|
|
|
| Сдаем под роспись. (Фото авторов) |
При посредничестве «Новой газеты» жители Беслана передали сотрудникам прокуратуры и сенатору Бугулову корпуса огнеметов «Шмель» и фрагменты гильз от снарядов
После долгих и настойчивых просьб жителей Беслана передать именно парламентской комиссии обнаруженные после штурма вещественные доказательства (тубусы от огнемета РПО (А, З, Д) (Именно так найденный и сданный прокуратуре тубус от огнемета был оформлен в протоколе. Хотя маркировка на предъявленной тубе однозначно свидетельствует о том, что это был РПО-А (термобарический). Не утверждаем, что следствие допустило подобную неточность в протоколе сознательно. Читайте нашу справку и комментарий специалиста. – ред.) — «Шмель», гранатомета РПГ-26, три цокольные части от гильз танковых снарядов) комиссия наконец выделила из своих рядов сенатора от Северной Осетии Эрика Бугулова для выполнения деликатной миссии.
Но, видимо, Эрик Русланович не рискнул взять на себя ответственность целиком.
И вот в понедельник 4 апреля в Беслан прибыла внушительная прокурорская делегация: заместитель генерального прокурора по Южному федеральному округу Николай Шепель, руководитель следственной группы по расследованию обстоятельств теракта Константин Криворотов, руководитель пресс-службы управления генеральной прокуратуры на Северном Кавказе Сергей Прокопов и др.
Уговор с комиссией был совсем иной.
Напомним: тема применения тяжелого оружия — танков и огнеметов — возникла сразу после теракта в Беслане. Первыми об огнеметах заговорили сами жители, потом на центральном российском телеканале в «Вестях недели» сказали, что наши спецназовцы уничтожали с помощью «Шмелей» террористов. Потом «Новой газете» удалось найти фотографии трех тубусов от огнеметов «Шмель» на крыше дома 37 по Школьному переулку. Появилась версия, что именно выстрелы из огнеметов спровоцировали пожар и обрушение крыши спортзала на раненных, но живых заложников.
В ходе расследования «Новой газеты» возник вопрос о правомерности использования такого оружия для освобождения заложников, жители Беслана обвиняли военных и спецслужбы в гибели своих близких.
Дальше в игру вступила прокуратура. На встрече с жителями Беслана Николай Шепель заявил, что огнеметы использовали боевики. Люди не поверили, они прекрасно понимают, что стрелять из огнеметов в помещении нельзя. К тому же корпуса огнеметов были найдены на крыше дома 37, а там, по свидетельствам жильцов, располагались не боевики, а сотрудники спецслужб (перед подготовкой штурма при выселении жильцов из квартир спецназовцы представлялись по всей форме и даже предъявляли удостоверения).
Именно тогда у жителей Беслана зародилось сильное недоверие к прокуратуре. Его усилили промежуточные результаты парламентского расследования теракта. Сенатор Олег Пантелеев (именно он первым обнаружил на крыше 37-го дома тубусы) и сенатор Валерий Федоров подтвердили наличие «Шмелей» в уголовном деле. Но сенатор Федоров в интервью «Новой» сообщил, что номера огнеметов «были неверно переписаны» и на тот момент (декабрь 2004-го) выяснить, за какой воинской частью они числятся, кто стрелял и кто отдавал приказ на использование огнеметов, не представлялось возможным.
Жителей Беслана насторожил подобный ход событий. Сомнения в том, что прокуратура проводит всестороннее расследование, усилились. Тогда они решили помочь следствию и передать парламентской комиссии (!) в присутствии журналистов «Новой» и районной администрации найденные после штурма возле дома 41 по Школьному переулку корпуса от огнеметов и гранатометов и найденные на улице Коминтерна цоколи от гильз танковых снарядов. Эти «сувениры» сохранили в некоторых семьях. Люди рассчитывали, что уж эти-то номера не будут «переписаны неправильно».
С просьбой принять у бесланцев вещдоки «Новая газета» обратилась к Александру Торшину, руководителю парламентской комиссии. Нельзя сказать, чтобы эта просьба — принять активное участие в выяснении крайне важных обстоятельств гибели заложников — нашла моментальный отклик у г-на Торшина и его комиссии. С их подачи нас вызвали на допрос в прокуратуру и потребовали «имена, пароли, явки», но мы сослались на Закон о СМИ и промолчали. Потом два месяца члены парламентской комиссии вели телефонные переговоры с корреспондентами «Новой газеты», суть которых: не мешайте комиссии работать своими журналистскими расследованиями, всему свой черед.
Наконец после долгих дискуссий был найден консенсус, вернее кандидатура Эрика Бугулова. В этих с трудом достигнутых договоренностях («Новая» выступила посредником между парламентской комиссией и жителями Беслана) Бугулов назвал дату приемки «Шмелей». При содействии сенаторов передача следствию вещдоков прошла вполне успешно. За что — спасибо. Правда, в процессе «следственного действия» выяснилось, что прокуратуре давно известно, кто именно применял огнеметы и зачем по школе, где, по официальной версии, было 32 террориста и 1200 заложников, стреляли из танков и оружия такой поражающей силы.
Журналистов попросили выйти из скромного кабинета местной прокуратуры и не мешать «следственному действию».
— Мы договаривались, что передача вещественных доказательств будет публичной, — напомнили мы г-ну Прокопову.
— Я не знаю, что вы подразумеваете под публичностью, но процессуальный закон публичности не предусматривает, потому что следственное действие — это не шоу.
— Шоу — это когда вещественные доказательства выкидывают на свалку, а номера огнеметов неправильно переписывают, — тихо сказал представитель инициативной группы Саша Гумецев.
— Нам надо определиться, кому выйти из комнаты, а кому остаться. А то время идет… — дипломатично сказал Эрик Бугулов.
— Вы мешаете работать, — это руководитель пресс-службы Прокопов в адрес журналистов. — Инициативная группа может остаться…
— Ваше поведение вызывает у людей недоверие, — это журналисты прокурорам.
— У вас все вызывает недоверие, — ответил обиженно г-н Прокопов.
— И у других людей поведение прокуратуры вызывает недоверие, — поддержал журналистов Саша Гумецев.
— Людей можно настроить как угодно. Вот в данном случае журналисты вас настраивают…
— Да никто нас не настраивает! — вышел из себя Саша Гумецев. — Меня кто-то может настроить, после того как я нашел на свалке вещи погибшей дочери?!
— Давайте останется один пишущий корреспондент и одна камера, — предложил компромисс Эрик Бугулов.
…Когда все посторонние (с точки зрения прокуроров) вышли из комнаты, начался допрос Руслана Тебиева. Это он сохранил найденные вещдоки.
Сначала заполнили анкетные данные свидетеля. Графа «семейное положение». Руслан сказал: жена погибла. Следователь записал: вдовец.
Дальше события пошли не по протоколу. Руслан воспользовался моментом и стал зачитывать открытое письмо президенту Путину... Выслушивать потерпевших явно не входило в планы прокуроров, протокол допроса оставался девственно чист…
— Следствие до сих пор отрицает, что огнеметы применялись при штурме? — Перешел к теме Мурат Кабоев, представитель инициативной группы и журналист местной газеты «Жизнь Правобережья».
— Допрошены спецназовцы, нарисованы схемы, где кто из них сидел, — ответил руководитель следствия Константин Криворотов.
— Они отказываются, что стреляли? — спросил Эльбрус Тедтов (у него погиб 11-летний сын Тимур).
— Нет.
— Семь месяцев уже следствие выясняет, кто стрелял из огнеметов! — укоризненно заметил Мурат Кабоев.
— Это уже выяснено, — ответил Криворотов.
— Выяснено применение танков, гранатометов, огнеметов и всего остального, — конкретизировал прокурор Прокопов. — Они применялись во время штурма.
Эти заявления можно было рассматривать как сенсацию. Наконец-то следствие признавало очевидный факт, но Руслана Тебиева признания прокуроров возмутили до глубины души.
— Из огнеметов стреляли наши? Это факт? — уточнил Руслан.
— Да, — ответил Криворотов.
— Из танков стреляли, это факт?
— Да, — согласился прокурор.
— Тогда почему вы не возбуждаете уголовное дело против того, кто дал приказы о применении тяжелого вооружения?! — почти крикнул Тебиев.
— Сейчас проводится ситуационная экспертиза (она проводится чуть ли не с ноября. — Ред.), которая оценивает приказы руководящего состава, действия подчиненных в рамках этих дней. Только после того, как эксперты дадут свое заключение о правомерности или неправомерности действий, мы будем квалифицировать эти действия по закону.
— Но международной конвенцией запрещено использовать огнеметы в такой ситуации! — возмутился Руслан.
— На этот счет и есть эксперты, — кивнул Прокопов. — Если эксперты вынесут заключение, что данное оружие применять было нельзя, значит, эти люди, которые давали приказ и применяли, будут нести уголовную ответственность.
— Поймите! — попытался донести свою мысль Руслан Тебиев. — Оружие это запрещено международной конвенцией.
— Если бы это оружие было запрещено международной конвенцией, то оно бы не стояло на вооружении в наших войсках! — нетерпеливо сказал Прокопов. — Я специально получил ответ от военных, что «Шмели» у нас не запрещены. Конвенцию мы вытащим из интернета и еще раз посмотрим. Но я сомневаюсь, что огнеметы РПО-А запрещены конвенцией. Дело в том, что огнеметов — целая серия. Есть огнеметы, изобретенные ранее, их применение категорически запрещено. Есть огнеметы, применение которых допускается.
— При антитеррористической операции? — усомнился Эльбрус Тедтов.
— При освобождении заложников? — не сдержались журналисты.
— Нет! — воскликнул Прокопов. — Подождите! Послушайте!
— Давайте сконцентрируемся все-таки на том, зачем мы сюда прилетели. Мы прилетели передать вещественные доказательства… — вклинился сенатор Бугулов.
— Да! — выдохнул прокурор Прокопов. — Если вы на самом деле, а не на словах придаете значение этим вещественным доказательствам, то дайте следователям работать.
Но жители Беслана проигнорировали призыв к сотрудничеству.
— Почему вы не скажете, что применили запрещенное оружие, от которого погибли наши родственники? — спросил Руслан Тебиев.
— Как только будет экспертиза… — начал объяснять прокурор Криворотов, но его перебил Эльбрус Тедтов.
— Семь месяцев прошло, а вы все не можете экспертизу сделать…
— Скажите! — искренне возмутился прокурор Прокопов. — А что, теракты, подобные Беслану, были когда-то?
— У нас в республике с 2001-го по 2004-й было 13 терактов, — ответил Руслан Тебиев. — Выводов так и не сделали. Мер не приняли.
— Ну да, мы же их и расследовали, — гордо сказал Криворотов.
— Разрешите, я скажу, — попросил слова Прокопов. — Подобного Беслану теракта еще не было, поэтому и экспертизы такой не было. Это чрезвычайно сложная вещь. Нужно оценить все, а огульно обвинить кого-то, чтобы вы успокоились… Это будет еще одним преступлением.
— Но вы же возбудили уголовное дело против заместителей начальника РУВД? — спросил Виктор Аликов (потерял в школе дочку, учительницу Альбину Аликову).
— Правильно, — кивнул Прокопов. — Потому что мы установили, что они не выполнили приказ по усилению и обеспечению безопасности школ и иных объектов и допустили халатность, повлекшую тяжкие последствия. Они виновны и понесут наказание.
— А наш министр внутренних дел понесет свою ответственность как член штаба? — спросил Аликов.
— Никто из них не понесет ответственности… — мрачно сказал Руслан Тебиев.
— Ну почему вы в этом так уверены? — спросил прокурор Прокопов.
Тем временем следователь как бы параллельно разговору заполнял протокол допроса свидетеля, время от времени уточняя детали. Всем присутствующим прокуроры дали понять: одним огнеметом больше, одним меньше — НЕПРИНЦИПИАЛЬНО. Процедура передачи скандальных вещдоков стала второстепенной. На наших глазах официальные лица сменили тактику, мы стали свидетелями, как заранее отрицалась сама возможность привлечения к ответственности тех, кто действительно отдавал приказы стрелять по школе из танков и огнеметов.
Во время передачи вещественных доказательств было выяснено: стреляли из огнеметов с крыш домов по Школьному переулку сотрудники Центра специального назначения. Проще говоря, спецназовцы. ЦСН — это юрисдикция ФСБ, а танки и допрошенные танкисты (их допросы должны быть в уголовном деле) находятся в подчинении 58-й армии.
58-ю армию возглавляет генерал Соболев. Операцией по штурму, по словам свидетелей, руководил заместитель директора ФСБ Проничев. Вот, собственно говоря, те люди, которые отдали приказ об использовании оружия огромной разрушительной силы (см. фотографии школы) против 32 боевиков, а заодно и 1200 заложников.
Впрочем, есть основания полагать, что, как и в случае с норд-остовским газом, применение огнеметов, гранатометов, танков будет признано оправданным.
…Устав от количества все время повторяющихся, по сути, вопросов, ситуацию решил раз и навсегда разъяснить руководитель следственной группы Константин Криворотов. Но что-то мешало ему назвать вещи своими именами.
— Стреляли те, кто штурмовал, кто проводил штурм по освобождению заложников. Возможно, и сотрудники ЦСН.
— Раньше вы говорили, что такое оружие было у боевиков? — спросил Мурат Кабоев. — Зачем?
— Вполне возможно, что у них это оружие было и они его использовали.
— Нет, мы имеем в виду именно те огнеметы, которые вы нашли на крыше 37-го дома по Школьному переулку и которые, по первым заявлениям Шепеля, принадлежали боевикам. Так кто из них стрелял, наши или террористы? — не отступал Мурат.
— Я не могу точно сказать, — замялся Криворотов.
— У нас есть свидетели, которые видели, как спецназ заносил на крышу этого дома огнеметы…
— Никто не скрывает, что огнеметы применяли при штурме, — рассердился Криворотов. — У нас девять тубусов. Никакого секрета нет, что их применяли при освобождении заложников. Никто этого не отрицает. Они применялись. Третьего числа. Но третье число — это достаточно большой промежуток времени. Это относится и к моменту применения танков. Танки применялись по засевшим в подвале боевикам.
— Вы говорили, что стреляли только по боевикам, — уточнил Руслан Тебиев. — Но с самого начала нам говорили, что боевики прикрывались заложниками… Значит, стреляли и по заложникам тоже?
— Я не говорил этого, — попытался убедить людей прокурор Прокопов. — Я говорил о том, что тяжелое вооружение применялось тогда, когда в школе живых заложников уже не было.
— А кто это определил? — спросил Саша Гумецев. — Как можно определить, что в помещении, по которому во время штурма стреляли танками и огнеметами, не было заложников?
— В тех помещениях, по которым стреляли танки, не были потом найдены иные трупы, кроме боевиков. Это доказательство или нет?
— Не доказательство, — жестко сказал Гумецев. — Это стало вам известно уже ПОСЛЕ штурма. А во время штурма этого никто не мог знать. Логика понятна? Так кто и как во время штурма определял безопасность использования тяжелого оружия, кто и как определял, что в тех помещениях, по которым стреляли, были только одни боевики?
— Есть свидетели из потерпевших, — удивил всех руководитель следственной группы Криворотов. — Они показали, что, когда применялись огнеметы и танки, в помещениях школы были только боевики. Заложников рядом не было.
— Вы можете назвать фамилии этих свидетелей? — спросили следователя Криворотова. Но он замялся:
— Нет. Не помню.
— Но в уголовном деле эти показания есть?
— Да. В деле такие показания должны быть.
А сенатора Эрика Бугулова интересовали и вопросы корпоративной этики: нужно ли ему «светиться» в протоколе выемки вещественных доказательств.
— Ну раз вы настаиваете, то запишите меня в протокол, — решил наконец сенатор. — Только не указывайте, что я член парламентской комиссии! Не называйте место моей работы! А то у нас может выйти ведомственный конфликт… Можно я подпишу протокол как простой гражданин?
Как только протокол подписали понятые (журналисты «Новой» и «Жизни Правобережья»), сенатор Бугулов пожал всем руки, гарантировал дальнейшее сотрудничество и ушел по делам.
Остальные расходиться не спешили. Они все пытались понять очевидные (по мнению прокуратуры) факты:
— С помощью винтовки с лазерным прицелом можно ТОЧЕЧНО уничтожать боевиков. Это понятно. Но непонятно, как можно точечно уничтожать огневые точки террористов из танков и огнеметов?
— В данной ситуации было приемлемо использование такого оружия, — терпеливо объяснял Криворотов.
— Можно я объясню вам принцип действия «Шмелей»? — предложил непонятливым прокурор Прокопов. — Можно потушить спичку о бензин? Да. Хотя бензин — легковоспламеняющееся вещество. Но если вспышка, которую нам в данном случае дает спичка, слишком мала и скоротечна, то поджечь бензин нельзя. Точно так же с огнеметами «Шмель». В материалах дела есть допрос эксперта. Эксперт исследует тактико-технические характеристики огнемета «Шмель». Эксперт сказал, что принцип действия этого огнемета — не зажигательный. У «Шмеля» — термобарическое воздействие. Снаряд сгорает мгновенно и ничего не успевает поджечь, а после выстрела возникает вакуум. Но поджечь он ничего, например крышу, не может. Если бы из огнеметов стреляли по крыше спортзала, то крыша бы разлетелась, а спровоцировать пожар, по словам специалистов, огнеметы не могли. Крыша загорелась от взрывов в спортзале…
— То есть вы хотите сказать, что действие огнеметов можно сравнить с зажженной спичкой?
— По принципу действия — да, — подтвердил прокурор Прокопов. — Это самая элементарная физика.
— Но как объяснить, что в спортзале сгорела крыша, а пол не сгорел? — спросил Мурат Кабоев.
— Это надо поднимать экспертизы, — ответил руководитель следственной группы Криворотов.
— А кто ваши эксперты?
— Специалисты 58-й армии и эксперты НИИ ФСБ.
Напомним: из 58-й армии перебросили к школе танковый взвод. А спецназ ФСБ стрелял из огнеметов по школе.
Ольга БОБРОВА, Елена МИЛАШИНА, спецкоры «Новой газеты», Беслан
Опубликовано в «Новой Газете» 07.04.2005, № 25