Стенограмма встречи заместителя генпрокурора РФ Владимира Колесникова с комитетом «Матери Беслана». 6 сентября 2005 г., Беслан

 

 

Колесников: Да, чтобы встретиться с вами и я вас внимательно слушаю.

-        За весь год мы бы вас хотели услышать. 

Дудиева: Можно я начну? Мы недавно вернулись из Москвы, мы старались,   с большим трудом мы весь год добивались встречи и все-таки поехали второго числа, мы постарались довести до президента информацию которая витает по Беслану. И понимаем, что есть версии которые обсуждают люди, и есть много мнений, например по одному и тому же факту, мы постарались довести до президента почему мы считаем расследование необъективным по каким-то отдельным моментам и мы сказали ему что есть к одному моменту несколько версий и мы просим, чтобы прокуратура расследовала каждую версию и доказательно отмела какую-то из версий и на  версии, на чем они считают  возможным остановиться, и доказала эту версию так чтобы у нас не возникало вопросов, потому что у нас очень много вопросов и расследование должно быть проведено таким образом, чтоб у нас не оставалось вопросов. Он показал нам справку, которая представлена ему (видимо это ваша справка, да) расследованием, генеральной прокуратурой, он зачитывал нам, и мы говорили, по каким вопросам мы категорически не согласны. И сказали что, опять таки, много версий и много других вот подтверждений, одни, у него записаны по одному вопросу. Допустим, он говорит, здесь 10 свидетелей, фамилии он нам не называл. Мы говорим: этот теракт, где осталось в живых около 1000 свидетелей заложников и еще столько же очевидцев вокруг и нужно учитывать мнение каждого и уже вести доказательство, учитывая мнение всех, потому что очень много разных версий. И он сказал: хорошо, я согласен, я по отдельным вопросам которые он выделил, я затребую дополнительную информацию. Он сказал: я не могу  сейчас соглашаться с тем, что есть вот такая-то версия и считать ее правильной. Мы сказали: пусть проведется дополнительное расследование и будет эта версия или доказана или отметена, но пусть с учетом всех мнений. Мы просили о расследовании, мы не настаивали утвердить эту версию и наказать именно того, того и того, 5-го 10-го., мы говорили: пусть вина каждого видна. Мы разбили так, условно, прямо с президента весь теракт на несколько этапов. Это этап до захвата, этап начиная что бандиты с Ингушетии приехали до школы  и на этом этапе следования есть свои виноватые с ними надо разбираться, там конечно есть виновные, это в первую очередь ФСБ, вина райотдела милиции, которые допустили это, не выставили посты и все остальное; дальше захват школы на этом этапе тоже есть свои виноватые, тот же райотдел, та же служба безопасности, и потом уже произошел сам захват и на этом этапе есть виноватые которые допустили такое количество жертв. И есть ответственные лица, которые за каждый этап операции по освобождению допустили какие-то промахи, какую-то безответственность, или  бездеятельность, за это тоже есть виноватые и мы сказали: нам не нужно: - именно  вот мы назвали этих людей, или мы думаем на них, чтоб бы их без доказательств, и без доказательственно  наказали, пусть будет проведено расследование, и каждый ответит в той степени, в какой он виноват.  Мы не требуем крови, мы не требуем казни, но мы требуем, чтобы виновные были названы и наказаны. И он с нами согласился, и сказал, что  будем работать, я запрошу информацию и будет дальше. Вопросы касались пересечения границы, вопросы он эти записал, потом о захвате школы, мы сказали что не согласны с тем, что одна группа и именно эта группа с оружием приехала и захватила, он сказал вот у меня свидетели, мы сказали что у нас есть другие свидетели, их тоже очень много, он сказал: будем разбираться с этим. По этому поводу оружия. У него справка что оружия в школе не было, мы сказали что есть другие свидетели которые доказывают обратное и говорят об обратном, есть множество людей, те, которые видели этих людей в последние дни августа и он сказал: если у вас есть свидетели будем работать. ВЫ СОГЛАСНЫ С НАМИ? Если есть версия, нужно работать по этой версии, ее нужно или доказать, либо опровергнуть. Дальше были вопросы, касающиеся переговоров. Мы считаем, что переговоры не велись, а если и велись, то они результата не дали, и какие были переговоры, кто их вел, насколько профессиональными и ответственные были люди, которые вели переговоры? Мы говорили о том, что первый день, день первое сентября был безвозвратно потерян. Он прошел с большими потерями, потому что 1 сентября не было штаба, центром не был назначен руководитель штаба, он согласился, он сказал что там вроде бы взял на себя ответственность Дзасохов. Мы говорим, что он ответственность свою отрицает, второго числа только был назначен Андреев, почему сутки? Кто в центре должен нести ответственность за то, что сутки не был создан оперативный штаб и целые сутки не было руководителя штаба (полутора суток- М.Кабоев)? Эти сутки уже умирали люди, уже были убитые, мучались дети, сутки государством потеряны, кто за это должен нести ответственность? Он согласился и с этим тоже. Мы сказали: даже если это прямая ваша ответственность, вы должны это признать. На что он сказал: да, ответственность за то, что произошло в Беслане, я с себя не снимаю. Он не дал никак в себе усомниться. Вот, значит, мы поговорили о переговорах, дальше мы говорили о лжи, которая велась с самого первого дня. Вот я писала: Путин: мне сообщили 300 – 350 человек…

Колесников: Я тоже по телевизору слышал 300-350 …

-        300-350 человек  эту цифру ему называли до самого конца, пока не произошла развязка. Вот тут же я пишу (это я у Путина записывала), следовательно, это дезинформация. Мы сказали: вы согласны с тем, что это дезинформация? Путин ответил: ДА, и тогда кто-то из женщин спросил, а почему они говорили? И он ответил: «По-видимому, страх, может передо мной, может перед миром, назвать реальную цифру, видимо это страх, это по-человечески». Мы сказали: кто-то должен за это, за дезинформацию  президента и всего мира, кто-то должен нести ответственность…

Колесников: За дезинформацию обязательно.

-        Он сказал: должен. И мы сказали: накажите тех, кто вот так дезинформировал вас и весь мир. Потом говорили о том, что дальше уже вот в третий день, почему не зашли те люди, которых звали. Если был приказ не идти, насколько был обоснован этот приказ и насколько объективно то, что если бы они зашли, то их могли бы убить? Мы тогда спросили: если бы вы были один из тех, кого звали, вы бы зашли? как бы вы себя вели? И почему человек в такой момент, президент республики,  должен раздумывать идти или не идти? И должен подчиняться приказу? И если он считал этот приказ нецелесообразным, что его держало? Ну вот об этом, о моральном, мы тоже говорили. Дальше мы говорили: почему они не зашли, почему зашел только Аушев? И действия Аушева: что после визита Аушева,  через два часа не было того, чего ожидали террористы, что начнутся интенсивные переговоры, этих интенсивных переговоров не было и они озверели. Они стали относиться к заложникам еще хуже, мы донесли до него то, что та ложь, которая звучала снаружи, она злила террористов, и это бумерангом отражалось на всех заложниках, они к ним относились еще хуже, об этом  мы ему как могли, довели до него…

Кабоев: «До семи лет» еще, расскажи.

-        Должны были отпускать заложников, а потом, когда  увидели в своих экранах, у них был телевизор, там говорят, что число 350, говорят, что кассета пустая -  они вообще перестали переписывать этих детей и вообще сказали что никого не отпустят: сидите, даже воду не дали. После визита Аушева они, видимо, наделись, на то, что теперь он скажет на самом деле, сколько там человек. Потому что когда Аушев заходил, тогда тоже звучала цифра 350 человек, он зашел и увидел сколько  и они видимо надеялись что после этого будет что-то по-другому, что с ними будут говорить, но этого не последовало, и они вообще озверели. Потом стали говорить о третьем дне, что у него была справка, что взрыв начался от того что, террорист на кнопке, прочитав Коран, закрыл книгу и снял ногу с кнопки. Это вот то, что у него было в справке, этому есть один, два, и посчитал сколько свидетелей. Мы сказали, что в зале было очень много людей, многие из них остались живы,  и есть несколько версий того, отчего произошли взрывы, и каждую версию нужно доказывать и мы рассказали о том, какие версии еще есть. Он согласился, что это еще нужно расследовать. И мы сказали, что есть так же версия, которую озвучивают многие взрослые люди, заложники о том, что был какой-то выстрел, какой-то треск, какое-то облако, вот такое оно бесцветное, вот что-то и после этого произошел взрыв и мы сказали что это мог быть выстрел извне. Он слушал, было видно, что вот этого у него в справке нет, и именно это должно быть тщательно расследовано, именно эта правда, которая, хоть она и горькая, страшнее чем то,  что мы пережили. Ничего не может быть страшнее, только то, если это повториться. И он был с нами согласен, и сказал: хорошо я затребую информацию и будем это…  Потом он нам сразу сказал, открыл свою справку, читает, что после первого-второго взрыва моментально начался пожар, загорелась крыша, все стало гореть. Мы сказали, что есть свидетели, которые знают, что сначала их отогнали в столовую. Уходя в столовую, террористы кричали: уходим. Они тоже ушли, в зале были люди убитые, раненые, оглушенные, но только начинался там плавиться пластик, стекловата горела, но пожарища там еще,  не было. Пожар возник, вот здесь много свидетелей, минимум через минут 35, уже началось такое вот интенсивное возгорание, вот значит, когда людей увели в столовую.

Потом мы начали рассказывать о том, когда после 30ти минут, допустим, когда начался пожар, пожарных еще не было, приказ о тушении пожара поступил только через 40 минут в пожарные подразделения, не менее. А еще через 40 мин. пожарные только смогли добраться. Это значит, пожар полыхал минут 80, и за 80 минут там все сгорели. И мы сказали: кто должен нести ответственность за то, что дети, пусть даже взрыв террористов произошел, что дети - раненые, оглушенные, убитые остались в зале еще и сгорели? Почему мы их три месяца искали по экспертизе и не могли опознать, за это тоже должны понести ответственность. За то, что не было моментального тушения пожара, и пожарные подразделения не были готовы. Он сказал: да, безусловно. Почему машины пожарной службы не могли подъехать, потому что там стояли легковые машины, кто-то за это отвечал, за оцепление, за подступы, должен был это предусмотреть. Должен был? Непременно должен был. Вот. Мы сказали: это все говорит о бездейственности, о непрофессиональной деятельности или расстерянности оперативного штаба. Вы же тоже согласны со мной? Правильно, Вы согласны. Мы хотим, чтоб это все расследовалось, и вина их была сказана.

Потом мы говорили о том, что начали стрелять огнеметы. И вот он пишет, Путин: «что «Шмель» отвергается, что применение огнеметов отвергается, что огнеметы не носят зажигательного действия.» С этим мы тоже «согласились» и сказали: тогда пускай назовут огнемет – водометом. Любой огнемет носит название ОГНЕМЕТ, там есть на крышке с двумя полосками, с тремя - РПОА, РПОЗ, и все эти крышки были найдены, они у нас есть, были там и термобарические, и зажигательные, так что это все было. Но он сказал: они ведь стреляли по школе? На что я сама лично сказала: Владимир Владимирович, в школе ни один класс не обгорел, ни один оконный проем не имеет следа, что туда стрелял огнемет, ни одна стена  не поражена огнеметом, горел только спортзал. Выходит, что огнемет отстрелял только в спортзал, где были убитые, почему они были еще и сожжены? И больше никуда не было выстрелов. Я знаю, что огнемет, я подняла эту литературу, по огнемету, и прочитала, что он применяется для уничтожения снайпера, допустим. Но со второго этажа (это мы тоже говорили Путину) вслед убегающим детям стреляли террористы. Если бы туда, в эти окна были применены огнеметы, мы бы согласились, что огнеметы стреляли по тем позициям, где сидели террористы, откуда они стреляли по убегающим людям, но туда огнеметы не стреляли. Террористам была  дана возможность стрелять вслед убегающим детям. За это тоже должен нести кто-то ответственность, потому что снайперы, потому что отряды спецназа за 52 часа не рассадили так, что бы каждое окно было под прицелом, чтобы ни у одного террориста не было возможности стрелять в спины убегающим детям. За это тоже должен кто-то нести ответственность, непременно!

Говорили об этом, потом начали говорить о применении танков. У него в справке, значит, он открывает и говорит: танк стрелял в 21  час, и что есть этому свидетели. Один – два выстрела были произведены по углу школы по второму этажу, болванкой, и остальные выстрелы – были в 21 час, это написано у него в справке, и там перечисляются военные, которые подтверждают это, и свидетели. Но мы сказали, что есть вот, вот этому как раз, есть очень много свидетелей, которые находились вокруг, и они дали показания, они приходят в суд, и даже сами военные об этом говорят, что танк начал стрелять где-то около 14 часов. Ну, он сказал, разберемся, все это записал, так что, пожалуйста, давайте будем разбираться.

Мы очень старались  говорить с ним так, чтобы не было эмоций, чтоб была одна заинтересованность с нашей стороны и с его стороны узнать правду, потому что мы ему сказали очень ответственное, думаю. Мы задели у него все, что можно было у него задеть, все человеческие струны, хотя это было очень трудно, потому что если мы сейчас не  узнаем правду, это случится, это непременно повторится. И это повторится, ну, я не знаю, с детьми Путина может это повториться, я не знаю, но это может случиться и с вашими детьми и внуками. И какой бы ни была горькой эта правда, ее нужно узнать, потому что если повториться подобное, мы ему так и сказали, если повториться подобное, то спасать будут те же безответственные люди, которые не справились. И произойдет то же самое. Мы ему сказали: если Вы признаете свою ответственность, как президент государства, как глава государства, то вы должны признать, что вместе с вами ответственность должны нести и те люди, которые руководят вашими подразделениями, те люди, которые были назначены руководителями штаба и которые не справились. Вот после этой беседы он направил Вас к нам, я думаю, что Вы заинтересованы в том, чтоб была найдена правда, и сказана правда. Я понимаю, что это будет очень трудно, но мы вам поможем, есть много свидетелей. Нужно только лишь желание узнать правду. И для этого, видимо,  нужно перешагнуть через «общую солидарность». Пожалуйста, через это надо перешагнуть.

Кабоев: На счет карьера скажи.

-        Да, его потрясло то, что мы говорили о карьере. Мы сказали, вот Рита  сказала: хорошо, наших детей загнали, над ними издевались три дня, потом их убили, сожгли, а потом их сгребли вот так вот лопатами, и выбросили их на карьер, их останки, доедать собакам, и кошкам. Это его потрясло. И мы сказали: кто-то должен нести за это ответственность? Не тот директор щебзавода, потому что туда директора щебзавода не подпускали, ни директор автоколонны, которые дал эти самосвалы. Это не его вина. Вы сами знаете, кто мог давать такие указания: сгрести, убрать, замести все следы, (ночью, рано утром). Но он согласился. Мы сказали, что такого не должно было быть, что все сгребли, вот как мне рассказывали, там возможно была и кисть- мой ребенок был без кисти – кисть моего ребенка, почему его должны были доесть собаки, там кишки были, там были внутренности, как можно было это вот так все сгрести и увезти? Мы считали своим долгом все это довести до него.

-        Сусанна, на счет боевой гранаты, которая влетела…..

-        Да об этом тоже сказали, самодельная граната (хатабка). Я думаю что вас прислали, чтобы вместе что-то делали.

Колесников: Все, я вас внимательно выслушал, с интересом, поверьте мне, и приехал я к вам по указанию генерального прокурора, хотя указание было на пятницу, но в связи с тем что траур, я имел возможность придти в  понедельник, попал на мероприятия в связи с трагической гибелью.

Миссия одна: это выслушать вас, руководителей республики, самым тщательным образом, у нас еще будут встречи, это так мы просто встретились, чтобы обсудить, определить наши позиции, направление дальнейшей работы, и все то, что вы сами говорили и будете говорить, я бы хотел получить в письменном виде. И на каждый поставленный вопрос мы постараемся дать объективные, полные, всесторонние ответы. Я понимаю, что они вас могут не устроить, тогда мы еще раз встретимся и выясним, какие параметры нашего ответа не устраивают тех или иных людей, мы будем работать до тех пор, пока белых пятен не останется, это должно быть полностью исключено. Да, работа тяжелая, кропотливая, и, как мне представляется, она займет не день, и может быть даже ни один месяц. Но те сотрудники, которые приехали вместе со мной, поверьте мне, профессионально подготовлены, и, я думаю, эта тяжелейшая задача им по плечу. Как раз здесь есть СМИ, хочу сказать, что следственно-оперативная бригада, которая и по сей день работает, сделала огромную работу, поистине титаническую работу, и, конечно, люди, которые работали, они тоже и психологические издержки, психологические получили травмы, потому что видеть все это, вот то страшное, поверьте мне, ни одна психика этого не выдержит. Одно я прошу: я приезжал, и вчера и позавчера, и сегодня приезжаю, уже не как заместитель генпрокурора, а как человек с ответным сердцем, воспринимая ту боль, которая присутствует в каждом у присутствующих, и отсутствующих. А боль эта у всех. Все помыслы будут направлены на то, чтобы, поверьте мне, эффективно разобраться. Я призываю, и себя прежде всего, и присутствующих, к полнейшей объективности, к порядочности в высказываниях. Я не хотел бы, чтобы на этом страшном горе, присутствовали какие-либо элементы политики, это будет такое страшное, и для тех, кто ушел из жизни. Я, поверьте, не только процессуалист, я скорее был оперативником, агентуристом, первым заместителем министра внутренних дел, я располагаю не только гласной информацией, но и располагаю, и так называемой негласной информацией. Очень много информации есть у меня, иногда я рассматриваю, но трагедия эта произошла, больно человеку, но я не могу его это, но вы понимаете, и делать оценки соответствующие, потому что я понимаю те издержки, которые этот человек претерпел. Но я еще раз всех присутствующих, и не присутствующих, они меня будут слышать через СМИ, это высочайшая порядочность и объективность. Чтобы наши слова не разошлись с нашими делами. Я просил бы активной помощи следственно-оперативной бригаде и тем, кто приехал, активной помощи. Это, кстати, касается и политиков которые занимают определенные должности в республики, мы их будем приглашать и завтра и послезавтра, мы их тоже послушаем, так что давайте все вместе мы сделаем так, чтобы в кратчайшие оптимальные сроки разобраться и дать оценку всему и вся по случившейся трагедии. Я открыт, я готов встречаться с вами для решения этой основной задачи. Вот коротенько что я хотел бы сказать. Тут была мысль про солидарность. Нет у меня никакой солидарности, когда происходит вот такое вот страшное. Да, мне больно отправлять на скамью подсудимых того, кого я знал, но у меня рука не дрогнет, не дрогнет, поверьте мне.  Поэтому, если у вас вопросов больше ко мне нет…            

-        Разрешите один вопрос

Колесников: Да.

-        Вы говорите, по телевизору услышали цифру 350 человек, а прокуратура наша, кстати, руководитель,  уже с 1 числа  завела уголовное дело, и там было указано: свыше 600 заложников.

-        Колесников: Ну и что?

-        Ну они же как-то Вам должны отчитываться?

-        Колесников: Дело-то в чем?

-        И дезинформировать они вас тоже не имели права?

-        Колесников: Да, но что я вам могу сказать? Да 300, он возбуждает, указывает  600 человек, правильно? более 600 это может быть и 700, 600 с чем-то, а вот в ходе расследования, мы выясняем то оптимальное. что было, т.е. реальное. Иногда возбуждается уголовное дело по факту кражи, а выходит разбойное нападение,  убийство. Или возбуждено за неуплату алиментов. Мы сейчас приехали для чего? Чтоб определиться и начать работать, не выискивать сейчас …  Я вас внимательно выслушал. Да, есть сомнения, давайте мы эти сомнения устраним, вместе.

-        Сусанна вам сказала вот сейчас, про гранату, гранатометы (не слышно) так что, вот вы говорите по телевизору услышали, у вас же есть подведомственная, у нас в республике, наша республиканская,  почему бы вам не спросить почему они завели в то время вот такое-то уголовное дело, по такому-то такому количеству. Правильно?

-        Колесников: Еще вопросы.

-        Что еще, это самое первое, что ложь пошла и так далее, далее. Я могу перечислять их далее, и тому подобное, много могу сказать.

-        Колесников: Я вас внимательно выслушаю, я понял, это идет повторение. Ну давайте уже …

-        Можно, я из Армении, у меня там были мои, (неразборчиво), просто пацан хочет сказать, не слушайте, кто говорит, а слушайте что говорят. Вот вопрос вам хочу задать: если человек, я знаю что не ответят прямо, просто хочу услышать, если человек деньгами, допустим, полмиллиона давал Басаеву, если человек говорит, что Басаеву дает четки ... (говорит на армянском) и это освещено, а еще человек говорит, что это помогло ему в убийстве детей, если человек говорит, хвастается у боевиков, что вот он Федеральные войска просили его помочь, то есть дать концерт, то он не дал, не я вас тут позвал, Федеральные войска, а в чеченцам он дает. Кто этот человек?

-        Колесников: Я честно говоря смутно понял, что вы тут сказали.

-        Задайте вопрос Кобзону, почему он в 1997 году отдал Басаеву четки. Задайте ему этот вопрос, может какие-то подводные воды…  И хвастался. Задайте, его все бояться…  

-        Колесников: Когда произошла трагедия у вас в Спитаке, я учился в академии на первом факультете, в первый день я сдал 250 граммов крови, а через 5 дней пошел еще 250.

-        На басман (говорит на армянском)

-        Колесников: слушайте дальше, а через, в 1991 г. меня назначили начальником, главным угрозыска России, и тут приходит сотрудник и объявляет: надо сотрудникам уголовного розыска на проект в Спитаке,  а спрашиваю чье это указание – Силантьев – а почему? Вы знаете, там ведь трагедия произошла, - да знаю, а зачем сотрудники розыска, - да вы понимаете, тут наши приехали строители со всей страны, строят, а там кое-кто грабит, из кармана деньги вынимает,-  и что - вот надо сотрудников нашего розыска отправить, чтоб они не позволяли… – я говорю, я ни за что не отправлю ни одного сотрудника туда, я говорю получается, человек, я человеку дом строю, по лестнице поднимаюсь, ведро держу, а у меня из кармана, я говорю никогда, этого не будет, я никого не отправил Спитак, ни одного сотрудника розыска, но был рядом с потерпевшими и обиженными.

-        Значит каждый теракт, я всегда сдавал кровь безвозмездно,…

-        Это не по существу. (женщины)

-        Колесников: У кого-нибудь еще есть вопросы?

-        Есть, Есть вот Эльбрус.

-        Кто-нибудь министру внутренних дел Дзантиеву задал вопрос, почему при штате чуть больше 200 человек, из них 47 женщины в райотделе, в приграничном райотделе находиться, и постоянно были затруднения выставить наряд, кто-нибудь задал ему этот вопрос?

-        Колесников: Не знаю…

-        Ну, 47 женщин, целыми днями чай пьют, больше ничего не делают, это разве нормально, постоянно возникают проблемы, кого выставить на наряд, на границы, на дороги, постоянно. Это элементарный вопрос. Дальше еще вопрос, по уголовному делу, из судебной медэкспертизы, уже будет видно сколько боевиков уже сгорело, от шмелей, а сотни детей сгорели, тогда получается в кого стреляли, для чего. Боевики не сгоревшие, они нормальные, сгорели только дети, и люди. Тогда в кого стреляли?

-        Колесников: Я понял вопрос…понял… 

-         И вот еще мысль, почему взрыв произошел именно тогда, когда уже была договоренность с Масхадовым, что должен приехать, это показания Дзасохова, он убедил, что должны приехать новые люди, через два часа должен был он приехать, а через час…

-        Колесников: Это Дзасохов или нынешний руководитель республики?

-        В газете я читал показания Дзасохова, что он договорился через Закаева с Масхадовым,  и объявил возле Дворца культуры, что приедет Масхадов, а через час после этого произошел взрыв. Именно тогда, и взрыв произошел в то время, когда у них было время молитвы. Это в час все знают, они благополучно готовили себе обед, забирали трупы, альфу отвели в сторону, и именно в тот момент произошел взрыв, неужели все это все случайность?

-        Колесников: Я не знаю…Мы это все проверим…

-        У нас есть еще, Владимир Ильич, интервью с Закаевым на два с половиной часа, которые сделали по нашей просьбе наши коллеги, т.е. английская журналистка, которая была здесь. Интервью с Закаевым, может вам дать почитать?

-        Колесников: Конечно я возьму, это интересно. Важно послушать, что там Закаев говорит. Если там есть крупицы…

-        Вот именно: там крупицы, полезные…там можно выловить…

-        Вот что непонятно, тот же Дзантиев: он не видел, что творится в райотделе? В начале августа он действительно прислал очень сильного специалиста Айдрова, он сильнейший специалист, но его надо было намного раньше прислать, тут был полный колхоз, не успел ничего сделать, он пришел. Я думал, что в милиции такие уже не работают, в самом деле он сильный ас, но он ничего не успел сделать. А до этого был полный бардак. Неужели этого не было видно? По какому принципу он вообще набирает штат, непонятно?

-        Вот почему-то учитываются свидетели, показания свидетелей те, которые явно выгодны Шепелю. У нас уже конфронтация между прокуратурой идет и потерпевшими. Кулаев? Да сядет он пожизненно, сядет, никуда он не денется от этого, а куда нам другие показания девать? Другие показания вообще не учитываются, кто вот явно видел, кто-то говорит, что это так было, неужели они врут, если бы у нас был какой-то сговор, мы бы собрались человек 200 и сказали: да вот никто друг друга не продает, давайте вот так скажем, мы же этого не делаем. Пускай как-то ваши сотрудники покорректней себя ведут с людьми. 10 показаний могут быть, значит, не выгодны, а одно выгодно, и весь опор на именно того свидетеля, который может выгородить и федералов и всех подряд. Мы уже сделали вот такое заключение, глядя вот на это, да, мы уже так думаем, что прокуратура, видимо, сначала сделали выводы, а потом под выводы подобрали доказательства. У нас сложилось такое мнение…

-        Колесников: Нее.. вы наверно помните, вот я не сразу приехал, я приезжаю, когда команда есть, и когда мы приехали, начали разбираться, я вам искренне скажу, говорю: давайте мы разберемся, выберем, что есть реального на сегодняшний день. То, что мы видим, то, что мы ощущаем, со всем этим давайте разберемся. Сколько девочек, сколько мальчиков, сколько взрослых, сколько женщин, давайте мы все это не вот так вот, а это все работа…

-        Мы заинтересованы

-        Колесников: И я заинтересован очень.

-        Вопрос еще: После теракта через день, почему с помощью экскаватора была отчистка территории, ведь тогда, много доказательств исчезло, чье было это распоряжение?

-        Колесников: Я не знаю, чье это было распоряжение.

-        Четвертого утром, это на счет той свалки,…

-        Колесников: Дорогие мои, я не могу сейчас отвечать, как я могу отвечать, я не солидно буду выглядеть. У нас есть время на все эти вопросы поговорить, и дадим исчерпывающие ответы. И устроим пресс-конференцию.

-        Сидя говорите.

-        Вы знаете здесь в основном комитет матерей, комитет пострадавших, и у нас есть предложение, прежде чем приступить к работе своей, у нас предложение чтобы Шепеля убрали оттуда, из Осетии, за дезинформацию. Он на два фронта действует.

-        Колесников: На два фронта - это что значит? 

-        Иногда у Шепеля такие высказывания, что «меня здесь не было тогда» и «я не в курсе», но был Фридинский, почему он не может, допустим, выступить в качестве свидетеля на этом процессе?

-        Колесников: Если суд посчитает это необходимым, то пригласим его на допрос, и в суд. 

-        Он первого числа был уже здесь, и первого и второго и третьего Фридинский был здесь.

-        Мы настаиваем, чтобы убрали Шепеля.

-        Колесников: Я понял, да, но это не просто так, вы знаете. Опять таки, если в процессе проверки мы придем к выводу, что да, есть ошибки. в действии что-то усматривается, то генеральный прокурор примет решение, не только в отношении Шепеля, но и любого из нас, поэтому не будем забегать, есть проблема и надо ее изучить. И еще у меня есть просьба, так как мы сейчас будем прощаться, я хотел бы, я вчера об этом сказал, председательствующему судье очень тяжело, я это искренне говорю, так как ему тяжело, и как процессуальному лицу и как человеку, ему не позавидуешь. Поэтому я бы убедительно вас попросил, давайте мы поможем ему провести этот процесс, выполнить вот эту частность, он сейчас вот в разрезе. Дело, которое он сейчас получил, пусть он проведет расследование, чтоб мы активно приходили на процесс, давали показания, помогли разобраться в истине. Вот я не знаю какая у меня к вам эта просьба. Давайте поможем, поможем ему. Ведь весь мир смотрит, весь мир, мы не просто потерпевшие, мы граждане Осетии. У нас свой менталитет, своя душа,  вот, эту нашу непосредственность, красоту давайте покажем, это я неспроста так говорю, давайте. Кому-то бы хотелось, чтоб мы немножко по другому выглядели, используя элемент нашей боли, страшной боли. А я призываю, давайте покажем им наше благородство и красоту, будем взаимно требовательны, но в рамках обычаев наших, традиций  и законов, вот у меня к вам такая просьба.

-        В присутствии Черчесова, можно выразить свое недовольство? Прошел год испытаний, начался второй год. После выступления Путина мы приходим к мнению, что расследование приобретает новый этап, с новыми фигурантами, или без свидетелей, нам не ясно. Но прошу, вот есть  представитель обвинения…

-        Колесников: Я сразу отвечу на ваш вопрос: люди, которые пришли, они будут введены в процессуальных документах состава этих групп, со всеми вытекающими отсюда последствиями, у них большие очень полномочия для ответа на все те вопросы, которые есть.

-        И вот когда в процессе всех этих заседаний …

-        Подожди, это ты не о том …

-        О том…Допрашиваются свидетели, и они фактами аргументировано доказывают, что был, что я доставал оружие, почем-то этого свидетеля нужно еще спрашивать – А кто это видел?...

-        Колесников: Объясняю. Вот например, когда вы готовите какие-то продукты, вот лично вы, одна хозяйка так готовит, другая так, а в процессе я не только должен спросить, а еще должен выяснять, вот допустим, фактовое преступление. Преступник не расскажет: да, я совершил это преступление, как я доказательства нахожу от него. «Я говорю, а вот ты в три часа ночи шел,  ты кого видел? Он говорит, я проходил мимо дома Дзантиева, на втором этаже музыка играла пели «Арлекино», а прошел этот дом, там соседка белье вешала. После этого я начинаю допрашивать Дзантиева, он говорит: да, на самом деле музыка играла, пел «Арлекино», а эта соседка на самом деле белье вешала, а если он завтра откажется, и скажет что его принудили к этом показаниям, я спрошу: а откуда ты знал, что там белье вешают? откуда ты знал что там Дзантиев музыку слушает? Т.е. идут доказательства от него, и это самые страшные доказательства, которые просто не отвергнешь потом. И они ложатся в основу обвинений. Это тактика допросов, тактика расследования.

-        Значит если свидетелей нет, а свидетель в одном лице, это как бы не подтверждение?

-        Колесников: Нет, ну послушайте,  если есть один свидетель и это ничем не подтверждается, то если других доказательств нет, то эти показания не могут лечь в основу обвинения кого-то…

-        Т.е. если я видела, то это ничего не значит?

-        Колесников: Вот вы говорите, я видела, что этот человек кого-то убил, а этот человек говорит, что он ничего не видел, и никого не убивал, я в это время на Ангаре был.

-        А если три человека видели?

-        Колесников: О, это уже достаточно для того чтобы, даже двух достаточно…

-        А у нас …

-        Колесников: Это я тебе просто абстрагируюсь…способ, с помощью которого мы должны придти к истине.

-        А для чего тогда говориться, за дачу ложных показаний…если я свидетель в одном лице?

-        Колесников: Можно я отвечу…да, он предупреждается за дачу заведомо ложных показаний, если он сказал, допустим, не правду, в процессе дальнейшего расследования он приходит к выводу. что на самом деле убил не этот, а убил другой. И что этот свидетель добросовестно заблуждался или сознательно говорил неправду. И тогда он должен нести ответственность…вплоть до уголовного…

-        А если я видела и свидетельствую, почему это не имеет значения, фактически?

-        Колесников: Нет, это имеет значение, но  для каких обстоятельствах непосредственно, это должно увязываться еще с чем то, вы вот всегда, вот поставьте себя на место того, кто вас обвиняет… Стоит вот один человек и заявляет: вот вы, вот такая-сякая. Вы говорите: это неправда, это не так на самом деле. Но закон так установил, я же не могу через него перепрыгнуть… Да, это сложно, но я должен проверять, проверять что да на самом деле, по крайней  мере эта женщина там была.. ну и масса других нюансов. Да, особенно доказательства…

-        Можно еще вопрос…Черчесов не даст соврать, секунду девочки, это – Бигулов, это не Черчесов – заложница Томаева на суде доказывала, что перед последним этапом пожара, когда их еще не вынесли, она видела необычную маленькую девочку в зале, рядом с убитой женщиной, когда она присмотрелась, она увидела, что девочка абсолютно без кожи, это доказывает, что внутрь зала зашли со Шмелями или от них, еще девочка мне говорила, что у нее юбка горела и ноги от высокой температуры, вот это факт того, что стреляли из Шмелей. И после этого судебного заседания нам Н.Шепель доказывал, что танки не стреляли …. 

-        Колесников: Но мы возвращаемся…

-        Короче, пусть Шепель нам не показывается….

-        В отношении к руководителям правобережного РОВД, незаконно был выделен материал, как будет решаться этот вопрос, люди никак не могут добиться законного решения этого вопроса.

-        Колесников: Если он незаконно выделился, то люди, которые его выделили, понесут ответственность, и соответствующие меры

-        А сам материал?

-        Колесников: нет, если в этом материале есть состав преступлении, то …

-        Но их же привлекают, но почему-то отдельно от других…

-        Колесников: давайте мы изучим..

Шум, неразборчиво

-        Я неоднократно просила наше руководство, показать нам фотографии террористов до теракта. Мы опознавали изуродованных, на фотографиях..

-        Не понял. Вы хотите тех, кого мы не опознали…

-        Нет, вы их где найдете? … тех, кого опознали

говорят на счет фотографий, чтобы им показали террористов в нормальном виде, может кто-то их видел до этого, на базаре или еще где.

-        Может они раньше были в школе… Мы не могли определить кто из них кто.

-        Мы знаем, что всякое хозяйство начинается с директора и сторожа. Нужно начинать допрос с них, но почему-то они не проходят нигде.

-        Колесников: В кратчайшие сроки все вопросы чтобы мы получили. Это первая задача. Чтобы начать работу. У нас будут вопросы и к работающей группе, но не буду повторяться. За работу.

-        Мы со своей стороны будем со всеми заложниками связываться, чтобы они пришли на процесс. И рассказывали все, что видели.

-        Колесников: Поможем нашему председательствующему в расследовании…

Спасибо всем. Будем работать.              

 

 

 

Материал предоставлен Муратом Кабоевым, специально для «Новой газеты»