушам спать спокойно. И это, конец видимо этому никогда не будет. И что акция эта была спланированная.
— Но боевики планируют акцию.
— Планируют, приехали, и можно было захватить, а можно было и не захватить. Но если оружие было в школе складировано. Кстати, в 20.20 по НТВ выступил Андреев. Я считаю, что Андреев все таки, это боевой генерал. И если боевой генерал мог ошибиться в своих выкладках, а он сказал: «Основной факт на сегодняшний момент – оружие в огромном количестве было в школе.» 20.20, НТВ, кассета за 3 число. Проверить это можно абсолютно, Андреев живой.
— Вы считаете вообще нормальным? Ну хорошо, там война идет, боевики есть. Вы считаете нормальным, что боевики сели спокойно где-то в Назрани, в лесу собрались, там тренируются спокойно, никто им не мешает. Потом сели, поехали, спокойно приехали куда хотели. Вы это как оцениваете?
— Я оцениваю это, как бездействие работников внутренних дел и дорожно-патрульной службы. Потому что на тот момент, когда они ехали, их никто абсолютно. Ту машину, которую, Вы видели эту машину сами? Ее невозможно было не остановить. Любой нормальный постовой, он должен был остановить эту машину. Чисто даже по техническим условиям она не соответствует нормам.
— Вы считаете, что было место бездействия?
— Бездействие, абсолютное.
— Скажите пожалуйста, а вот как Вы смотрите на то уже, что переговоры не велись с бандитами? Вы сегодня уже знаете, что бандиты требовали, просили прийти к ним на переговоры…
— Четверых. Они это нам сказали в зале. Нам сказали, в данном случае Азамат Хадиков тогда сказал так: «Вы же прекрасно понимаете, что если они пойдут, их убьют.» То есть, у нас был выбор, их все равно убьют, а что случится еще не известно, то есть и ваши могут погибнуть.
— Нам сказали, что тогда бы убили и заложников, или в обмен.
— Видите как, вот сейчас кто может сказать, убили бы они Дзасохова, Рошаля. Они бы просто взяли их заложники, чтобы коридором. Ведь же был такой момент, когда появился автобус с альфовцами, все начали кричать: «Расступитесь! Расступитесь, дайте дорогу!» Тогда еще оцепление стояло не там, где было на тот момент, когда взрыв, почти до середины Дворца культуры, а на углу улицы Октябрьская. Там еще машины стояли вдоль вот так всей дороги. И когда автобус проехал, тогда сказали, что спецназ видимо разгрузили в этом, в училище, и автобус выезжает. И начали кричать: «Дайте зеленый коридор! Они видимо буду уходить.» И мужчины начали поднимать машины, убирать на тротуар, чтобы освободить полностью дорогу. Был такой слух.
— Так вы считаете, надо было им идти на переговоры?
— Конечно! Конечно надо было. Это руководство было, это их вина в том, что произошло.
— Понятно. У меня еще один вопрос. А вот когда пожар был, вы там пожарные машины видели?
— О пожарниках я хочу сказать отдельно. Когда 1 числа они начали стрелять зажигательными смесями, видимо …
— Кто начал стрелять?
— Боевики по квартирам. То мы связались вот с ребятами со двора, и они сказали: «Срочно скажите, чтобы пожарные приехали. Начали гореть квартиры.» Мы позвонили в пожарную часть. Пожарные приехали. Доехли до переулка, развернулись и уехали. Там стреляют. Я вообще-то считала, что пожарные, это работа такая же как и милиция. Они должны рисковать иногда своей жизнью ради спасения кого-то. А они просто напросто туда не поехали.
— Вот школу тушили пожарные?
— Они ее тушили после взрыва уже. Но у них…
— Во сколько примерно начали?
— Этого я уже сама не видела, я была в больнице.
— У меня нет вопросов.
Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:
— У меня еще один вопрос. Вы сказали, 3 числа они стреляли зажигательными смесями.
— Первого. Квартиры выгорели уже первого.
— Вы говорите, зять Ваш ходил, тушил. А они, кого вы подразумевали? Они, это кто?
— Боевики.
— Давайте, мы будем так называть. Их своими именами. А то, вы сказали, они стреляли и зять ходил тушить. В общем, боевики стреляли, да? Правильно?
— Да, да.
— Нет вопросов, все.
Представитель потерпевших:
— Скажите пожалуйста, вот когда Вы внимательно машину рассмотрели, вы когда на нее обратили внимание?
— Я обратила внимание только тогда, когда они откинули тент и начали выпрыгивать из машины.
— То есть тент был закрыт.
— Тент был опущен. Когда мы параллельно двигались, она чуть где-то прижала нас. Вот, ну скажем, метров на 5 она шла параллельно, но впереди. И когда они поравнялись со школой, с торцом школы, вот тогда отбросили тент, и они начали выпрыгивать на землю.
— Тогда еще один вопрос. Вот когда машина уже подъезжала к школе, насколько Вы поняли, водитель ориентировался по местности?
— А там дорога шла конкретно рядом с этой школой. Там даже искать ничего не надо было. И когда машина остановилась, эта ГАЗ-66, с этой стороны, там было несколько легковых машин. Родители привезли детей в школу, естественно машины оставили около ворот. И она как раз стала так носом, что к этим машинам. Она остановилась, чуть-чуть открыв ворота.
— И в этот момент был отброшен тент, и начали они выпрыгивать.
— Они начали выпрыгивать раньше. Тогда, когда они поравнялись с торцом школы. А я говорю сейчас о моменте, когда они стояли около ворот уже, когда машина остановилась.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— У потерпевших есть вопросы?
— Дудиева. Люда, ты стала говорить, что 3 сентября вы искали по больницам, а ночью приехали, и два взрыва ты слышала. Ты поподробнее расскажи.
— Вот третьего, когда мы вернулись из больницы, зашли в дом и брат говорит: «Давай, включи телевизор, может быть что-то скажут.» и мы как раз включили НТВ, и вот выступал Андреев. Вот это я еще успела посмотреть, когда Андреев сказал. И буквально, я по времени сейчас не могу вот точно сказать, сколько было. Какое-то время прошло, раздались 2, один мощный взрыв. Я подскочила, я говорю, наверное вокзал взорвали. Потому что уже хорошего я ничего не предполагала. И буквально через несколько минут раздался второй мощный взрыв. Но потом на другой день, все выскочили во двор, начали спрашивать: «Что случилось?», никто ничего не понял. Потом, собственно говоря, мне было, честно говоря, не до этого, потому что мы искали сестру уж в морге.
Таймураз Чеджемов:
— Вот этот взрыв был во сколько?
— Вот это взрыв прозвучал между половиной девятого и 11.
— Третьего.
— Третьего ночью. Я вот хочу спросить, вот та стена, которая выходила на спортивный зал, когда она была разрушена?
— Взрывы Вы сами слышали.
— Да, да конечно.
— Не по телевизору Вы смотрели?
— Нет! Нет, я выскочила. Я сразу раскрыла окно и начала смотреть. Я думала, если это взорвали вокзал, у нас дом близко к вокзалу, я бы увидела или огонь, или что-то.
— Эти взрывы в школе были, Вы потом узнали?
— Да.
— Или неизвестно где.
— Это взрывы были в школе.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— У потерпевших есть вопросы?
— Нузаева.
— Вы потерпевшая?
— Да.
— Вы допрашивались?
— Нет еще.
— Присаживайтесь.
— Люда, ты когда увидела шахидок?
— Вот когда машина прошла основное здание школы, и выпрыгнули боевики, которые стояли по периметру, вот тогда выпрыгнули эти женщины, 4 женщины. 4 шахидки их было. Выпрыгнули еще мужчины, стали, вторую половину по периметру школы закрыли. А тогда цепочка побежала туда. Вот когда цепочка мужчин вбежала во двор, эти женщины стояли около машины. А этот сбоку, чтобы не мешать тем, кто выскакивал посередине, выбрасывал рюкзаки.
— Люда, а ты точно помнишь, что их было 4?
— Я точно помню, что их было 4.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Говорите суду. Не Нузаева ведет процесс, вот суд здесь.
— Я извиняюсь.
Голоса из зала:
— Вот у меня параллельно вопрос к Кулаеву. Кулаев в предыдущих показаниях говорил, что когда они подъехали, они стояли минут 20. Кулаев, скажи пожалуйста, вот показания свидетеля. Действительно она говорит, или нет?
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Кулаев, вопрос понятен?
Нурпаша Кулаев:
— Да.
— Отвечайте.
— Эта машина, когда близко к школе подъехали, она стояла минут 20. И эта машина оттуда вообще не двигалась никуда. Мы последние оттуда выпрыгнули, из машины. И они рюкзаки не взяли оттуда, ничего. Потом машину загнали в школу, оттуда взяли рюкзаки. А женщины, там 2 женщины в кузове были, я больше не видел.
— Ну как ты не видел, если она говорит, что их было 4? Как ты мог видеть 2?
— Я двоих только в кузове видел. Я больше в школе не видел, и вообще не видел.
— Значит в два захода они тоже не выпрыгивали из машины, да?
— Никто из машины не выпрыгивал. Стояли минут 20. Там люди ходили, я слышал. Но я не знал, где машина стоит. Я не могу точно, где она стояла, сказать. Но я знаю, минут 20 там мы стояли.
— А что ты можешь сказать, насчет вот этих рюкзаков? Что там было?
— В рюкзаках у них маленькая взрывчатка была вот эта. Это я знаю. А так, может патроны у них были. Не знаю, что у них было.
— А может там спальные мешки были?
— Ну я не знаю, но там я рюкзаки видел, я знаю.
Потерпевшая:
— Можно к нему вопрос?
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Сейчас.
Голоса из зала:
— Кулаев скажи пожалуйста, вот чтобы туда ты поехал кто за тебя решил? Сколько тебе заплатили, скажи?
— За меня никто не решил. Что я за деньги туда поехал, кто туда за деньги поедет вообще.
— А за что? Мне интересно.
— Кому это, я не знаю, выгодно. Кто за деньги, я не знаю, поедет на самоубийство.
Потерпевшая:
— Можно, я спрошу?
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Сейчас, сейчас. Подождите.
Таймураз Чеджемов:
— Можно Кулаеву один вопрос? Кулаев, вот свидетель Плиева говорит, что все были в камуфляжной форме. Правильно я Вас понял?
Потерпевшая:
— Правильно.
— Вы были в камуфляжной форме?
Нурпаша Кулаев:
— Не были там в камуфляжной форме. Там человек 3-4, самое большее 5 человек в камуфляжной. Я знаю камуфляжную форму, что это. С 94 года война идет в Чечне. В форме я разбираюсь, я знаю, там не было, 6 или 5 человек самое большее в камуфляжной. Полковник был, и то у него брюки были военные, сверху даже не было камуфляжной формы.
— Плиева, может Вы ошибаетесь?
Потерпевшая:
— Серая, черная одежда, это не камуфляжная форма? Не спортивные штаны во всяком случае. Серо-черная, это не камуфляж? Не пятнистая. Серо-черная.
— Нет, камуфляж, это ж пятнистая.
— Нет, они были вот в серо-черной одежде. Ну я думала, что это камуфляжная тоже одежда.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Кулаев, у Вас есть вопросы к потерпевшей?
— Нет.
— У адвоката?
— Нет
Потерпевшая:
— У меня вопрос к Кулаеву. Можно?
— Сейчас. У меня вопрос такой. Скажите пожалуйста, вы очень четко видели машину ГАЗ-66. как Вы говорите, расстояние между Вами и этой машиной было не более 17 метров. Я Вас правильно понял?
— Да. Скажите пожалуйста, с этой машиной еще была какая-нибудь другая машина?
— Там стояли еще легковые машины.
— С этой, я имею ввиду рядом с ней.
— Когда ехала? Возле нее стояли легковые машины. Стояла «Жигули», стояла красная иномарка, стояла серебристая иномарка. Там еще 4 или 5 легковых машин стояло.
— Но это машины, они с ней были, с этой автомашиной?
— Я не знаю.
— Или она к ним подъехала?
— Я не знаю.
— Скажите а белую «Жигули» Вы не видели с этой машиной?
— Вот впереди нее, я не обратила внимание, ехала. Я вот взгляд поставила на ГАЗ-66, я не обратила внимание на легковую машину. Может быть и была, но я не смотрела.
— Еще насчет шахидок тоже. У меня все таки уточняющий вопрос. Вы точно уверены, что их было 4?
— Да. У меня страх появился. Когда я их увидела. Я до последнего момента, вот когда они выскакивали…
— Во что они были одеты, еще раз скажите.
— Они были черными этими замотаны. Длинные юбки на них были. Но когда вот она выпрыгивала с машины, то юбка поднялась. Естественно под юбкой видимо были брюки у нее.
— У нее? У всех?
— Вот ясно вот одна, вот последняя когда выпрыгивала, вот ее я увидела. Вот тогда я на них уже обратила внимание. До этого на этих смотрела, на боевиков, которые стреляли по школе. Понимаете, они выпрыгивали, я думала что это учения. Но когда увидела, что стекла ломаются в школе, вот тогда я поняла, что это захват.
— Еще один вопрос. Скажите, вот Вы утверждаете, что боевики, которые спрыгивали с машины, они сразу становились в позу и открыли стрельбу по школе.
— По школе, именно по окнам. По школьному фасаду здания. По школе.
— А в какую именно часть они стреляли, вы не можете сказать?
— В часть школы?
— Да.
— Я сейчас вот план покажу Вам.
— Нет, вы скажите. Не надо мне план показывать.
— Вот угол школы. Вот здание школы выходит на улицу Коминтерна. И они обстреливали все здание школы. Они стреляли по всему периметру этой школы и стреляли по всему зданию.
— А может быть и вверх стреляли?
— Но стекла были побиты. Я обратила внимание на стекла, потом я поняла.
Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:
— На каком этаже стекла были побиты?
— 2, 3 этаж. То есть, 1, 2 этаж.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Хорошо, задайте вопрос.
— Я хочу задать, насчет 20 минут. 20 минут вы стояли около школы, или до того, как вы подъехали к школе?
Нурпаша Кулаев:
— Около школы. Рядом стояли. Там даже слышно было, люди ходили там. Потом мы выпрыгнули из машины. Я смотрел, там школы здание стояло.
— Около школы 20 минут вы не стояли. Вы подъехали, и сразу начался захват школы.
— Я говорю, мы там минут 15-20 рядом с этой школой стояли. Я знаю.
Голоса из зала:
— Откуда ты знал, если машина была закрыта?
— Машина…
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Кулаев, на предыдущих допросах Вы говорили, что машина была закрыта, и Вы ничего не видели. Куда вы ехали, как вы ехали, куда вы подъехали. А сейчас Вы говорите, что вы стояли 20 минут возле школы.
— Я говорю, когда мы выпрыгнули, там школа была. Больше я не знаю, машина вообще не двигалась. Последний и первый раз машина там остановилась, больше эта машина нигде не остановилась. Когда мы выпрыгнули, там уже рядом школа была. Я ничего не видел. Но когда мы выпрыгнули, увидел школу.
— Кулаев, и вот насчет шахидок все таки. Сколько было шахидок в кузове?
— В кузове, в машине 2 шахидки были, 2 девчонки. Больше я не видел никаких девчонок. Меня потом на следствии допрашивали тоже какую-то женщину, снайпер она была. Кто она была? Но я не видел никакой женщины.
Таймураз Чеджемов:
— Не видел, или не было?
— Я не слышал и не видел. Я не знаю, там было или не было. Они говорили, на втором этаже снайпер женщина была с желтыми волосами. Мне на следствии вот когда, из 6 отдела. Но я не видел этого. Я на второй этаж не поднимался, нас не пустили.
Представитель потерпевших:
— Можно я спрошу? Кулаев, вы ехали в дороге значительное время. Вы что за это время не могли определить, в кузове мужчины, женщины, дети? Вы говорите: «Я не видел.»
— В кузове не было больше женщин. Я говорю, там 2 только было, в кузове.
— То есть, было только 2 женщины. Или Вы не видели больше 2 женщин?
— в кузове не было. Я говорю, в школе я не видел.
— Все, нет вопросов. Вы определеннее говорите.
— Я в школе говорю не видел. В кузове не было.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Плиева, у Вас есть вопросы?
— Да. Кулаев, можешь на меня смотреть? Посмотри на меня. Ты же не боялся, когда ты шел взрывать детей, что ты сейчас боишься. Я хочу вопрос тебе задать. Посмотри на меня, я хочу показать тебе расположение машины. Подними глаза. Что ты как девица красная стоишь. Ну смотри на меня! Мне вопрос надо тебе задать! Для того, чтобы я задала вопрос мне надо показать, где кто стоял. И чтобы ты ответил на этот вопрос. Просто смотри на меня. Подними глаза! Вот теперь смотри! Вот смотри теперь, машина стояла вот так, голова машины здесь. Вот край машины. Вот, откуда вы выпрыгивали. Сюда смотри! Теперь мне объясни, где стоял мужчина, который выбрасывал рюкзаки, и где стояли шахидки? Если ты выпрыгивал из этой машины.
— Не знаю я.
— Нет, покажи! Вот один борт. Вот с этой стороны дороги, от школы. Где стояли шахидки. Вот здесь кузов, голова машины, кабина машины. Вот открытый борт, вы отсюда выпрыгивали. Вот так по периметру стояли боевики, в эту сторону побежали 4 человека, туда побежал ряд, во двор. Где стояли шахидки, и где стоял тот, который выбрасывал рюкзаки.
— Шахидки, рядом вот так…
— Рядом, где?
— Вот здесь, на машине показывай!
— Там не было. Шахидки там стояли, рядом с кабиной. Мы сидели когда, рядом они сидели, они последние выпрыгнули. Мы все, которые впереди там были, рядом с кабиной, мы последние выпрыгнули из машины. А когда мы уже выпрыгнули, уже в школе уже боевики были. Полностью.
— Шахидки выпрыгнули после тебя, да?
— После меня они все выпрыгнули. Последние нас 4 человека оттуда выпрыгнули. И мы там стояли, минут 2 по-моему, пока они не сказали, боевик сам сказал: «Туда бегите. Что вы стоите здесь.» А в то время уже боевики уже давно в школе были. Они стреляли оттуда вверх. Они уже захватили школу.
Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:
— Я хочу вопрос задать. Кулаев, Вы говорите, последним, да, выпрыгнули?
— Да.
— Кто рюкзаки разгружал? Вы?
— Рюкзаки не разгружали. Они потом, они ничего не взяли в руках. Сразу с автоматами побежали. Потом…
— Рюкзаки кто-то разгружал?
— Они во дворе школы прямо разгружали. Я потом кассеты видел, эта машина во дворе стояла.
— Вы что хотите сказать, что машина заезжала во двор школы?
— После захвата они загнали машину туда. Потом оттуда все рюкзаки.
— А потом машина уехала, да?
— Не уехала. На кассете я только видел, там стояла машина.
— Осталась там, во дворе школы?
— Да.
— Вот Вы слышали показания потерпевшей Плиевой. Она говорит, что машина двигалась по периметру школы. Вы знаете, что такое периметр школы? То есть, вдоль забора.
— Да.
— И на ходу, она на медленном ходу двигалась, выпрыгивали боевики. Вот скажите, так это было?
— Там так не было. На ходу оттуда никто не выпрыгнул. Пока там стояла машина. Полковник, они на «семерке» были. Это мента «семерка». Потом из кабины 2 выпрыгнули. Они сказали: «Выпрыгивайте из машины.» Когда уже выпрыгнули все, стали в школу бежать, в сторону школы. А из машины рюкзаки, ничего они не взяли.
— Вот человек, который наблюдала за вашей машиной. И она говорит, как это было. Вы что, ей не верите?
— Я не знаю, какую машину она видела. Но я знаю, в которой я сидел машине ГАЗ-66, военный был. Но она там стояла минут 20, потому что машина когда едет, или стоит, любой может сказать.
— Вот потерпевшая говорит, что машина пошла на медленном ходу и из нее выпрыгивали боевики, становились на колено, и стреляли по окнам школы. Я спрашиваю, так было, или нет?
— Не было так.
— Скажите, вот в какую партию Вы попали. В ту, которая вот выпрыгнула и становилась на колено, как говорит потерпевшая. В ту, которая побежала в другую сторону. Или в ту, которая побежала в школу?
— Там на колено никто не стоял. Почему они на колено стояли?
— Вот в какой группе вы находились?
— Я говорю, последний во двор школы…
— Последняя группа побежала в школу. Правильно?
— Да.
— Сколько вас было человек в этой группе?
— Человек 5 или 6, последние, которые там остались.
— Нет вопросов к нему. Вы слышали его показания?
Потерпевшая:
— Слышала.
— Как вы считаете, вот он правду говорит?
— я считаю, что нет. 20 минут машина около школы находиться просто не могла. По таким соображениям, что в школе были представители органов внутренних дел. Они бы автоматически на эту машину обратили бы внимание. А когда будет она выступать, она еще скажет, что она, ей сказали, что машина стояла на углу, потому я его спросила, где они стояли 20 минут. На углу переулка того, там они стояли. Там, говорит, действительно они стояли.
— Нет вопросов.
Голоса из зала:
— Дудиева. Они выпрыгивали из машины, они подъехали, ты говоришь. А Кулаев говорит, что они стояли. Вот у нас уже были свидетели, которые говорили, что были 2 машины. Кулаева невозможно понять. Ты приехал в первой машине, или во второй? Значит ты тоже говоришь, когда вы смотрели, уже двор был пустой. Значит они уже в этот аппендицит загнали детей. Так он был, когда загоняли, или когда уже рюкзаки разгружали? Он в какой машине был? Первая машина загоняла детей. Значит так.
Потерпевшая:
— ГАЗ-66 была одна там, Сусанна.
— Они все там стояли, Люда, на баскетбольной площадке они стояли. Это точно.
— Двор просматривался. И дом Шотаева был виден насквозь.
— Значит они уже были со стороны спортзала. Вот там.
— В аппендиците. Правильно. Потому что на тот момент их туда уже забрали, чтобы заводить в классы.
— А он значит выпрыгнул из той машины, которая загоняла. Значит из первой машины.
Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:
— Это заключение у нее, а не вопрос.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Да, Дудиева, спросите Кулаева, сколько было машин?
Голоса из зала:
— Сколько было машин, Кулаев?
Нурпаша Кулаев:
— Машина одна, то что я знаю, ГАЗ-66, с которого боевики загнали людей в школу. Я не знаю, там еще была или не была. Я не видел никакой машины.
— Когда Вы загоняли, там люди были, на линейке стояли?
— Там люди были. Но боевики их загоняли в сторону спортзала.
— Хадзарагова. Кулаеву вопрос. Кулаев, а когда вы зашли, ты вот в зале, на кухне, где ты там сидел, ты вот кроме тех боевиков, которые ехали с тобой в машине, другие лица еще видел? Среди женщин и среди мужчин?
— Я не видел никого другого. Я не знаю. Но на второй этаж они нас вообще не пустили. Я не могу сказать, что там было.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Так, Людмила Михайловна, у Вас есть вопросы еще?
— У меня знаете, какой вопрос. 3 числа, когда произошли взрывы…
— К кому вопрос у Вас?
— Вот я не знаю к кому это. Кто стрелял с огнеметов. К нему, наверное. А он что, ответит про огнеметы? Он был в школе.
— Вы хотите что-то сказать?
— Да. Вот 3 числа, когда произошли вот эти 2 мощных взрыва, то потом были применены огнеметы. Я например считаю, что, по тому, что я увидела в морге, большинство людей сгорели, потому что было применено это оружие. Если человек приходит на работу и ломает на работе ногу, то государство в лице предприятия несет ответственность. Кто из руководителей несет ответственность за то, что сгорели эти люди? Кто? Если люди пришли в школу, это государственное учреждение, которое несет ответственность перед народом. Было применено оружие, от которого люди сгорели. Многие из них были контужены. Ведь никто сейчас смело не может на себя взять, никто, ответственность, и заявить, что они были все мертвые. Половина из них были живые. Они может быть были ранены, были контужены. Но они были живые.
Таймураз Чеджемов:
— Плиева, после каких взрывов Вы имеете ввиду?
— После огнеметов. Когда начали гореть живые люди. Н после взрывов.
— Вы говорите, после взрывов начали применять…
— Огнеметы, да!
— Так Вы какие взрывы имеете ввиду? Днем которые?
— Да, конечно. Взрывы, которые произошли в спортзале. после этого применяли огнеметы.
— А Вы видели, что применялись огнеметы?
— Я видела трубы от огнеметов, которые передавали военной части. Потом, когда написали даже в газете, что номера не совпадают с номерами, которые имелись в военной части, и потом еще один передали уже под камеру, чтобы никто никуда не сказал, что такого нет, и такой номер не зафиксирован.
— А Вы не встречали человека, который видел, что стреляли из огнеметов?
— Зять.
— Он сам видел?
— Он же там был.
— Он видел?
— Конечно. Как школа гореть начала.
— А как по школе стреляли из огнеметов?
— Да.
— Как зятя фамилия?
— Дзгоев Владимир Хаджимурзаевич.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Скажите, ваш зять признан потерпевшим?
— Да, конечно.
Таймураз Чеджемов:
— Это днем было, да?
— Да.
— А Вы считаете, не надо было стрелять из огнеметов?
— По тем параметрам, которые описал в газете Эльбрус Тедтов, что представляет из себя огнемет, и что он сразу, моментально сгорает, сгорает 60 кубометров кислорода. Как можно было по залу стрелять подряд несколько выстрелов?
— И Вы в этом видите причину стольких смертей?
— Да.
— Правильно я Вас понял?
— Правильно Вы меня поняли. Я считаю, что огнеметы были применены. И из-за этого многие люди погибли, сгорели.
— Зять - потерпевший по делу?
— Да.
— Допрашивался?
— Нет.
— все, у меня нет вопросов.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Присаживайтесь. Вопрос у Вас? Что у Вас?
Голоса из зала:
— Я хочу дополнить просто при адвокате, сейчас.
— Подождите, подождите. Присаживайтесь пока. Сейчас мы вам дадим возможность, подождите. Сидакова. Имя, отчество.
— Сидакова Зита Михайловна.
— Число, месяц, год рождения.
— 31 мая, 76 года.
— Место жительства.
— Город Беслан, Ленина, 72, кв. 20.
— Место работы.
— Северо-осетинская таможня.
— Должность.
— Государственный инспектор.
— Зита Михайловна, Вы предупреждаетесь об ответственности за дачу ложных показаний и за отказ от дачи показаний. Пожалуйста, распишитесь у секретаря. Пожалуйста.
Заместитель прокурора РСО-Алания Аслан Черчесов:
— Зита Михайловна, скажите, вы ранее видели Кулаева?
— Нет.
— Кто из Ваших родственников пострадал в результате теракта?
— У меня муж погиб.
— Расскажите, при каких обстоятельствах это произошло?
— Это произошло 1 сентября.
— Как он там оказался?
— Мы ребенка повели в первый класс. Мы были там, я, муж, 2 детей, сестра, моя сестра с ребенком. Мужчин забрали в первый день. И он больше не вернулся. Он с Кудзаевым, там уже были погибшие мужчины, с Кудзаевым выбрасывали трупы из окна.
— Так, сами Вы были в заложниках?
— Да.
— Ну расскажите тогда поподробнее. Вот я Вам рассказываю, как он погиб.
— Вначале, как Вы.
— Вы меня спросили, при каких обстоятельствах погиб мой муж. Я Вам отвечаю.
— Понятно. Тогда уточним, как вас захватили и загнали в спортзал, с самого начала начните.
— Просто не хочется повторяться. Здесь все рассказывали. Ну, пришли мы в первую школу. Муж с младшим ребенком стояли в стороне. А я с сестрой подошла. Первоклашек вывели опять во двор, построили их, и я подошла с камерой снимать ребенка. Сестра фотографировала ребенка. И уже сняли, она сфотографировала, мы хотели отойти уже в сторону, потому что их должны были уже вывести туда, на линейку. И в тот момент, когда я развернулась, вот тогда началась стрельба. Я обернулась назад и увидела там, не Кулаева, увидела там бородатых людей. Тогда я еще не понимала, что происходит, но было очень страшно. Я не осознавала, что это захват. Потом нас начали загонять туда вот, во двор, ближе к спортзалу. Первоклашек загнали в школу. Загнали нас в спортзал, Кулаева я там не видела. Были там в камуфляже, были и в спортивной одежде. Мужчин забрали я не помню через какое время. Ну, может больше часа прошло, может и нет, я точно не помню. Их забрали, и муж больше не вернулся. И вернувшиеся мужчины мне говорили, что он ранен. Его уже не было. Что рассказывать? Как издевались над людьми. Но это вам уже известно, что рассказывать. Как мучили жаждой, как мучили детей.
— Давайте начнем с того, как развешивали взрывчатку. Сколько человек в этом принимало участие?
— Я точно не помню, сколько людей было. Но, честно сказать, я была как-то в таком состоянии, что я не смотрела на лица, я не смотрела, сколько их человек там. Я успокаивала своих детей.
— А вот из боевиков, по большей части, сколько в зале из них находилось?
— В самом начале?
— Ну, и в самом начале. Вот, по Вашему мнению, какое было их общее количество.
— Но это невозможно сказать. Потому что они периодически менялись, в маске. Откуда я знаю. Вот сейчас зашел в форме и в маске, и такой же придет в форме и в маске. Откуда я знаю, одно это лицо или нет.
— Но на 2, 3 день, вроде бы, большинство маски сняли. Большинство боевиков. Так не зафиксировалось у Вас, да?
— Нет. У меня, во-первых, зрение плохое, и я не разглядела так. Не посчитала. Плохо вижу.
— Именно как плохо?
— Ну, я на расстоянии лицо не вижу так четко выражено. Ну, их было немало. Судя по тому, что наверху уже там все заняли свои места, и люди которые нас загоняли, их тоже было немало. Там часть загоняли в школу, часть загоняли вот в спортзал.
— Вот в первый день вам давали возможность выйти, выпить воды.
— Я не выходила. Нам передавали помойное ведро, в котором на дне был песок и волосы. С этого помойного ведра нам дали выпить воду. С помойного ведра. Но выбора не было, и дети пили эту воду. Первый день, вот какое-то время, я не знаю, сколько времени прошло, но какое-то время давали, да. Давали там глоток буквально. Стакан выхватывали из руки, дети орали, невозможно было напиться.
— Что-нибудь касаемо оружия, которое было у боевиков, вы можете прояснить?
— Я не знаю, в каком количестве было оружие. Но оружия было. Судя по всему, очень много. Потому что и в первый день вот эта вот стрельба каждые 5 минут. Раз они просто так стреляли, вот даже в зале, значит у них запас был немаленький. И потом уже в этом тоже, в столовой, они отстреливались, вот оружие, вот так точно я в них не разбираюсь, что как называется. Но оружия было немало.
— Вы говорите, что Кудзаев тоже был с Вашим мужем. Со слов кудзаева вам что-либо известно об обстоятельствах?
— Когда я его спрашивала, что он говорил, и как он говорил, он говорил, он ничего не говорил, он молчал. А мужики, которые там были, они говорили, что Кудзаев ему предложил, но Кудзаев это подтверждает, он сам тоже говорил, я в Интернете читала это. Что Кудзаев говорил: «Я, - говорит, - ему предложил, давай прыгать. В общем, мы выбросим очередной труп из окна и сразу выпрыгнем сами.» Но там, если Вы знаете, мужчин, которых забрали, им сказали, что за попытку бежать или еще какое-то лишнее движение, мы будем расстреливать семью. И в тот момент, когда Кудзаев предложил моему мужу: «Давай прыгать», он ему сказал: «Не могу, у меня здесь семья.» И Кудзаев, вот в Интернете, если хотите я Вам принесу, там распечатала, говорит: «Я для себя решил, что я убегу. Это шанс убежать, спастись. А человек, который рядом, я понимаю, что его расстреляют за мое бегство, но он этот смертный приговор вынес себе сам.» И он сбежал. И в тот момент, когда он сбежал, расстреляли моего мужа.
— Это было в первый день, да?
— Это было в первый день.
— Так, про второй день, что Вы можете пояснить? В частности, вопрос касающийся прихода Аушева. Вы это видели?
— Я Аушева видела, но я, честно сказать, не поняла на тот момент, что кто-то вышел тогда из школы. Я это узнала только 3 числа. Уже по освобождению.
— Вы не заметили это просто из-за состояния?
— Я, честно сказать, в общем к залу вообще сидела спиной. Ну, первый день вот. Потому что я детей вот под парту засунула, лицом была к ним. А парта стояла под окном, и вот дети под столом, а я спиной к залу. Я так особо. Но когда Аушев зашел, там слух прошел, и я обернулась. И я увидела Аушева, он постоял, я не знаю сколько секунд, ну так посмотрел на зал в общем, и вышел. Ничего он не говорил, я не видела, чтобы он что-то сказал. Ничего не жестикулировал, молча ушел. А потом, я же говорю, я не поняла, что кто-то с ним ушел.
— На 3 день что происходило?
— На 3 день перед взрывом я потеряла сознание. Потом прогремел взрыв. Со мной рядом сидела Адырхаева Ирина, погибшая. Она меня стала бить по щекам, приводить в чувство. И уже взрыв я слышала, но не могла прийти в себя. И уже когда я пришла в себя, я тогда уже сидела лицом к залу. Это был третий день. Я не видела ничего, я видела только дым, я не понимала, вот вроде взрыв слышала, но я не понимала, но я не понимала, что произошло. И потом я почувствовала у себя на груди, вот здесь что-то мокрое. И я посмотрела на себя, у меня был клубок мозгов здесь, на груди. И вот в тот момент я уже поняла, что произошло что-то страшное. И я в тот момент легла на своих детей, и лицом, в общем я была лицом вниз. Я не видела, что происходит в зале. Потом прогремел второй взрыв. Потом стрельба началась. Потом начала гореть крыша. Начали кричать: «Все, кто живой, быстро вставайте, и выходите отсюда.» Куда нас вели еще не говорили ничего. Я не вставала, я лежала на своих детях. Я даже старалась по возможности незаметно дышать, чтобы лучше пусть подумают, что я мертвая, и что потом все уйдут, и сбежать как-то. Я боялась рисковать детьми. Мы не под столом были. Стол во-первых перевернут был, мы были рядом со столом. Один говорит: «Здесь очень опасно, вставайте, - говорит, - лучше, и уходите отсюда. Тут опасно, это тоже может взорваться. Мало ли, - говорит, - что.» Мы тогда встали и пошли в столовую. И когда я встала, эту картину. Ты бы своих детей вот так увидел, да, тварь, секунду бы жить не смог. По каким детям нам пришлось оттуда убегать. Это было невыносимо.
— Зита Михайловна…
— Мы вышли, там было очень много раненых. Очень много раненых.
— В столовую кто вас завел?
— Сейчас я расскажу. Вот то, что горела крыша, и то, что пожарные вовремя не сделали свое дело. Там заживо очень многие сгорели. Я понимаю, что вам больно это слушать. Когда мы вышли в коридор, где раздевалки, меня занесло как-то. Я держала ребенка младшего, меня занесло в стену. Я чуть не упала. Меня подхватил за руку мужчина. Я еще не видела, кто это был. И он со мной разговаривал по-осетински. Он мне говорил: «Не бойся. Держись, стой на ногах.» Что-то вот как-то он, дословно не помню, но он мне сказал: «Не бойся.» думала, кто-то из своих. Когда я обернулась, я увидела, там был человек с перевязанной рукой с самого начала, бородатый. Вот он со мной разговаривал по-осетински. Он мне сказал: «Иди в столовую.» Это все он мне говорил по-осетински: «Иди в столовую, я тебе сейчас воду принесу.» И крикнул там одному, я не знаю, из своих тоже, боевиков. Как-то он его назвал, я не помню точно. Говорит: «Помоги им дойти до столовой.» Вот он как-то, я не знаю, не помню, вот как-то за руки сзади держал меня, не знаю как. Вот он довел до столовой. И этот, который был с перевязанной рукой, он правда принес в столовую воду. Хотя на второй день он сидел на кнопке, вот этот вот, как выяснилось, что это был Ходов. Меня ребенок спрашивает, уже терял сознание, и я с ним встала, неужели, говорю, ребенку не дадут хотя бы губы смочить. И мы вот вышли, и там стоять не разрешали, все сидели на корточках, ждали своей очереди. Там разрешали только в туалет, воду выпить не давали. И когда я осталась со своим ребенком одна, уже до нас очередь дошла, он автомат мне в лицо поставил, говорит: «Пошла вон, на место.» Это вот этот Ходов. Я не знаю, что это было, и вот он тогда поднял автомат прям мне в лицо. Я вернулась. Потом на второй день я тоже вышла, и там в коридоре стоял боевик. И тогда тоже я говорю: «Можно ребенку хоть губы смочить.» Он начал стрелять в потолок и говорит: «Сейчас я тебя здесь и твоего ребенка пристрелю. И не нужна будет вам больше вода.» И больше я не вставала, больше не просила воды. Дети мои пили свою же мочу. Слышишь ты, да, гадина? А ты сейчас там сидишь, и тебя кормят, поят, тебе хорошо, без забот, без хлопот. А дети просили всего лишь глоточек воды. Это вот этот Ходов. воим ребенком одна, уже до нас очередь дошла, он автомат мне в лицо поставил, говорит: "ь. , и сбежать как-
— Как вас завели в столовую?
— Вот он нас завел в столовую, и там мы сидели под первым же окном, там под столом. На моих глазах боевики заставляли детей ставить на окна. И женщины оборвали шторы, или занавески, в общем я не знаю, что это было, и вот этим размахивали, чтобы они перестали стрелять, спецназовцы. На моих глазах поставили 2 мальчиков на окно, они тут же упали. Этот выстрел был с улицы.
— Боевики в это время стреляли?
— Они стреляли наружу. Там вот в столовой они ни в кого не стреляли.
— Сколько человек из числа боевиков было в зале?
— Там в столовой сидел его брат, вот этот безрукий. Возле него сидели 2. Под другим, ну это там как столбы вот такие, я не знаю, в общем опоры такие, что не знаю. Вот они возле этого столба сидели. Я лица, вот только его запомнила, который был без руки, других я не помню. И под другим окном тоже при входе в столовую сидели человек 5 наверное, 4-5, не помню я точно.
— В общей сложности.
— В столовой, вот там еще с другой стороны тоже были. Но там и свои были и боевики. И сколько там их было, я не знаю. Там еще вот был такой вот буфет, вот оттуда тоже один смотрел. Я не знаю, там вот внутри тоже сколько человек было. Но там тоже, один смотрел, и другой еще там, кто-то двигался, видно было.
— Боевики вели бой?
— Да. Они отстреливались, все время читали какую-то молитву, кричали: «Аллах Акбар!» и начиналась стрельба. В тот момент, видимо кода они перезаряжали, вот в этот момент видимо у них была молитва. А потом они вставали, и улыбка до ушей, и начинали отстреливаться.
— Ваше мнение, кто руководил. Вот руководитель был среди них?
— Вот именно в столовой?
— Да, вот в столовой, когда они вели бой уже из столовой.
— Я не думаю. Вот именно там, мне кажется, нет.
— Кто-то может координировал их действия? Как они согласовывали свои действия?
— Нет, они как автоматом все делали одно и то же. В один момент перезаряжали, читали молитву, и вот начиналась стрельба. «Аллах Акбар!», и вот эта стрельба начиналась.
— Все таки хотя бы по звуку Вы должны были определить, на тот момент какое применяли оружие?
— Ну, автоматы были. Это точно. Взрывы были, там граната, или что, не знаю, разрывалась. Точно не знаю. Но взрывы были такие вот, как граната. Вы меня извините тоже, но не каждый день такое вижу. Я не разбираюсь в оружии.
— Вот дальнейшее развитие событий.
— Мы сидели под окном, выбили решетку прям на меня. Я держала крышку, в общем мы под столом, и там от одного стола крышку оторвало. Я вот эту крышку взяла, там под столом сидело очень много человек. И я вот этой крышкой прикрывалась. У меня ноги были не под крышкой. И вот на ноги падает решетка. Я думала сперва, что это кто-то из боевиков что-то там. Я не совсем соображала, честно говоря, вообще плохо себя чувствовала. А потом начали по мне, вот по этой крышке скакать, прям на меня. И там был крик, мат. И тогда я уже поняла, что это спецназовцы. Стали уже в окно выбрасывать, и забрали в больницу.
— Вы можете описать действия спецназовцев? Вы видели вообще, как они действовали.
— Как действовали? Спасали. Там внизу стояли свои ребята. Но я не знаю, я так думаю, что свои, потому что они были в гражданской форме.
— Кто и как выбил решетку, Вы знаете?
— Во-первых, они для меня на тот момент были все на одно лицо. Здоровые лбы такие, здоровые мужики в форме. Я не знаю. Я, честно сказать, даже и не опознала бы сейчас ни одного из них. Но огромное им спасибо, конечно. Они тогда, вот первая как-то я была. Он крышку вырвал у меня из рук, и крайняя я была. И он меня подхватил за талию, и начал наверх. Я нагнулась за детьми, он мне не дал возможности детей вытащить первыми, и меня выкинул в окно. Там уже быстро-быстро, сразу скорую. И вот тогда еще в эту же скорую посадили моего младшего ребенка. Потом их забрали сюда, во Владикавказ. Меня в бесланскую больницу, а детей сюда, во Владикавказ.
— Вот Вы до этого говорили, что до первого взрыва потеряли сознание. От чего это произошло?
— Даже когда была возможность выпить воду, я не пила. Я старалась, чтобы дети вообще без воды не могут у меня, они очень сильно воду пьют. Я себе не могла позволить выпить воду и не дать вот эту возможность им. И я не знаю, у меня не было сил. У меня первый раз вообще в жизни была потеря сознания. Я чувствовала, что я теряю сознание, стала головой, я сидела спиной к столу, стала биться головой об стол, чтобы не потерять сознание. А на столе ребенок чей-то был, я не знаю, он поставил вот так руку, говорит: «Тетя, что Вы делаете? Вам же, - говорит, - больно.» Я не знаю, чей это ребенок был. Потом через какое-то время я потеряла сознание, не помню. Но вот Ирина Адырхаева, которая вот со мной, которая меня привела в чувство, она сказала, что минут 15 я была без сознания. «Я, - говорит, - все думала, что ты уснула. Не стала, - говорит, - тебя трогать. А потом поняла, что ты сознание потеряла. Потому что, - говорит, - я тебя и щипала, и этот. Ты не приходила в себя.» А она сама была медик.
— То есть, как произошел первый взрыв, и что взорвалось, Вы не видели, да?
— Нет.
— Сами Вы получили повреждения?
— Нет.
— А дети?
— Дети, у младшего было сотрясение и минно-взрывная травма. А у другого, ну там и уши, и у старшего была минно-взрывная травма. Таких ранений у них не было. Но они были в тяжелом состоянии. Младший вообще был в отделении самый тяжелый. Они выходили его, не знаю, за 3 недели только.
Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:
— Зита Михайловна, скажите пожалуйста, а Вы видели Кулаева, что он там делал?
— Я Вам сказала, я его там не видела. Его лицо мне не знакомо.
— Я поняла. Вы говорите, что находились в столовой, вот тогда среди заложников, вот мы допрашивали на прошлом судебном заседании потерпевшего, и он говорит, что среди заложников он находился.
— В столовой, но знаете как, он сидел, я так поняла, с левой стороны. А мы, вот заходишь в столовую, и сразу первое окно, вот мы там сидели. А основная масса людей сидела в том углу. И там вот этот буфет, там вход, вот там печки, вот это все, это вот там. Вот он там сидел. Потому что там мужики, голоса мужские были. Вот именно с той стороны.
— Мог находиться, но Вы его не видели.
— Нет, я его не видела. Теперь поясните пожалуйста. Вы говорите, что мальчиков 2 поставили боевики на окно.
— Не боевики поставили.
— А кто?
— Женщины поставили.
— А зачем женщины поставили?
— Потому что их заставляли. Нас тоже заставляли. Но я сказала, что если придется встать, то я встану. Я лучше первая умру, но я не буду видеть смерть своих детей.
— Но а женщины для чего поставили детей туда?
— Для тог, чтобы те перестали. Но они видимо не думали, что свои начнут стрелять по своим.
— Та кто мальчиков убил, можете сказать?
— С улицы были выстрелы. Еще женщина одна тоже сидела. Мы уже сидели под столом, и к нам подползла женщина с 2 мальчиками. У нее лицо было все в крови. И она попросила детей, она, она я не знаю, может она здесь даже где-то сидит, я не помню лица. Она попросила детей ее спасти. Она говорит, что 1 мальчика она уже в зале потеряла, хоть этих, говорит, мне спасите. И она засунула их под стол. Ей говорила, чтобы она сама тоже села. Но в тот момент боевик ей крикнул, чтобы она встала на окно. Я не знаю, зачем она встала. Она встала, начала размахивать. А потом она упала прям рядом с моей сестрой. Сестра сидела тоже под столом. И она сестре моей сказала: «Я не хочу, чтобы мои дети меня видели. Я, - говорит, - по-моему, умираю.» Ее в тот момент ранило, я не знаю, живая она или нет, я не знаю.
— Скажите пожалуйста, вот кроме автоматов и гранат, какое оружие еще Вы у боевиков увидели?
— Я не знаю это гранатомет или нет. Вот такой длинный.
— Опишите пожалуйста.
— Длинные какие-то.
— Как трубы, да?
— Да. Судя по всему, это наверное были гранатометы.
— Много было такого оружия?
— Я не помню точно.
— Но где Вы видели?
— Это я видела в столовой. Я не знаю, может они уже были использованные, или еще нет, я не знаю.
— Другого оружия не видели?
— Больше я ничего не видела. Вот честно Вам сказать, мне было даже лишний раз на них посмотреть настолько противно и страшно, что я старалась на них по возможности вообще не смотреть.
— Скажите, их действиями руководил кто-то. Был такой человек, который руководил?
— В столовой или в спортзале?
— Нет, вообще.
— Да. Но так то я не видела все эти подробности, как ими руководили, что именно им приказывали. Но было понятно, что они под чьим-то руководством.
— А вот, чтобы явно из этой группы выделялся кто-то.
— Ну, они старались все выделиться. Там каждый вот заходил и начинал, ну как, ну не все прям, но там были такие, которые хотели показать себя, свое «я». Начинали орать.
— А вот произносилось кличка Полковник?
— В зале я не слышала.
— А в столовой? Не знаете, кто он был, этот Полковник.
— Нет, так-то потом уже узнала. Вот там, в зале я не знала.
— Вот этот Полковник, он кем был для этой группы?
— Ну как кем?
— Ну, главарь был?
— Главарь конечно. Это в школе был главарь, да. Именно в школе был он главарь.
— Не в школе а в банде был главарь.
— Ну да.
— В школе бывает директор.
— Я имею ввиду, вот…Ну да, я это и имела ввиду. Вы же меня поняли.
— Был такой. Вы узнали потом, что Полковник, это был главарь этой банды.
— Да.
— Нет вопросов.
Таймураз Чеджемов:
— Можно? Скажите пожалуйста, вот детей заставляли ставить на окна, потому что с улицы стреляли?
— Да. Они нас вообще в столовую отвели, чтобы прикрываться нами.
— Поэтому заставляли ставить детей на окна.
— Чтобы перестали в них стрелять. Чтобы у них была возможность отстреливаться.
— А с улицы сильно стреляли?
— Сильно.
— Постоянно стреляли?
— Постоянно.
— Как Вы думаете, были жертвы от этой стрельбы?
— С улицы?
— Да.
— Были. Большинство, я бы сказала, даже не в столовой, а в спортзале, большинство погибли детей, как это не печально, от своих.
— Скажите пожалуйста, Вы помните второй взрыв?
— Да, но я была уже тогда лицом вниз, на детях лежала.
— А Вы не помните, был пожар здании?
— Пожар где, в зале?
— Да.
— Крыша горела.
— А когда она загорелась?
— Ну, это уже после взрыва, я не знаю, какое-то время прошло.
— Она загорелась после взрыва?
— Да.
— А от чего она загорелась?
— Я не знаю.
— А сколько времени прошло, вот с момента второго взрыва?
— Честно Вам сказать, я была в таком состоянии, что я на тот момент не соображала, сколько по времени проходит, 5 минут, для меня это была вечность.
— А Вы заметили, что только крыша горит, или?
— Внизу ничего не горело. Я не видела внизу, чтобы что-то горело. Я не видела. Может что-то горело, но я не видела. Я тогда уже встала, когда уже собралась идти в столовую, я не знала, что происходит в зале. Когда я встала, и увидела вот это море трупов, труп на трупе, и вот эти пол головы, пол спины. У кого нога на подоконнике, у кого, в общем это было. Я тогда хотела опять лечь на детей и я не хотела уже идти.
— Скажите пожалуйста, а как понимать Ваши слова: «Пожарники не вовремя сделали свое дело»?
— Правильно. Там крыша гореть начала. Я вообще ушла в столовую, я посмотрела на крышу, как быстро она горела. И я вот на тот момент поняла, что здесь тоже опасно оставаться. Что там убит, что здесь умирать, разницы не было. Но я решила, что чем заживо сгореть, лучше пусть застрелят. Я поняла, что это быстро все сгорит, потому что там скрипело это все, это так быстро горело. Я смотрела, не знаю, минут 5 наверное на крышу. Я посчитала, что отсюда надо уходить. Это было конечно очень рискованно, это было очень опасно. Но во всяком случае, можно было людей спасти, можно было спасти еще многих людей. Когда мы убегали, там очень многие были раненые. Они просто не могли, у кого ноги, у кого…
— Спасти можно было людей от сожжения, да?
— Да. Там заживо очень многие сгорели.
— Как Вы сегодня оцениваете, все что произошло 1-3 сентября? Боевики наверное виноваты.
— Там не только они виноваты.
— А кто?
— Надо брать выше. Намного выше. Сами себя продали.
— Кто?
— Свои же. Как можно было такую машину не заметить?! Как можно было через столько постов пропустить?! Эта школа не на поляне находиться, в конце-концов. Она не в джунглях находиться, чтобы Рона такая незаметная была. У нас каждый вечер милиция закрывали от угла до угла. Охраняли себя. У них были сведения такие, что что-то намечается. Что будет именно, может они и не знали. Они каждый вечер от угла до угла закрывали, машины ставили свои, чтобы их не потревожили.
— То есть, Вы считаете, что если бы нормально работала милиция…
— Если бы нормально работала милиция, и не только милиция. Но надо брать еще выше. И правительство. Такое бы не случилось. Это продали себя называется. Продали! Вы сейчас любому, вот ДПС остановит, да машину, что бы у него в машине не было, ты ему просто деньги дай, он положит эти деньги и пропустит тебя хоть с гранатой, хоть с чем. Это называется продать себя. Я просто не хочу выражаться, а то это можно по-другому сказать.
— Милиция не готова была к этому акту?
— Они это знали. Но они к этому отнеслись халатно. Знали, они это знали. Потому что, когда меня в прокуратуре допрашивали, мне там сказали, что была ориентировка. Но никто на это не обратил внимание. Сказали, наверное, свыше.
— Вы в прокуратуре все рассказали?
— Я все рассказала.
— Не было давления?
— Не было.
— Нет у меня вопросов.
Юрий Ткаченко:
— Скажите пожалуйста, что Вы имеете ввиду, когда говорите, что горела крыша?
— Знаете, не на Коминтерна то, что выходит, а где вот 5-этажный корпус, вот именно вот этот угол гореть начал.
— То есть, горел сам потолок?
— Нет, там знаете, я не знаю, чем обшит был потолок. Но это все свалилось. Но может не все, но частично. В тот момент, не наверху горела, я огонь видела. Огонь был внутри уже.
— То есть, горело то, чем подшит потолок?
— Не подшит потолок. Крыша сама. Там именно уже подшивки, ну как вот это вот называется, я не знаю.
— В потолке Вы видели горящую крышу?
— Крыша горела, да. Там видны были балки.
— То есть, не в Але был пожар а снаружи. Сверху.
— Нет, внутри был пожар. Вот эти балки тоже, вот на что подшивается вот это, это тоже уже горело. Ну не балки может, как это называется? Я же тоже не…
— Горело внутри?
— Внутри, пожар уже был внутри. Как вам еще сказать, внутри.
Старший прокурор управления Генеральной прокуратуры РФ на Северном Кавказе Мария Семисынова:
— Что такое балки? Вы спросите, где горело. Сверху или внутри?
— Я Вам говорю, внутри. Вот этот пожар был уже внутри. Вот угол, вот этот угол. И вот там. Не было еще неба видно.
Юрий Ткаченко:
— Вот такой белый элемент горел, или что-то горело иное? Вот видели, вот он горел?
— Нет.
— А что?
— Ну, там вот, что значит белый элемент?
— Вот на потолке. Вот он горел, или же что-то иное?
— Выше, крыша горела. Вот этот угол горел. Ну а как Вам еще объяснить, я даже не знаю. Неужели не понятно, что я пожар видела.
— Спасибо.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— У потерпевших есть вопросы?
— Нузаева. Скажи пожалуйста, вот ты сказала, что когда вы в столовую входили, один террорист предложил воду. Он помогал вам?
— Не помогал. Он просто вынес воду.
— Ты говоришь, что он говорил по-осетински. Ты можешь сказать, что это был Ходов?
— Да. Я его опознала. Мне потом в прокуратуре показали фотографии. Я опознала этого Ходова. Но на тот момент я не знала, что это Ходов. Это уже в прокуратуре, когда опознала, мне сказали, что это Ходов.
— А насчет наркотиков можешь что-нибудь сказать?
— Насчет чего?
— Наркотиков. Может какой-то белый порошок.
— Я не видела, и честно сказать, я не знаю, как наркоманы себя ведут. Но я понимала, что ведут они себя неадекватно, потому что у них не было, даже когда в столовой вот эта стрельба, они вели себя странно. Я это заметила. Но что они были под воздействием наркотиков, я не понимала. Они вот как-то. Во-первых, у них радость вот эта была. Я вообще не понимаю. Вот они вот молитву прочитают, «Аллах Акбар!» и начинают стрелять, рот до ушей. Еще и успевали обернуться, моргать. Вот такие вот какие-то непонятные действия были.
— У меня к Вам такой вопрос. Вы говорите, что брат Кулаева был в столовой, а сам он утверждает, что его в столовой не было.
— Он был в столовой. Когда мы зашли в столовую, я увидела там рыжий волос. Рыжий же он был?
Нурпаша Кулаев:
— Да.
— Рыжий волос, и он сидел на полу, у него не было руки. Я не знала, что он вообще был до этого без руки. Я думала, что ему руку там оторвало. Пусть меня Бог простит, я позлорадствовала. Я на тот момент думала, что это ему там оторвало руку. А потом, когда уже на фотографиях опознавала, я говорю, вот этот вот безрукий. И вот тогда вот выяснилось тоже в прокуратуре, что оказывается без руки это он уже был до того. Он был в столовой, я его в зале не видела.
— Тогда к Кулаеву вопрос. Он был в столовой или там его не было?
Нурпаша Кулаев:
— Я один раз только в столовой его видел, рядом со столовой в коридоре. После этого я не видел его.
Пострадавшая:
— Он в столовой, я Вам скажу даже где он был, как на входе в столовую, вот здесь вот в углу вот. Но там не в углу он сидел, а вот так столб, и под этим столбом, вот так вход, вот так лицом он сюда сидел.
— Скажи пожалуйста, может ты вспомнишь взрывчатки, которые взорвались, они были на том месте где горела крыша?
— Там были баскетбольные сетки, там висели 2 невзорвавшиеся взрывчатки, я не знаю. Но когда мы убегали в столовую, я заметила, что они не взорвались. И когда я была в больнице, я тогда попросила кого-нибудь из милиции, или спецназовцев, кого-нибудь, и они пришли. Я сказала, что там есть живые люди. Я же не знала, что там уже пожар. Я попросила, чтобы как-нибудь сделали, чтобы это не взорвалось, потому что там еще живые люди, и они погибнут. Я не знаю, что было потом.
— Значит, на том месте, где горела крыша, взрывчатки не было.
— Там была взрывчатка. Она была невзорвавшаяся.
— Спасибо.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Кулаев, есть вопросы?
— Нет.
— У адвоката?
— Нет.
— Зита Михайловна, у Вас к нему вопрос есть?
— А что с него спрашивать? Ты такой прям хороший. Все время такой, ничего не знаю, ничего не видел. А как ты туда попал, если ты такой хороший, что тебя уже люди жалеть стали. А! Ты что, ты уже отец, ты полноценный взрослый человек, ты ответственность несешь за детей. Неужели ты такой безмозглый и тупой, что ты не соображал, куда тебя берут. Ты что, нет не мог сказать? Безотказный?! Ты безотказный, ты нет говорить не можешь? Отвечай.
Нурпаша Кулаев:
— Мне не сказали, куда идет. Там нет говорить бесполезно.
— А если я тебя возьму сейчас и поведу, ты со мной пойдешь? А? Ты же не знаешь, куда я тебя веду, ты пойдешь?
— Они заставляли нас. Они не сказали, куда идут. Если бы я знал, куда именно идут, я бы не пошел.
— Хорошо. Прежде чем человек куда-то идет, он элементарно спрашивает, а куда мы идем? Или у тебя нет настолько мозгов, чтобы спросить, а куда мы идем? Элементарный вопрос.
— Они нам не давали никого спрашивать ничего, они нам не давали.
— Не давали спрашивать! Тебе рот закрывали? Тебе рот затыкали?
— Если бы я спрашивал, они бы закрыли.
— Это самое последнее, что ты можешь сказать. Я считаю, что человек когда куда-то идет, он знает, куда он идет. Или во всяком случае интересуется, куда он идет. И то, что ты сейчас говоришь, что ты не знал, куда ты шел, это все сказки. Во-первых, если тебе это так не нужно было, поднимать руку на детей, если это ты говоришь, ты не хотел, ты не знал. У тебя была возможность оттуда сбежать. Была возможность. Ты этого не сделал, потому что ты знал, куда ты идешь, знал зачем ты идешь. Ты этого хотел. Почему среди боевиков не оказалось моего мужа? Почему среди боевиков моего брата не оказалось? А? Почему? Почему ты там оказался? Ты мне скажи. Что ты там один единственный человек на селе, больше никого там не было? Почему ты там среди них оказался? Почему вот эти мужики вот там не оказались среди них, почему ты оказался?
— Я сам не знаю, почему я там оказался.
— Вот это ты постоянно говоришь! Не знаешь, ты все время ничего не знаешь. А что ты знаешь?! Ты знал на тот момент, куда ты идешь, и зачем ты идешь. И не надо вот эти сказки рассказывать, что ты не знал, куда ты идешь. Хватит врать. Хоть сейчас скажи людям правду, хоть сейчас. Дай людям возможность узнать правду. В принципе, мы ее сами знаем. От того, что вот сейчас вот этот процесс идет, честно вам сказать, мне легче не становится. У меня вот эта проблема из-за таких свиней появилась. И я не знаю, мне вот это сейчас вообще никакого облегчения нет. Даже то, что я ему высказываю сейчас в лицо. Мне не легче. Но я хочу, чтобы ты всю жизнь гнил, всю жизнь. Именно гнил. Я не хочу, чтобы тебя убивали. Всю жизнь. Чтобы ты, но я не хочу так, как ты сейчас вот там. Посмотри, цветешь и пахнешь. Почему ему не дают возможность почувствовать хотя бы вот эти 2 с половиной суток, что чувствовали люди в зале. Где справедливость? Мы такие гуманные, мы такие хорошие. Почему не сделать, почему эту возможность не дают ему, чтобы он почувствовал, каково было детям, я не говорю о взрослых. Детям, которые «воду хочу» и вот так умерли.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Зита Михайловна, присаживайтесь.
Юрий Ткаченко:
— У меня вопросы к Кулаеву. Кулаев, первый раз Вас допрашивали 4 сентября. Допрос закончился в 15.30. Вы отказались давать какие-то разъяснения, какие-либо показания. Это было в прокуратуре. Спустя час вас допросили в следственном изоляторе управления ФСБ по Северной Осетии, и вы добровольно дать показания. Вот чем Вы можете мотивировать, что Вас убедило дать показания?
Нурпаша Кулаев:
— Я давать показания нигде не отказывался. Но мне нигде не сказали, давай показания. Меня в ФСБ только первый раз допрашивали. Я везде, даже в подвале, где меня били, даже там я рассказывал все в первый день.
— В каком подвале Вас допрашивали?
— Я не знаю. Первый, когда меня забрали, в подвал завезли какой-то, в милиции или где-то. Они там допрашивали. 2 чеченцев там были.
— Ну, и для адвоката тоже наверное это интересно, был ли протокол того допроса, где Вы отказались давать какие-либо показания, Где вы собственноручно этот протокол подписали. То есть, в момент первого допроса, как Вы утверждаете, Вы собственноручно ничего не подписывали.
Голоса из зала:
— Плиев.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Это не вопрос, это он объясняет адвокату. Адвокаты для этого и существуют.
Нурпаша Кулаев:
— Я давать показания не отказывался. Я там даже адвоката не видел. Я адвоката увидел только в прокуратуре. А в подвале они меня допрашивали я им все рассказывал. Сколько там было боевиков и все это. А где мне сказали подписывать, там я и подписал.
Юрий Ткаченко:
— Еще один вопрос. У вас были все-таки автоматы, и в какой момент вам дали автомат.
— Автоматы они нам в школе давали.
— 6 сентября Вы также давали показания и сказали, что автомат вам дали в лесу, когда Ваш брат узнал, куда и зачем вы едете.
— Я это в первый день говорил, когда меня били.
— На вас оказывали давление, да.
— Конечно.
— То есть, Вы давали показания под давлением.
— Да. Мне сказали, где было оружие, я говорю, мне в школе дали, на базе они не давали оружие. Но меня начали бить и я сказал что было оружие. Потом они меня не трогали.
— То есть, 6 сентября Вас били и вы сказали что Вам дали автомат.
— 6 меня не били. Меня били в первый день, когда задержали.
— А почему же Вы 6 сказали, Вы дали показания, где говориться, что после того как Ваш брат узнал куда вы направляетесь, Вам сразу же выдали автоматы? 4 сентября Вы говорили, что автоматы Вам действительно дали в школе, когда ранили первого боевика. А как Вы можете объяснить эти разногласия. Тем более если Вы утверждаете, что Били Вас 4.
— Меня в первый день били. Я говорил, не было у меня автоматов, они меня потом начали бить, и говорили, почему ты врешь, как не было. Где то час били, и потом я уже говорю, было у меня оружие, потом они меня не трогали.
— 4 сентября Вы также говорили, что количество боевиков Вам не известно, что Вы их не считали. Это зафиксировано. Пункт 94 лист дела 7-9.
— Ну я не знаю что там написано. Я первый день говорил, сколько живых боевиков осталось даже.
— На другом допросе Вы сказали, что боевиков не считали, но Полковник сказал, что вас было 32 человека.
— Он в первый день в базе, где они были, он говорил.
— А вы его спросили, или он просто пришел, похвалился. С какой стати ему Вам это говорить, если, как Вы рассказываете, Вы сам жертва.
— Мне он это не говорил, мы тогда спустились в лес, и там по дороге машину подгоняли. Он потом всех строил и сказал, у ингуша который командиром был 11 человек, у меня 15 человек, четыре, две женщины, 32 человека.
— А почему 4 числа Вы не сказали, что Полковник сосчитал вас? 32 человека, это было с Вами и с Вашим братом?
— Всех полностью он там считал.
— Хорошо, вопросов нет.
Таймураз Чеджемов:
— Можно еще вопрос. Вы ехали без автомата, остальные были вооружены. Для чего Вас брали такого безоружного.
— Меня, брата и Маирбека так забрали. Они забрали за то, что мы их задерживали.
— Вы были без оружия. Зачем Вас туда брали. Вас что, в качестве груза брали?
— Не знаю почему нас взяли. Но я помню, они говорили брату: «Мы тебя 3 дня искали. Мы не сможем тебя найти.»
— Вы слышали что-нибудь в первый день захвата о требованиях, которые Полковник или вы выдвигали?
— Он всем говорил, этот вывод войск из горных районов, из Чечни на равнину. Дзасохова, Зязикова ну и еще, 4 человека всего.
— Скажите, если бы Дзасохов, Зязиков, Аслаханов и Рошаль зашли бы в школу, их бы расстреляли?
— Я не знаю. Но где люди стояли, я слышал, кто-то спрашивал его: «Их убьют или нет?» Он отвечал: «Я им сказал, я обещаю вам жизнь.»
— То есть, Полковник обещал им жизнь.
— Да. За каждого зашедшего 150 человек выпускал.
— Я понял, что Дзасохову, Зязикову, Аслаханову и Рошалю ничего не грозило бы, если бы они шли на переговоры.
— Да. Они так сказали: «Они зайдут, 150 человек за каждого выйдут. А потом будем вести переговоры.»
— А как Вы думаете, угрожало что-нибудь жизни Дзасохова, Зязикова, Аслаханова и Рошаля? Посещение школы.
— Нет.
— Вроде по-русски хорошо говорит, а не понимает меня нормально.
— Ну, не убили бы, по-моему.
— Нет вопросов.
Тамерлан Агузаров, председатель Верховного суда Северной Осетии:
— Объявляется перерыв до 7 июля 11 часов.