Суд над Нурпаши Кулаевым, единственнм захваченным террористом в Беслане, идет в Верховном суде Северной Осетии уже более трех месяцев. С самого своего первого заседания суд привлек большое внимание не только пострадавших в этом теракте. Причиной тому: публичное и кардинальное разрушение версии событий в Беслане, которую представила генеральная прокуратура после проведения своего расследования. И, если в других процессах последнего времени мы тоже неоднократно видели как профессиональные адвокаты разрушают прокурорские изыски, то в процессе над Кулаевым главными правдоискателями стали именно те, кто три дня был заложником в бесланской Школе №1 и кто потерял в школе своих близких. Именно показания потерпевших на суде, а таковыми признаны более 1000 человек, дают нам возможность увидеть довольно целостную картину происходившего все три страшных дня в захваченной школе.
Судебный процесс начался с зачитывания обвинительного заключения в отношении Нурпаши Кулаева, затем был допрошен сам обвиняемый, сейчас (уже более 20 заседаний) идет допрос потерпевших.
Понятно, что опираться на показания Нурпаши Кулаева не стоит: он может говорить неправду (используя это как линию защиты), или он может говорить то, что ему приказали под давлением (например, в прокуратуре). Поэтому основное внимание стоит уделить показаниям потерпевших. Конечно, и к тому, что говорят потерпевшие, нельзя относиться со стопроцентным доверием: многое могло забыться, что-то могло перепутаться, ведь люди находились в диком стрессе, под дулом автомата, а потом еще и под обстрелом. Но в деле выяснения истины мы можем точно опираться на те показания потерпевших, которые повторяются из заседания в заседание и совпадают в деталях.
Важно тут понимать и еще одну вещь. Судебный процесс над Нурпаши Кулаевым является делом, как говорит прокуратура, «выделенным из основного дела по расследованию событий в Беслане». То есть прокуратура расследовала и передала в суд только ту часть дела, которая касается вины Кулаева, тогда как потерпевшие считают виноватыми в гибели своих детей не только и не столько Кулаева. «Рядом с Кулаевым на скамье подсудимых должны сидеть и другие люди, в погонах и из высоких кабинетов» - говорят люди, потерявшие своих близких.
«Основное, большое дело» по расследованию событий в Беслане еще расследуется прокуратурой и в суд не передано. Потерпевшие опасаются, что прокуратура «замылит» дело, оно никогда не дойдет до суда и виновность иных людей не будет расследована и установлена, или же прокуратура ограничится наказанием «стрелочников».
Поэтому фактически потерпевшие свое расследование «большого дела» ведут сами, по крупицам восстанавливая картину произошедшего.
Если выделить только то, что повторяется и подтверждается значительным числом потерпевших, мы можем выделить несколько ключевых тем, по которым версия заложников и версия прокуратуры расходятся.
1. Основной и главный вопрос это – почему, отчего произошли первые два взрыва в школе, после которых события стали развиваться хаотично, что привело к огромному числу жертв. Версия прокуратуры такова: «3 сентября, примерно в 12 часов неустановленные участники банды привели в действие два самодельных взрывных устройства, установленных в помещении спортивного зала» (из обвинительного заключения, стенограмма 1 судебного заседания). В то же самое время потерпевшие дают показания, что по спортзалу стреляли извне («Я помню вспышку. Вот как вот что-то, понимаете, залетело, звук, вот этот вот звук. Была яркая вспышка и все, я теряю сознание», показания потерпевшей на 5 заседании). Практически все, кто находился в зале свидетельствуют, что взрывы в зале стали неожиданностью для боевиков – они растерялись и не понимали, что происходит. Полковник (руководитель боевиков), в момент взрывов разговариваший по телефону с Гуцериевым, закричал: «Вы нас что, штурмуете?!» (показания на 5 заседании). Со своей стороны, прокуратура выдвигала версию, что взрывы могли произойти в связи с тем, что боевик, сидевший «на кнопке» к взрывному устройству просто привел его в действие. Однако заложники дают иные показания: «Вот то что была кнопка, на которой они сидели, по моему мнению, он просто была муляжом. Я в этом уверен. Я видел как они менялись, как ноги ставили. Ведь они сидели там час, а потом менялись. Бывали моменты, что они отпускали ногу» (18 заседание, показания потерпевшего, профессионального сапера).
Значительное число потерпевших считает, что причиной первых двух взрывов было применение огнеметов «Шмель». Об этом свидетельствуют, во-первых, найденные на крыше пятиэтажки рядом со школой тубусы от «Шмелей», во-вторых – характер ожогов у погибших (это не ожоги, которые бывают вследствие пожара – это мгновенное сгорание при температуре 1800 градусов С – именно так действует огнемет «Шмель»).
2. Значительное число потерпевших свидетельствует, что по школе стреляли танки в тот момент, когда внутри еще находились люди. Стрельба танков велась со стороны железной дороги, в школьную столовую, в которую боевики перевели часть заложников из спортзала после того, как в зале начался пожар. «А потом мы зашли вглубь столовой, там за столом сидели. А с улицы стреляли танки. И когда очередной выстрел произошел, с окна отлетела решетка и рухнула на стол, прям где мы сидели.» (5 заседание). «Вот дети, когда начали наверное выпрыгивать, бежали со стороны Коминтерна, эти танки начали стрелять в эту школу. Еще там кричали, куда стреляют эти танки. Я сама думала, что если наши дети там. До меня просто в то время не доходило, что могут танки стрелять в живых людей.» (4 заседание)
3. Важнейшим вопросом, по которым версия прокуратуы и свидетельства потерпевших расходятся, является число боевиков, захвативших бесланскую школу. «Примерно в 9 часов 15 минут того же дня на автомашине ВАЗ-2107 Кулаев, Хучбаров, Кулаев, Шебиханов, Камурзоев, Дзортов, Цечоев, Хучбаров, Цокиев, Торшхоев, Ходов, Цечоев, Ахмедов, Торшхоев, Илиев, Пошев, Ярыжев и 14 неопознанных членов банды прибыли к школе №1, расположенной по улице Коминтерна в городе Беслане.» (из обвинительного заключения, 1 заседание). Таким образом, прокуратура «насчитала» 31 боевика, которые прибыли на одной машине ГАЗ-66. Сам Кулаев говорит о 32 боевиках. А вот показания потерпевших свидетельствуют о том, что групп боевиков было по меньшей мере 3: одна группа приехала к школе на автомашине ГАЗ-66, другая бежала к школе со стороны железной дороги, а третья группа уже находилась в школе (то есть зашла в нее чуть раньше двух других групп). Кроме этого, те из заложников, кто считал боевиков в школе, говорят, что их было точно больше 32. Повторящиеся показания – и о том, что среди боевиков были те, кого среди трупов захватчиков потом не обнаружилось: «Лично я сама видела двоих, и возле школы, где кран находится, там стоял в камуфляже в военной форме светлый мужчина плотненький. А среди убитых его не было. Это я сама видела с 4-го этажа. Самый первый выстрел произвел именно он. Из автомата. Был он светлый. Если б он был черный, я б его опознала. Но он был именно светлый и был в сапогах. И форма у него была камуфляжная. А другой был в черной вашей форме и закинул шарфик на плечо. В черных сапогах и без маски. И его я тоже не видела среди трупов. А его я прямо видела. Он прямо передо мной проходил. На расстоянии, вот как кран перед нашим домом стоит. Я бы их где угодно узнала. А среди погибших их не было». (3 заседание). «И там еще был один со шрамом. И когда мене на опознании показывали, то я его там не опознала.» (18 заседание).
О том, что боевиков было больше, чем 31, свидетельствуют и показания заложников о том, что в ночь со 2 на 3 сентября часть боевиков могла уйти, и поэтому их не оказалось ни среди трупов, ни среди захваченных.
Важными свидетельствами являются также описания внешности и особенностей боевиков. Потерпевшие рассказывают, что среди боевиков были люди с русыми и рыжими волосами, а также те, кто говорил по-русски совсем без акцента: «Снайпера я видел только одного. Он проходил в зал на второй день в тренажерный зал. Вот место моего нахождения, под шведской стенкой, которая у тренажерного зала. Вот этот снайпер был вооружен винтовкой СВД вся в зарубках. Мне давали на опознание фотографии, но там его нету. Он был мужчина очень крупный, ростом выше меня. Бывает, же, когда капилляры очень близко расположены, очень красно. Рыжий, и лицо свое тщательно скрывал. Нас всех всегда заставляли опускать глаза. Но я прикрывал глаза, а из под руки смотрел, и видел, что у него был размер ноги 47 наверное. Растоптанные такие кроссовки, клетчатая такая, типа паранджи, как мужчины на востоке одевают. Может прибалт он был, а так не был похож ни на одну национальность. Разговаривал по-русски чисто-чисто. У них вообще несколько человек грамотно, литературно по-русски разговаривали.» (18 заседание)
Одним из противоречивых вопросов является вопрос о количестве женщин-боевиков. Часть заложников видела только двух женщин-шахидок, некоторые видели еще и женщину-снайпера (среди трупов ее нет).
4. Большое внимание потерпевшие уделяют вопросу, как велись и велись ли вообще переговоры с террористами, какие требования они выдвигали. Выясняется, что боевики требовали вывода российских войск из Чечни, освобождения своих товарищей из тюрем, отставки президента Чечни, а также выдвигались другие требования. Также, захватчики требовали, чтобы в зал пришли Дзасохов (тогда – президент Северной Осетии), Зязиков (глава Ингушетии), Аслаханов (советник президента В.Путина) и Рошаль (по некоторым показаниям – Рушайло). За каждого из этих четверых боевики обещали отпустить 150 заложников.
«- По поводу переговоров. Вы слышали, какие они требования предъявляли?
- Первое, вывести войска из Чечни. Освободить всех тюремщиков <имеется в виду «сидящих в тюрьме» - М.Л.>, которые проходили по Назрановскому делу. Потом, обязательно, чтобы на встрече присутствовали Зязиков, Аслаханов, Рошаль и Дзасохов. А четвертое, не помню.» (показания потерпевшей, 15 заседание)
В темой переговоров неразрывно связана тема действий оперативного штаба. До сих пор нет достоверной публичной информации о том, кто на самом деле возглавлял оперативный штаб, чем штаб занимался, кто, кому и когда отдавал какие указания и приказы, почему штаб не был готов к тому развитию событий, которое произошло. Создается такое впечатление, что никто не хотел брать на себя ответственность ни за решения, принимаемые штабом, ни за отсутствие этих решений.
5. Важнейшим вопросом, по которому мнение потерпевших и прокуратуры не совпадает, является вопрос о том, было ли в школе спрятано оружие заранее. Многие потерпевшие показывают, что за несколько дней до 1 сентября они видели «незнакомых, подозрительных людей» возле открытой школы. «31 августа я в 8 часов шла с работы и видела, на пороге школы сидели 2 мужчин, посторонних мужчин. Дверь в школу была открыта.» (4 заседание)
Также, имеются показания о том, что некоторых заложников заставили доставать запрятанное оружие из библиотеки и актового зала школы.
С этим вопросом связаны и показания, в которых потерпевшие указывают, что часть боевиков прекрасно ориентировалась в школе (в здание бесланской школы №1 – не стандартное), знала все ходы и выходы.
Важные показания касаются и того, что в последние дни августа педсовет школы №1 перенес линейку 1 сентября с 10.00 утра (как было в предыдущие годы) на 9.00. То есть боевики были информированы о переносе линейки и были к этому готовы.
6. Множество вопросов, которые ставят потерпевшие, касаются того, как смогла машина с боевиками проехать к бесланской школе и почему правоохранительные органы не сумели предовтратить теракт. В конце августа по Беслану поползли слухи о том, что в городе боевиками готовится теракт (об этом свидетельствуют некоторые потерпевшие). Сами боевики, со слов потерпевших, рассказывали о том, что милиция содействовала их свободному проезду к бесланской школе:
«-И еще Ходов <один из боевиков> сказал: «Вы нам дешево достались». Ребенок своей маме говорит: «Мам, нас же милиция спасет». Он услышал это и говорит: «Ты кому веришь? Своей милиции, они вас за 20 тысяч долларов продали.»
- А кто продал, он не сказал?
- Мне отчет не давали.» (18 заседание)
Вообще, сама история захвата бесланской школы пока окутана тайной. Вот одно из важных показаний потерпевшей, врача по специальности: «Потом мне Полковник еще сказал: "Доктор, если бы вы знали, как мы сюда попали, Вы б очень удивились." Я говорю: "Я представляю, что наши же вас перевели через границу." А он мне говорит: "Я тебе не о границе говорю, я о школе говорю. Как мы в школу попали."» (7 заседание)
7. Один из вопросов, который поднимают бывшие заложники и который пока остался без внимания прокуратуры – это вопрос о том, по чьему указанию сознательно давалась дезинформация о числе заложников. Напомню, что все три дня официальная версия гласила, что в захваченной школе находится 354 заложника, тогда как их было более 1000 человек. Уже сейчас, по показаниям потерпевших видно, что эта дезинформация (очевидно, направленная на российских граждан и мировую общественность), привела в ярость боевиков и спровоцировала их на агрессию и, возможно, на расстрел заложников. То есть речь идет о том, что происходило преднамеренное сокрытие информации, приведшее к тяжким последствиям. А это уже предмет для уголовного разбирательства.
Подводя итог, укажу еще некоторые разногласия между официальной версией прокуратуры и показаниями заложников.
Многие заложники показывают, что даже после двух взрывов развешанные боевиками в спортзале «бомбочки» не взорвались. Кроме этого, бомбочки, по показаниям потерпевших, были начинены шариками и болтами – а такого рода ранений у заложников нет.
Версия прокуратуры, а также парламентской комиссии Торшина о том, что боевики употребляли наркотики и пребывали в наркотическом опьянении или ломке не подтверждается показаниями заложников. Из показаний известно, что боевики использовали только обезболивающее для своих раненых (одна из заложниц, врач по специальности, делала боевикам перевязки и колола обезболивающее).
Много вопросов вызывают действия пожарных в третий день: выясняется, что они начали тушить пожар спустя много часов после его начала, что не хватало ни пожарных машин, ни запаса воды. Как оказывается, не были готовы и и другие службы – например, медицинские. Действия силовиков, армии были запоздалыми и хаотичными. Никакого руководства не производилось, многие люди, даже находящиеся на службе, действовали скорее не «по инструкции» или команде, а «по совести». Беспрецендентные потери, которые понесли бойцы «Вымпела» и «Альфы» говорят о том же: о царившем хаосе и бардаке, об отсутствии плана и руководства.
Марина Литвинович
01 сентября 2005 года